Страница 9 из 21
Питт вздернул плечи, глаза его стали угрюмы.
– Да, на первый взгляд это так. Но я опросил нескольких человек относительно того, чем он занимался вчера днем, и выяснилось несколько интересных подробностей. Вы помните дело Блейна – Годмена, которое рассматривалось примерно пять лет назад?
– Блейна – Годмена?
Драммонд подошел поближе к столу. Лицо избороздили морщины от усилия вспомнить, но, очевидно, ничего не приходило ему на ум.
– Человека распяли на двери конюшни на Фэрриерс-лейн.
– О! – Шеф моргнул. – Да, конечно, помню. Странное и ужасающее убийство. Последовал такой взрыв возмущения… Одно из самых страшных убийств, которые совершались на моей памяти. – Он хмуро взглянул на Питта. – Но какое отношение может иметь смерть Стаффорда в театре прошлым вечером к убийству на Фэрриерс-лейн? Виновный же был повешен.
– Да, – сердито и в то же время с жалостью ответил Питт. Он ненавидел, когда вешали людей, что бы те ни совершили. Одно варварство усугубляется другим; а ведь суд человеческий так несовершенен, так легко ошибиться, так мало люди проникают в суть дела… – Стаффорд был одним из тех судей, кто отклонил апелляцию Годмена, – продолжил он, – и сестра, осужденного, актриса Тамар Маколи, с тех самых пор пытается добиться нового слушания. Она уверена, что ее брат невиновен.
– И это вполне естественно, – прервал его Драммонд, – людям очень трудно смириться с тем фактом, что их родственники, даже просто друзья, могут быть виновны в таких страшных злодеяниях. Но она была вчера на сцене, так что вряд ли могла подсыпать яд во фляжку судьи Стаффорда. А что в ней? Виски?
– Понятия не имею. – Томас взял фляжку, отвинтил пробку, поднес ее к носу и осторожно вдохнул. – Да, это виски. Разумеется, в момент его смерти она была на сцене, но раньше, в тот же день, приходила к нему домой. – Завинтив пробку, он поставил фляжку на стол.
– О! – Драммонд удивился и встревожился. Картина происшествия омрачалась. – Но зачем ей было убивать Стаффорда? Каким образом это могло способствовать посмертному оправданию ее брата? Или она утратила весь свой здравый смысл, а заодно и способность соображать?
Питт невольно улыбнулся.
– Понятия не имею. Я только рассказываю, что случилось вчера, и теперь отдаю вам фляжку, чтобы вы могли отправить ее тому, кто станет заниматься расследованием дела, если такой человек найдется.
– Мистер Сэмюэл Стаффорд, – улыбнулся Драммонд, и лицо, обычно серьезное и даже аскетическое, совершенно преобразилось от обаятельной улыбки. – Судья Апелляционного суда Ее Величества королевы. Очень, очень важная персона! Нет, этот случай достоин ваших талантов, Питт! Да, дело деликатное, преимущественно политическое и потребует очень тактичного расследования, если окажется, что это действительно убийство. Думаю, за него лучше приняться вам самому. Определенно так. Да. Передайте все, что есть у вас сейчас на руках, другим – и займитесь расследованием вчерашнего происшествия.
Драммонд взял со стола фляжку и отдал ее Томасу, взглянув на него одновременно насмешливо и поощрительно. Питт долго и пристально глядел на шефа, затем протянул руку к фляжке.
– И держите меня в курсе событий, – приказал Драммонд. – Если это убийство, действовать нужно очень быстро.
– Нам нужно действовать по справедливости и наверняка, – с жаром поправил его Питт, но, увидев тень озабоченности на лице шефа, широко улыбнулся. – Дипломатично.
– Идите уже, – буркнул Драммонд.
Внезапно он улыбнулся – не потому, что во всей этой ситуации было хоть что-то забавное. Но по совершенно непонятной причине Драммонд вдруг почувствовал, как на сердце потеплело, и он снова осознал, что людские странности: эксцентричность, неуправляемость и честность, способность смеяться и сожалеть, то есть истинно человеческие качества, – всё это бесконечно важнее, чем любая политическая целесообразность или, скажем, правила поведения в обществе. В его сознании вдруг непроизвольно всплыло лицо Элинор. Но теперь он не ощутил прежней острой боли. Черная безнадежность отступила.
Поначалу Питт удивился, что расследование поручили ему, но, подумав, решил, что удивляться тут нечему. Драммонд отлично понял Томаса, когда недавно тот отклонил предложение повысить его в должности. Питт не хотел сидеть за столом и указывать другим, что делать, когда сам он обладал большим опытом расследований и любил это дело; поэтому и отказался, хотя прибавка к жалованью была весьма существенной. А она пришлась бы крайне кстати… Томас согласился бы на новое назначение из-за Шарлотты, детей и того, как изменилась бы вся их жизнь, но именно жена воспротивилась тогда этому – она знала, как много значит для Питта работа детектива.
Однако время от времени Драммонд говорил, что доверил бы Питту все самые деликатные расследования, связанные с политикой, и это было скрытым поощрением. Шеф словно повышал его в ранге, в то же время используя следовательские способности Томаса самым эффективным образом.
Врач судебной экспертизы был незнаком инспектору, прежде они не встречались. Когда Питт вошел в лабораторию, тот стоял за микроскопом у огромного мраморного стола. Лицо его выражало предельную сосредоточенность. Вокруг во множестве стояли бутылочки, реторты и прочие медицинские сосуды. Врач оказался здоровенным мужчиной, таким же высоким, как Питт, только гораздо шире и плотнее, хотя ему вряд ли было больше тридцати пяти. Ярко-рыжие волосы возвышались над головой, словно шапка, а борода напоминала воронье гнездо.
– Поймал! – сказал он радостно. – Клянусь небом, я таки его поймал! Входите и располагайтесь, кто бы вы ни были, и вооружитесь терпением. Через минуту я буду к вашим услугам.
Голос у него был высокий, и говорил он, безотрывно продолжая смотреть в микроскоп, с мягким акцентом жителей горной Шотландии.
Было бы ребячеством обижаться на такое приветствие, и Питт поступил так, как его и просили. Добродушно усмехнувшись, он вынул фляжку из кармана, чтобы сразу же передать ее врачу, как только подвернется подходящий момент.
Несколько минут прошло в молчании, и Томас воспользовался этим, чтобы оглядеть беспорядочное скопление кувшинов, бутылочек и колб, в которых содержались образчики всевозможных тканей. Затем патологоанатом оторвался от микроскопа и улыбнулся Питту.
– Итак, – сказал он жизнерадостно, – чем могу быть полезен, сэр?
– Инспектор Питт, – представился полицейский.
– Сазерленд, – ответил патологоанатом. – Я уже слышал о вас. Должен был сразу вас узнать, извините. В чем дело? Убийство?
– На данный момент меня интересует лишь содержимое этой фляжки, – улыбнулся Томас. – Хотелось бы знать, что в ней.
Он передал Сазерленду сосуд. Тот взял его, отвинтил крышку и осторожно поднес к носу.
– Виски. – Он взглянул на Питта поверх фляжки и опять нюхнул. – Купаж не очень, но, видимо, дорогой. А что там еще содержится, это надо посмотреть. У вас имеются предположения?
– Возможно, там опиум.
– Странный способ им угощаться… Всегда полагалал, что его обычно курят и что от такой привычки не слишком трудно воздержаться.
– Мне кажется, опиум был принят не намеренно.
– Убийство, значит! Так я и думал. Дам знать, как только исследую содержимое. – Он поднял фляжку и прочел выгравированное на ней имя. Линии его лица обозначились резче. – Это не он ли умер вчера вечером? Слышал, как уличные мальчишки-газетчики что-то такое кричали…
– Да, он. Дайте мне знать как можно скорее.
– Разумеется. Если это опиум, я буду знать об этом к вечеру. Если там что-нибудь другое или вообще ничего нет, это займет побольше времени.
– Вскрытие?
– А я и говорю сейчас о вскрытии, – быстро ответил Сазерленд. – Определить, что намешано в виски, – для этого потребуется всего минута. Это несложно. Даже в таком напитке, если он намеренно чем-то не разбавлен.
– Хорошо. Я скоро приду за результатом.