Негасимое пламя

Чем усерднее следовала правящая верхушка Австралии в русле американской империалистической политики, тем сильное становилось сопротивление австралийского народа, возглавляемого в борьбе за мир организованным рабочим классом и его авангардом — Коммунистической партией. Сразу же после войны, в конце сороковых годов, когда в Европе и в других частях света развернулось широкое народное движение за мир, его австралийские сторонники первыми провели сбор подписей под так называемым «Голосованием за мир». Движение перекинулось на другие континенты, и вскоре по всему миру начался сбор подписей под знаменитым Стокгольмским воззванием, требующим запрещения атомного оружия. Более шестисот миллионов человек — почти четверть населения земного шара того времени — поставили свои подписи под воззванием, откликаясь на убедительное слово сторонников мира. Трудно сказать, насколько весомы на весах истории оказались эти шестьсот миллионов голосов против атомного оружия, но несомненно одно: это всенародное единодушие в осуждении оружия массового уничтожения, охладило горячие головы атомных маньяков, которые размахивали атомной бомбой, шантажируя в те годы Советский Союз.

Австралийские сторонники мира, приняв активное участие в международном движении за мир, развернули широкую и не ослабевающую с тех пор антивоенную кампанию. Уже в 1950 году они провели в Мельбурне Конгресс мира, в котором приняли участие представители других континентов, затем конференцию о войне и мире и молодежный карнавал за мир и дружбу. Созданный в стране Совет мира, включающий представителей не только профсоюзов и левых партий, но и видных деятелей культуры, медицины, свободных профессий, возглавлял всю антивоенную активность, организовав, в частности, в середине пятидесятых годов «Неделю мира профсоюзов», в результате которой родился популярный до сих пор в Австралии лозунг: «Мир — это дело профсоюзов».

С особой широтой и боевитостью антивоенное движение развернулось в Австралии в середине шестидесятых годов, когда австралийское правительство согласилось с требованием Вашингтона послать значительные контингенты войск во Вьетнам, узаконив одновременно мобилизацию молодых австралийцев для несения военной службы за пределами страны. Тогда были проведены первые массовые демонстрации против империалистической авантюры австралийского правительства, молодые австралийцы стали сжигать, как в США, свои призывные карточки и, так же как в Америке, были проведены в 1970 году «мораториумы» — дни, когда все должны были выступить за прекращение войны во Вьетнаме. Они проводились несколько раз и были весьма успешны: люди самых различных общественных слоев, взглядов и убеждений объединялись в «мораториуме», чтобы потребовать немедленного отозвания войск интервентов из Вьетнама, отказа от мобилизации, лишения сайгонского режима поддержки. Под лозунгом «Останови работу, чтобы остановить войну!» в некоторых отраслях промышленности, университетах, школах были проведены забастовки.

Эта борьба австралийских сторонников мира, в которой кропотливая настойчивость перемежается с острыми и драматическими схватками, стала темой романа Катарины Причард «Негасимое пламя». С яркостью, присущей настоящему художнику слова, писательница показывает, что простые люди имеют право и обязаны вмешаться, как говорил Ленин, в вопросы войны и мира, которые были и во многих странах до сих пор остаются в компетенции правящей капиталистической верхушки.

IV

Сюжет романа, как увидит читатель, прост. Способный и преуспевающий редактор газеты и директор ее издательства Дэвид Ивенс, получив известие о бессмысленной и трагической гибели в Корее младшего сына, бросает свою работу, считая себя виновником его смерти.

«Я знал о махинациях, которые вызвали эту «грязную войну», — признается он в разговоре с женой и детьми, объясняя им причину своего ухода из газеты. — Но я не сделал ничего, ровным счетом ничего, чтобы разъяснить людям истинное положение вещей. А ведь, по существу, все было заранее спровоцировано. Вот почему я чувствую себя ответственным за смерть Роба, да и не одного Роба, а сотен других юношей. Да, я не сделал ничего, чтобы воспрепятствовать их отъезду в Корею. Напротив того, я горячо поддерживал эту войну… Я внушал этим мальчишкам, что, вступая добровольцами в действующую армию, они совершают прекрасный героический поступок».

