Страница 100 из 178
— Нет, не оправдываю, — поняв, к чему клонит Махарбек, жестко ответил Мурат.
Махарбек кивнул своим:
— Пойдемте. Будем искать другие пути...
Неохотно повернул следом за братьями Мамсыр, очень неохотно. Так и хотелось ему поскорее рассчитаться с кровником.
— Смотри, Мурат, ни с кем из нас не сталкивайся на безлюдной тропинке, — пригрозил он Гагаеву, уходя...
... Дома было решено, что братья отправятся на поиски счастья в город. Там больше возможностей, да и друзья есть, могут помочь... И тут заартачился Тузар...
— Не хочу в город, братья, — заявил он. — Оставьте меня здесь, в горах...
Махарбек стал было требовать, чтобы Тузар тоже уехал с ними, но вмешалась старая Кябахан и объявила, что она тоже не желает покидать Хохкау и могилу мужа. И попросила оставить с ней и Тузаром ее младшенькую дочь Фаризу. На том спор и завершился.
***
Прошел год. Мурат с нетерпением ждал, когда же Умар одумается, поддержит желание создать колхоз. Но произошло неожиданное. Как-то утром возле хадзара Мурата, направлявшегося в горы, поджидал Тузар Тотикоев.
— Некогда мне, надо сев завершить, говори, зачем пришел, — грубовато сказал Мурат: прошлое не так легко забывается.
— Совета твоего жду, — сказал смиренно Тузар.
— Что-то зачастили Тотикоевы ко мне за советом, — усмехнулся Мурат. — В прошлый раз так и не понял, угрожать мне вздумали или действительно совет спрашивать пришли. Странный получился разговор, очень странный...
— Мы всегда к тебе относились как к другу нашего брата Таймураза, — напомнил Тузар. — Пока не началось все это...
— Относились хорошо, пока я вам нужен был, — возразил Мурат. — И брат твой только о себе думал. Нет, все вы, Тотикоевы, не в своем уме.
— Зря оскорбляешь, — покорно сказал Тузар. — Просто мы не ту дорожку избрали...
— Дорога волка всегда в лес ведет, — привел поговорку Мурат...
— Попытаемся выбрать другую. И я верю, что ты нам поможешь, Мурат. Что скажешь, если я... подам заявление в колхоз?
Чего-чего, а этого Мурат никак не ожидал. Даже онемел от такой наглости Тотикоева. После всего, что случилось, он еще смеет в нашу трудовую семью проситься?
— Думаешь, Тузар, о чем говоришь? — пристально посмотрел Мурат на Тотикоева.
— Думаю, — смело встретил его взгляд Тузар. — Не только о себе, но и о будущих Тотикоевых... Дети пойдут, и от нас с тобой, Мурат, зависит, какая ждет их жизнь. Если будут сторониться всех, то вольно или невольно волками станут. Если же я вступлю в колхоз, глядишь, и они свяжут с колхозом свои мечты... Так что от твоего слова зависит, друзьями будут наши дети или врагами... Я понимаю, что много я не дам колхозу, — вновь заговорил Тузар. — Земли у меня мало, лошадь одна. Но и я, и все мои умеют работать не хуже других. В лени нас никто никогда не упрекал.
И это верно: Тотикоевы не ленивы. И все-таки Мурат нерешительно мялся.
— Прошлое над вами черной буркой витает...
— Прошлое? Советуешь нам жить прошлым, товарищ председатель? А к настоящему веры у тебя нет? Почему оглядываешься? Или невыгодно тебе смотреть на нас? Возьмешься по нынешним делам судить о людях — придется тебе принимать меры к брату своему, Умару...
Мурат вздрогнул. Дождался-таки... То, что так беспокоило, высказал молчун Тузар. Не говорит ли его устами весь аул?
— Не спорь, ты сам знаешь, кто больше вреда несет новой жизни — Умар с его настоящим или я с моим прошлым, — продолжал Тузар. — Но ты прощаешь ему гнилое настоящее, а нам все время напоминаешь прошлое... Несправедливо!..
— Иди, Тотикоев, иди... — тихо произнес Мурат. — Будем создавать колхоз, обсудим твою просьбу.
Ушел Тузар, но буря в душе, вызванная его словами, не утихала... И наконец жестокая, больно обжигавшая правда вынесла свой жуткий приговор в четкой и ясной фразе: Умар, хочет он того или нет, несет вред не только самому себе, но и делу, которому служит Мурат, бросает тень на новую власть...
