Летучий голландец

Проводник, похоже, удивился тому, что Роуленд об этом не знает.

– Вы не знаете, что Мюиртон – город одноногих мужчин? – спросил он. Судя по всему, проводник обрадовался, что об этом кому‑то можно рассказать. – Это случилось десять лет назад. Подъемник вез вниз большую группу шахтеров. Трос оборвался, и подъемник упал на дно ствола; говорят, на глубину в тысячу футов. Когда подъемник начал падать, все шахтеры проделали стандартную процедуру по правилам техники безопасности. Вот так. – Проводник показал Роуленду, как это делается: дотянувшись до края багажной полки, схватился за нее правой рукой, при этом подняв правую ногу с пола. После чего продолжил рассказ. – Когда они ударились о дно, нога, на которой они стояли, разбилась. – Он ударил кулаком правой руки по левой ладони. – Но это спасло им жизнь. Им всем сделали деревянные ноги. – Проводник улыбнулся Роуленду, довольный тем, что его слушают. – Неместные обычно замечают хромых мужчин, когда мы останавливаемся в Мюиртоне.

Как раз в этот момент один из хромых вошел на вокзал и заковылял к окошечку кассы.

– Видите? – сказал проводник. – Посмотрите на его ботинки.

Хромой оперся на окошко, весело болтая со служащим. Роуленд увидел, что один из его черных ботинок – правый – поношен и сбит, а на левом нет ни царапины.

Проводник ушел, поезд засвистел и снова медленно тронулся. Мужчина в углу купе сидел с закрытыми глазами, хотя Роуленд был почти уверен, что на самом деле он не спит. Роуленду было любопытно, шахтер ли этот человек; на вид мужчина был довольно крепок. Но на нем был костюм в тонкую полоску, а его коричневые ботинки с рантом, хотя и были заляпаны грязью, явно принадлежали не рабочему человеку.

Через пятнадцать минут поезд замедлил ход и въехал в тоннель. А на другой стороне пополз очень медленно по ложбине между высокими голыми холмами. Проводник пришел снова – к своему благодарному слушателю.

– В этом месте нам всегда приходится замедлять ход, – сказал он Роуленду. – Здесь нетвердые почвы.

Поезд медленно взбирался по склону. С другой стороны был пятисотфутовый обрыв, спускавшийся к равнине, что простиралась на три или четыре мили и дальше переходила опять в холмы.

– Это равнина Стровен, – сказал проводник. – Видите, вон там? Все, что осталось от города. Отсюда, с высоты, на него открывается прекрасный вид.

Роуленд посмотрел вниз на равнину и действительно увидел развалины, которые когда‑то были городом. В центре зияла черная дыра – как огромный водосток, в который, судя по всему, сползли многие здания. В него «впадали» дороги; на краях все еще держались камни и деревья. Дома в нескольких сотнях ярдов от провала выглядели совсем нетронутыми, хотя, казалось, они слегка наклонены к пропасти.

– Что здесь произошло? – спросил Роуленд.

– Точно неизвестно, – сказал проводник, – хотя это случилось двадцать лет назад. Подходить близко к этому месту небезопасно. Некоторые думают, что причиной стали горные работы. Здесь многие столетия были шахты. И почвы нетвердые во всей округе.

– Кто‑нибудь погиб? – спросил Роуленд.

– Немногие, – сказал проводник. – Всех предупреждали заранее, а здания начали двигаться за сутки до того, как появился провал. – Он посмотрел на Роуленда, и глаза его иронично заблестели. – Поэтому все, кто хотел уйти, ушли.

Роуленд проглотил приманку.

– Кто‑то не захотел уходить?

– Точно, – сказал проводник. – Некоторые люди, у кого семьи жили в Стровене веками, не уехали. Остались в своих домах, а когда те свалились в пропасть, они ушли вместе с ними. – Он аккуратно посмотрел, закрыты ли глаза второго мужчины. – Шахтеры! – сказал он тихо. – Они же сумасшедшие.

Роуленду нравилось слушать о таких вещах так же, как проводнику доставляло удовольствие о них рассказывать.

– Каррик тоже находится не очень далеко от железнодорожного полотна, – сказал он Роуленду. – Вы наверняка слышали про Каррик.

– Нет. А я должен был про него слышать? – Роуленд понимал, что собеседника не придется долго упрашивать.

– Я думал, все в мире знают о Каррике, – сказал проводник. – Он примерно на десять миль западнее Стровена. В нем тоже больше никто не живет. Болезнь уничтожила почти всех горожан. – Он сделал эффектную паузу. – Да, болезнь. Странная болезнь.

– Правда? – спросил Роуленд.

– Правда. – Проводник улыбнулся, заставив Роуленда ждать. Потом сказал: – Люди заговорили себя до смерти.

Роуленд поинтересовался, не шутит ли он.

– Все, что я знаю, я прочел в газетах, – сказал проводник. – Сообщалось, что люди разговаривали без остановки, и никак не могли перестать, и в конце концов умирали от изнеможения. Есть предположение, что была отравлена вода, и все произошло от этого. Но толком никто до сих пор ничего не знает.

– Это просто невероятно! – воскликнул Роуленд. – В Канаде никогда не происходит ничего подобного.

– А, так вы из Канады?

– Да, – сказал Роуленд.

– Ну, – сказал проводник, – тогда я действительно удивлен, что вы не знаете про Каррик. Было подозрение, что вина лежит на одном канадце. Потом он тоже умер, так что выяснить ничего не удалось.

Проводнику пришлось пойти в другие вагоны. Роу‑ленддобавил Каррик к списку того, о чем ему хочется узнать побольше. Он посмотрел на своего спутника: слушал ли тот их разговор? Но глаза пассажира оставались плотно закрытыми, хотя ресницы иногда подрагивали; это добавляло Роуленду уверенности в том, что мужчина притворяется. Роуленд удовольствовался тем, что записал все рассказанное проводником. Он планировал когда‑нибудь проверить эти факты.

Поезд пришел в Глазго. Второй пассажир взял сумку с полки и молча вышел из купе. Роуленд сходил в привокзальный кафетерий и съел сэндвич с сыром. Потом спустился примерно на милю к реке, где стояли у причала корабли. Он увидел обшарпанное здание с еще более обшарпанной гостиницей – как сгнивший зуб в сгнившей челюсти. Отель назывался «Блуд». Бар выглядел не особо респектабельно и в основном был заполнен моряками и женщинами с черными от туши глазами. Портье оказался маленьким человечком с хитрыми глазками над черным конусом, который прикрывал то, что осталось от его носа.

Роуленд снял комнату. Он пробыл там всего три дня. По утрам расплачивался в гостинице и с рюкзаком за плечами ходил вдоль доков, растянувшихся на несколько миль по обоим берегам реки, – искал корабли, которые направляются в Северную Америку. Но забастовка, выгнавшая Роуленда из Англии, поразила и здешние основные пассажирские рейсы, поэтому каждый вечер ему приходилось снова возвращаться в «Блуд».

Он возлагал надежды на то, что какое‑нибудь грузовое судно возьмет его пассажиром.

На третий день – это была пасмурная суббота – Роуленд провел много часов, бродя по северному берегу. Внезапный шквал заставил его укрыться в таверне на обдуваемом ветрами углу грязного многоэтажного здания. Таверна называлась «Меч горца», и ее грязная вывеска выглядела, как закопченная кровоточащая рана.

Роуленд вошел в бар; пришлось миновать шесть или семь человек в промасленных спецовках портовых рабочих. Они сгрудились вокруг моряка, у которого были впалые щеки и желтоватая кожа.

– Пейте, – говорил он. – Это за мой счет. Давайте, друганы, не Стесняйтесь. – Человечек был маленького роста; он разговаривал на кокни высоким завывающим голосом.

Портовым рабочим подали кружки пива.

– Ваше здоровье! – сказал человечек, поднимая кружку. Они все выпили залпом; потом матрос причмокнул губами.

– Какой вкус! – сказал он. – Я думал, друганы, что мне уж больше никогда не выпить пинты пива. Я счастлив, что слинял с этого корабля смерти, должен вам сказать.

Докеры вежливо слушали человека, который заплатил за их пиво. Роуленд тоже остановился послушать.

– Как я уже говорил, мы шли от Западного побережья Африки, – сказал матрос. – Мы были на полпути к островам Зеленого Мыса, и вот тогда часть команды заболела. Мы подумали, что это какая‑то лихорадка. Если был в Африке, всегда ждешь лихорадки. Поэтому мы не беспокоились. Но эта болезнь была совсем другая. Больные сильно потели, а потом, через час или два, пот становился кровью. И кровь начинала течь из глаз, из ушей, отовсюду. – Голос моряка сделался драматичным. – Говорю вам, друганы, я видел это собственными глазами. И через час или два они умирали, все. Да, как пить дать – все умерли.