Страница 61 из 97
– Ты тяжело этим переболеешь, но другого пути, если ты действительно хочешь быть счастливым, у тебя нет.
– Только она, единственная, может стать твоей судьбой. И никто иной более. Запомни это. Я от всего сердца говорю тебе это.
И она, неожиданно для меня, поклонилась мне до земли, даже правую руку выбросила вперёд и коснулась ею моих ног и тут же – словно истаяла.
Не ушла, не удалилась, а на самом деле истаяла в наступивших сумерках.
Больше я её не видел ни разу, хотя искал по всей Ялте и всегда, завидев цыган, устремлялся к ним навстречу.
Один раз, старая, с дымящей трубкой в руках цыганка, сама меня остановила и сказала:
– Не ищи её генерал, не надо. Это судьба твоя с тобой говорила. И встретилась с тобой. А искать её не надо.
И часто я с той поры, а был в Ялте ещё дней десять, чувствовал на себе взгляд пронзительных и красивых глаз моей гадалки.
Но когда я шёл к ним навстречу, словно мираж, словно дымка истаивали они в людской толпе и невыразимая грусть при этом наполняла моё сердце.
Когда же я пришёл на прощальный ужин в любимый ресторанчик, на столе, где мы ужинали с цыганкой, лежал букет багровых роз.
И знакомая официантка, так и не сумев побороть растерянность и робость, тихо мне сказала:
– Это Вам велели передать. Она была здесь сегодня. На минуточку. И сказала, что Вы непременно придёте сегодня в ресторан.
И словно это что-то для меня значило, торопливо добавила:
– А знаете, она даже не в цыганском одеянии была. В красивом и строгом костюме. Посидела за столом, на Вашем месте и передала Вам этот букет цветов, а ещё – вот это. Она велела, чтобы эта вещица всегда была с Вами, – и она протянула мне какую-то необычную изумрудную пирамидку, опоясанную золотым ободком.
Я взял подарок в руку. И блаженное тепло, спокойствие и уверенность сразу же разлились по всему моему телу.
И тут я увидел её глаза из темени:
«Прощай, генерал. Ты будешь счастлив. Поверь мне. Господь помилует тебя и сохранит…»
***
28 декабря этого же года я встретил Её. Свершилось предсказание моей гадалки. Составила моё счастье женщина несомненных достоинств, равно выстрадавшая право на счастье.
Но это уже совсем другая история.
И я, давно не удивлявшийся ничему, обращаю к моей спасительнице слова искренней благодарности и восторженной признательности:
– Спасибо тебе, цыганка. Я ещё, оказывается, живой. И дано мне великое счастье – любить и быть любимым, хотя жизнь уже далеко повернула на осень.
Так, я это знаю точно, любят последний раз в жизни. Не хватит сердца больше, так как оно всё, до капли, отдано той, которая стала единственной. Спасибо, милая цыганка.
***
Наши души бессмертны
и они нас хранят всегда,
если мы не предаём память,
и не утратили совести.
И. Владиславлев
ЧАЙКА
Всегда, приезжая в отпуск к родителям, я шёл на этот утёс.
Казалось, что тут примечательного – голая скала, взметнувшаяся над морем, без единой травинки, уходила далеко в безбрежную синеву и века уже, стояла недвижимо в этой благословенной тиши.
И всегда, с юных лет, а ныне – и осень, глубокая, занялась над головой, надо мной парила чайка.
Сознанием понимал, что за долгие годы их переменилось – десятки, а всё казалось – что надо мной – всё одна и та же, раскинув крылья, так и ждёт меня, над этим утёсом, с далёких и безмятежных лет юности.
И я всегда задавал себе вопрос: «Приду ли ещё когда-нибудь сюда? Увижу ли родное и безбрежное море? Буду ли любоваться этой красотой? И что будет в мире, когда меня не станет? Неужели он не заметит этого, не поскорбит?»
Конечно, ответа на этот вопрос я никогда не получал, да и невозможно его получить.
Но твёрдо знал одно, что эта чайка, видение это неземное – мне и спасло жизнь, вытянуло с того света – в далёком и уже забытом многими Афганистане…
***
Бой в горах всегда скоротечный, заполошный и неожиданный.
