Крымские истории

Официантка красиво накрыла их стол к этому времени и он, не спрашивая её, что Она будет пить – налил, доверху, две изрядные рюмки коньяку и поднявшись из-за стола, сказал:

– За всех, кто не с нами. За все наши утраты.

Она тоже выпила свою рюмку до дна и, выдержав минутную паузу, с какой-то виноватой улыбкой, сказала:

– Можно, я поем немножко, а то у меня голова сразу закружилась.

Он всё время подкладывал ей вкусную еду, уже понемножечку подливая коньяк и всё время слушал Её бесхитростные истории.

Да их и не было много – работа, дом, забота о дочери, а теперь – о внуках, которые стали высшим смыслом её жизни.

О личной жизни и судьбе ничего не говорила, не спрашивала и его об этом, бережно обходя эту тему.

И только один раз, всё же ему сказала, с такой грустью и болью, что он даже вздрогнул:

– Замуж я так и не вышла. Были достойные люди, предлагали руку и сердце, а я не могла. Не могла изменить памяти о том курсанте, который мне встретился в те далёкие годы…

При этих Её словах зазвонил телефон. Она взяла трубку и выслушав того, кто ей звонил, ласково и тепло ответила:

– Нет, нет, доченька. Всё хорошо. Я сейчас сижу в ресторане, возле Ласточкина гнезда.

И вновь стала слушать дочь, а затем, засмеявшись – красиво и звонко, с отчаянной гордостью ответила дочери:

– А что, твоя мать уже не может никому понравиться? Ты бы только видела, какой у меня красивый и благородный кавалер, – и она лукаво, заговорщицки, ему подмигнула.

– Нет, ты приезжай за мной в «Лазурный», часа через… – и она посмотрела на него.

– Часа через два, – ответил он, посмотрев на свои часы.

Разговор с дочерью Она больше не коментировала, только обдала его таким жаром взгляда, что он, торопясь, вновь закурил свою душистую сигарету.

Но уже после разговора с дочерью, как-то виновато, спросила:

– А твоя семья, Владичка?

– Двое детей, сын – тоже военный, дочь – мать двоих детей, занята ими, до этого – дизайнер-оформитель.

– А… жена…

– Жены нет, в девяностом году погибла в Баку, во время известных событий. Врач, спасала людей, снайпер убил в спину…

– Прости…

После наступившей паузы, искренне порадовалась за него, когда он коротко сообщил, каких успехов достиг в службе – стал генерал-лейтенантом, академиком, профессором. До сей поры преподаёт в академии Генерального штаба, возглавляя кафедру.

– А это – тоже за Афганистан, – и она дотронулась пальцем, осторожно и бережно, до Золотой Звезды Героя Советского Союза, на левой стороне его пиджака.

– Да, это за Афганистан, ещё за первый раз, – и он больше не стал развивать эту тему.

К счастью, в его сумке оказалась его последняя книга и он, положив её на стол, стал думать, как её подписать.

Он ведь, кроме её имени, не знал ни фамилии, ни отчества.

И она, взяв книгу в свои руки, увидела на обороте обложки его портрет, в форме, долго вглядывалась в его лицо.

А затем – просто и тихо сказала:

– Так и подпиши её мне – Галине. Просто – Галине, не забыл ещё, как меня зовут?

– Нет, этого я не забывал никогда…

Незаметно, за разговорами, пролетело время.

И когда у их стола остановилась яркая, очень красивая молодая женщина, не более сорока лет, он вздрогнул, а в области сердца у него загорелся какой-то негасимый внутренний пожар:

«На кого она похожа? Нет, нет, материнского – очень много. Но иная порода властно прорывается в чертах её лица» – и он, напрягая свою память, старался припомнить, кого же напоминает ему дочь женщины, которая сидела напротив него и тихо и счастливо улыбалась при этом.

Насладившись его растерянностью, а также дочерним изумлением, с которым та не могла справиться, увидев его, Она, наконец, произнесла:

– Знакомься, Виктория, это – твой отец – Владислав Святославович Измайлов…

Земля качнулась и медленно куда-то уплыла из под его ног.