***
Это случилось в погожий день, когда наконец-то небо над ущельем посветлело и блики солнца заиграли на водных бурунчиках Ардона. Все аульчане — и стар и млад — высыпали на свои участки, и склон горы запестрел рубашками и косынками. Мужчины вскапывали почву, женщины убирали камни и ровняли подпорки.
В разгар работ на дороге показалась бричка, в которую были запряжены две лошади, а третья, привязанная к задку повозки, бежала налегке следом. Бричка не громыхала по дороге, а тяжело переваливалась на ухабах, что может означать только одно: она до предела нагружена. Сидевший в ней горец то и дело взмахивал кнутом, заставляя лошадей ускорять бег...
— Салам Тотикоев! — узнала его одна из женщин, и это имя понеслось по склону горы от одного участка к другому.
Добежало оно и до Мурата. Он приложил ладонь к глазам, всмотрелся... Да, это был Салам Тотикоев. Чего его сюда принесло? Неужто опять нарушит покой Тузара? Ишь, и он оторвался от дела, стоит, опираясь ногой о лопату, и взгляд его внимательно следит за приближающимся братом... .
Но бричка продребезжала мимо участка Тузара и направилась туда, где сноровисто копал землю Умар. Он тоже, конечно, узнал Салама. Но, верный своим привычкам, не прервал работу — выдался хороший денек, и надо было использовать каждую минуту...
На крутогор, возле которого начинался участок Умара, Салам не стал гнать бричку. Спрыгнув наземь, он пешком приблизился к Умару и, приложив к груди ладонь, поздоровался.
«Сейчас ему Умар выдаст! — предположил Мурат. — Ишь как уверены в себе эти Тотикоевы. Или запамятовал Салам, какую память о себе они оставили в ауле? А забыл — так получай!» И отсюда было видно, как напрягся Умар, не сразу оглянулся на Тотикоева, а замер, точно убеждаясь, что Салам осмелился обратиться к нему. Но ожидаемого взрыва гнева со стороны Умара не последовало. Салам что-то говорил и говорил, потом повел рукой в сторону брички. Умар выпрямился, все еще не оглядываясь на Тотикоева, молча слушал. А Салам старался, кидал фразу за фразой, без пауз, потом опять повел рукой, показывая на бричку.
И Умар воткнул лопату в землю, но не стал выворачивать почву, а резко повернувшись, направился к повозке. Обрадованный Салам засеменил перед ним, устремился к бричке и широко отбросил мешковину, из-под которой что-то выглянуло, блеснув под солнечным лучом. Умар, перегнувшись через борт, впился глазами в то, что ему показывал Тотикоев, ощупал пальцами.
Потом Умар коротко что-то бросил Саламу и начал спускаться в аул. Салам, заспешив, схватил вожжи и, не садясь в повозку, угрожающе взмахнул ими на лошадей. Так до самого аула они и двигались: впереди Умар, следом, несколько отстав, бричка, которая, со скрипом перевалив через бугор, въехала в Хохкау...
Что там, во дворе Умара, творилось, отсюда было не рассмотреть: мешал хадзар, прикрывая собой повозку. Но со двора она выехала налегке и, дребезжа по горным выбоинам, легко побежала по дороге. Теперь в бричке находились и Салам, и Умар.
— Куда это они? — невольно вырвалось у Мурата.
— Догадываюсь, — сказал Дзамболат.
Мурат вопросительно оглянулся на отца.
— Направляются к отаре, что пасется на том склоне, — Дзамболат, видя, что Мурат не догадывается, в чем дело, пояснил: — В обмен на то, что привез Салам, Умар отдает ему овец.
Мурат весь вспыхнул от гнева. Неужели Умар дошел до того, что вступил в торговую сделку с Тотикоевыми? Этого не может быть! — твердил Мурат себе до тех пор, пока бричка не направилась в обратный путь: все увидели, что в ней, тесно прижавшись друг к другу, лежали овцы...
— С десяток отдал, — прикинул Урузмаг. — Знать, неплохие вещи привез Салам из города...
Мурат бросил на землю лопату, быстро переставляя ноги, сбежал по склону. Умара он застал перед ворохом вещей, наваленных на топчан.
— Любопытство сюда привело? — усмешкой встретил брата Умар. — И в самом деле, неплохие вещи я приобрел. Посмотри, какой отрез. В самый раз на черкески. Хватит и на меня, и на Руслана, и еще останется на Абхаза, как тот подрастет. — Он, чтоб лучше разглядеть, потянул ткань к окну: — Добротный материал, не один год послужит...