Однако, отказавшись от роли литературного подручного тех, кто направлял политику газеты, Дэвид Ивенс не сразу понимает, что этого мало. Другие журналисты и редакторы продолжали внушать «этим мальчишкам» ложные идеалы, подвергая их жизни опасности. Он постепенно приходит к мысли, что бездействие равносильно пособничеству, и его уединение на лоне природы — бегство от жизни.

«…Мечты о простой жизни вдруг стали ему неприятны. Как! Покинуть поле боя, где, он знал, его настоящее место, арену, на которой люди сражаются оружием своего ума, слова, энергии… Это было бы трусостью».

Постепенно он приходит к мысли, что во имя спасения людей от гибели в войне, особенно от массовой гибели в результате применения атомной бомбы, надо действовать. Он пытается в одиночку выступить против тех, кто ради личного обогащения заинтересован в гонке вооружений, написав резкую и ядовитую статью. Но газета, на которую он рассчитывал, полагаясь на свое имя, отвергает статью без объяснений. Ивенс отправляется к редактору — своему бывшему приятелю-сопернику.

«…Бессмысленно рассчитывать, что народ в силах приостановить гонку вооружений, — сказал ему редактор. — Народ беспомощен. Он не может даже избрать правительства, способного что-то предпринять в этом направлении…

— А почему? — горячо спросил Дэвид, — Потому, что мы с тобой заморочили им голову…»

Попытка Дэвида Ивенса стать своего рода бродячим проповедником идей мира помогает ему сблизиться с простым народом, лучше понять его заботы и тревоги, но его «проповеди» не имеют успеха. Встретившись на улице с женщиной явно из трудовой семьи, он говорит ей о пользе мира, о его благах, и женщина охотно соглашается с ним, но ссылается на отца, который утверждает, что войны всегда были и всегда будут.

«— Не верьте этому, — сказал Дэвид с улыбкой, заметив тревогу в ее глазах. — Мир сильно изменился с тех пор. Изменились и люди, и многие из них сейчас уверены, что можно избежать новой мировой войны, если простые люди, вроде нас с вами, заставят свои правительства приложить усилия к тому, чтобы предотвратить войну, вместо того чтобы готовиться к ней, как это делают они сейчас.

— Вы что — комми? — подозрительно спросила женщина и взялась за ручку детской коляски.

— Нет, я не коммунист, — ответил Дэвид, — хотя я думаю, что коммунисты правы в своем стремлении убедить людей всего земного шара объединиться в защиту мира».

В долгих скитаниях по улицам рабочих районов Мельбурна Ивенс имел возможность познакомиться с людьми самых различных возрастов, склонностей и убеждений. Его встревожило нежеланно молодежи знать историю недавнего и страшного прошлого, когда такие же молодые люди, как они, так же бездумно отправлялись на фронт, чтобы уже никогда по вернуться домой или вернуться искалеченными. Не только первая, но и «вторая мировая война тоже становилась смутным воспоминанием для людей, слишком молодых, чтобы принимать в ней участие». Лишь искалеченные помнили об ужасах войны в понимали, кто ее настоящие виновники.

«— Мы, те, кто остался в живых, — говорил Мик, — должны бы потребовать, чтобы богачи и политики, которые хотят войны, сами отправились на фронт, в окопы. И тогда бы войнам сразу пришел конец…»

Попытка Дэвида Ивенса бороться за предотвращение войны в одиночку не приносит успеха ни ему, ни сторонникам мира, с которыми он знакомится, но продолжает действовать обособленно. Он не поддается уговорам ни студентки-коммунистки Шарн, встреченной им во время «хождения в народ», ни своей дочери Мифф, вышедшей замуж за коммуниста — профсоюзного деятеля и разделяющей его взгляды.