Последнее, что он услышал в этой жизни, были Её слова.

Она не кричала, а положив его голову себе на колени, сидя прямо на полу, тихо и бессознательно повторяла:

– Не уходи, не уходи, родной мой… А как же я? Не оставляй меня… Я не хочу жить без тебя. Я и так всю жизнь жила без тебя, но всегда – с тобой в своём сердце…

***

По настоящему любить

способны только те,

кто много страдал и

перенёс множество ударов судьбы.

И кого ведёт по дороге жизни Господь.

И. Владиславлев

ПОД КИПАРИСАМИ ЛИВАДИЙСКОГО ДВОРЦА

Он уже давно не тревожился за себя, за свою судьбу. Хорошего не ждал, плохого, слава Богу и судьбе, не знал, счастья не искал.

И длилось это состояние уже так долго, что оно стало привычным и естественным.

С ним сроднился, с ним вставал и ложился.

Даже боль утраты – ТОЙ, что была смыслом всей жизни, стала отступать. Не зря говорят, что время всё лечит.

Тоска и осознание никчемности своей жизни железной лапой сжали сердце в июне того самого страшного года в его жизни, когда ушла ОНА и не отпускали его уже никогда.

Оставалась единственная страсть – он мог сутками не подниматься из-за компьютера – всё торопился положить на бумагу то, что переполняло его душу.

А сказать ему было что – пройдено и вынесено было столько, что хватило бы, с избытком, и на десять судеб.

Он часто даже сам себе задавал вопрос:

«Как выжил? Наверное, цел остался лишь потому, что не цеплялся за жизнь. Относился к ней не то, чтобы безразлично, нет, цену жизни, особенно, своих подчинённых, знал хорошо и скорбел по каждой утрате – не поддельно, это люди чувствуют сразу, а искренне укорял только себя за то, что до срока закатывалась судьба тех, кто ещё не свершил на земле положенного. И судил себя сурово за это».

И за это его любили, и он знал, что за глаза все его подчинённые давно уже величают его Батей и были готовы за него отдать свою жизнь.

Но он знал, что не это его спасло, а истовая любовь ТОЙ, единственной женщины в его жизни, которая с лейтенантской поры, распростёрла над ним невидимые крыла ангела-хранителя и не уставала их так держать всю их совместную судьбу, все тридцать шесть лет быстротечной жизни.

Он и видел её меньше, нежели мыкал службу по всяким внутренним и внешним фронтам, как он шутил в кругу родных и близких людей, но ЕЁ присутствие ощущал всегда и знал, что его, неведомо за что, вознаградил Господь таким союзом, такой спутницей жизни, таким человеком, такой матерью его детей – единственной и святой.

Ничего похожего более ему так и не пришлось увидеть в жизни.

Поэтому, видать, судьба и ЕЁ обращённые к Господу молитвы, хранили его.

Его сестры, прожившие всю жизнь в Крыму, откуда и он, семнадцатилетним пацаном, ушёл в военное училище, чувствовали его состояние и настояли на том, чтобы он приехал к ним в отпуск.

И он, наконец, согласился. А затем – благодарил судьбу и Господа, что решился на этот шаг.

Сёстры встретили радушно. И на дне рождения младшей сестры, а он как раз и выпал на день его приезда, преподнесли ему царский подарок – путёвку в дом отдыха, в Ливадию.

Двадцать один день.

«Уйма времени, – подумал он, – что я там делать буду?»

«Довершу свою очередную книгу. Это будет лучше всего».

Первые три дня он практически не покидал свой номер. Только на завтрак и обед спускался в зал красивого ресторана, где предупредительные и вежливые служки, конечно же, предупреждённые по каким-то каналам, кто он есть, делали всё от них зависящее, чтобы ему было уютно и комфортно. А так как он был крайне неприхотлив, то его даже раздражало чрезмерное внимание к его скромной персоне.

Ужинал он на балконе своего роскошного номера. Он – прямо нависал над морем и от созерцания вечности было так спокойно и светло его душе, что он от восторга даже немел и мог часами вглядываться в синь моря и недвижимо сидеть, замирая, от давно неизведанного счастья.