И как бы ты не готовился к нему, как бы не ожидал, что в любую минуту из-за скалы ударит автоматная очередь, гулко стеганёт гранатомёт – первый выстрел – он всегда неожиданный.
Это уже потом сознание начинает работать расчётливо и хладнокровно.
И ты ищешь, слившись воедино с автоматом, свою цель и нажимаешь на спусковой крючок, успевая заметить, как переломился, да и затих за камнем твой враг.
Тут же прячешься за скалу от огненных струй с той стороны, которые так же стремятся лишь к одному – чтобы затих и ты, навек, встретившись с раскалённой стаей смертоносного свинца и дал возможность «духам» проскочить твою зону ответственности, к спасительной «зелёнке».
Но за камнем отсиживаться вечно не будешь. Миг – и ты снова стреляешь, не переживая, не испытывая даже чувства ненависти к тем, кто охотится за тобой.
Скоротечный бой заканчивался так же внезапно, как и начинался.
Отошедшего врага никто не преследует. Это уже закон. Скорее – на броню и в путь, к спасительному военному городку затерявшемуся в горах, в этом немом и величественном безмолвии.
И только после вечернего намаза это безмолвие прекращается. Воины аллаха, помолясь своим суровым и беспощадным богам, начинают лениво постреливать по городку, нет-нет, да и залетит, запущенный прямо из машины РС (реактивный снаряд, аналог нашей «катюши») – неприцельно, наугад, но беды натворить может немало, по случаю взорвавшись именно там, где собрались люди.
Помню, как мы обедали по прилёту в Кабул, прямо на аэродроме, в лётной столовой.
Со мной прилетели лётчики-лейтенанты, красивые, молодые, только после училища.
И едва официантка подала им первое, успев, правда, отойти от стола весёлых и говорливых лейтенантов, которые всё выспрашивали у неё номер телефона или адрес, дурашливо и шутливо признаваясь в любви, РС, запущенный наобум, взорвался прямо в ногах этих лейтенантов. Погибли все четверо. Сразу. Их просто разметало в клочья и я думаю, они даже не успели понять, что произошло.
Лёгкая смерть, как говорят на войне. Но это – как посмотреть. Разве можно назвать её лёгкой для человека вообще, сути которого война должна быть противна, а если уж она есть – то только в защиту Отечества, Родины своей.
И эта «лёгкая смерть» отняла не только жизни этих лейтенантов, она выбила целую брешь в будущем, так как они не смогли продолжить свой род, явить своё потомство и растаяли в вечности – на самом взлёте, так и не став твёрдо на своё крыло.
Представляю, как зайдутся, видел не раз, в крике отчаянья их матери, которые ещё только вчера прижимали свою кровиночку к сердцу и молили Господа за его здоровье и благополучие.
К слову, я открыл не изведанный никем закон – почему в последнее время стало больше верующих, тех, кто даже слепо, не сознательно, стал искать утешения в церкви – горя стало больше. И в этом горе – власть, государство – не помощник человеку, не поддержит его и не попечалуется вместе с ним за невосполнимые утраты. Нет, скорее всего – ещё и ударит наотмашь, заявив от имени государства, устами пресыщенного негодяя: «А я тебя туда не посылал!»
Вот и пошли матери, а за ними – и отцы в церковь, которая, если и не утешит и никогда не вернёт дорогую утрату, то хотя бы – не осудит и пообещает «царствие небесное» в той, вечной жизни.
А так как скорби умножаются, горе всё прибывает и прибывает, то и множатся ряды тех, кто тщится, хоть в церкви, найти своего заступника.
Не станут исключением и эти несчастные матери пацанят-лётчиков, которым через несколько дней придёт домой чёрная весть, а однополчане доставят страшный «груз 200», который и вскрыть нельзя, посмотреть в остатний раз на своё дитя, кровиночку свою, которой отдано столько сил и столько труда.
А ещё через месяц-другой военком, если он совестливый мужик, вручит лично, пряча глаза, орден Красной Звезды, как правило, «за мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга».