Страница 23 из 42
— Нет... — прерывающимся голосом произнесла Женевьева, — не здесь... не надо...
— У меня в теплице есть комната, — прошептал Доменик (оба говорили шепотом, хотя их никто не слышал), — там... кровать...
Он поднялся и потянул девушку за собой. Она повиновалась. Доменик крепко обнял ее за талию, и они двинулись в сторону теплицы.
Они уже сворачивали на аллею, ведущую туда, когда впереди, на следующем перекрестке аллей, мелькнула другая пара, идущая так же, как они, в обнимку. Женевьева узнала их: это были Фуллер с Жоржеттой.
Как и в первый раз, вид этой парочки подействовал на Женевьеву, но теперь по-другому. Словно что-то щелкнуло у нее в голове, она будто внезапно протрезвела.
“Что я делаю, — мелькнула мысль. — Я поступаю в точности как эта... особа. Я же не люблю его! И что будет потом? Он решит, что... Я буду его только мучить”. Она мягко высвободилась из объятий Доменика и остановилась.
— Что случилось? — удивился парень, пытаясь вновь обнять ее.
— Нет, — покачала головой Женевьева, отводя его руку. — Ничего не случилось, просто... не нужно.
— Но почему? — еще больше изумился Доменик. — Ты же согласилась!
— Нет, не надо. И не надо объяснений. Просто... Ну, я поняла, что не нужно этого делать.
— Ну перестань, Женевьева! — уговаривал ее парень. — Ведь нам обоим было так хорошо. Я же чувствовал, что тебе это нравится. Я понимаю, ты боишься... Но все будет хорошо!
— Нет, Доменик, — уже твердо покачала головой Женевьева. — Я ничего не боюсь, но лучше, если этого не случится. Просто я на какое-то время потеряла голову, а теперь она снова на месте. Ты хороший, замечательный, я очень хорошо к тебе отношусь, но...
— А хочешь, я скажу тебе, что именно сейчас случилось, что так на тебя подействовало? — другим, изменившимся голосом внезапно спросил Доменик и, не ожидая ответа, продолжил: — Думаешь, я не заметил этого твоего любимчика, Фуллера? И ты его, конечно, заметила. Вот почему ты стала другой! Мне сообщили, что ты перед нашим первым свиданием вначале приняла его в своей комнате. Я не хотел верить, думал, враки, но теперь вижу — правда. Было такое, а, Женевьева?
Девушка на секунду заколебалась, а затем, твердо глядя в глаза Доменика, ответила:
— Да, Фуллер зашел ко мне в тот момент, когда я собиралась на свидание. Зашел в первый и последний раз. Он вовсе не мой любимчик, и на свидания с ним я не хожу. Я могла бы не говорить всего этого, потому что не считаю, что обязана перед тобой отчитываться. Но я не хочу, чтобы ты мог подумать, что я что-то боюсь сказать. Я не давала тебе повода следить за мной и ревновать меня.
— Ревновать?! — почти закричал Доменик. — И вовсе не думал я тебя ревновать! Больно надо! Ты постоянно липнешь к этим гостям графа, без ума от этих знаменитостей — куда уж мне до них. Ты даже не хочешь видеть, что они на тебя не обращают внимания, только забавляются тобой, словно ребенок — куклой.
— Что же ты, такой гордый, такой независимый, ждешь эту куклу, называешь всякими ласковыми именами? — вскипела Женевьева. — Посмотри сейчас на себя: ты на себя не похож, лопнешь сейчас от злости — и все из-за куклы? Однако хорошо, что ты это сказал — теперь я, по крайней мере, знаю, что ты обо мне думаешь на самом деле!
С этими словами она повернулась на каблуках и двинулась прочь. Однако, не сделав и двух шагов, остановилась и, повернувшись к Доменику, почти выкрикнула:
— И скажи своему доносчику, кто снабжает тебя информацией, что пусть следит лучше — а то я теперь ученая, скрываться буду, встречусь с кем-то, а ты и не узнаешь! Эх, ты!
Она вновь повернулась, чтобы идти, но Доменик подбежал к ней и схватил за руку.
— Ты... ты... — он искал и не находил слова, которым мог бы ударить, унизить ее. — Ты такая же дрянь, как эта водоплавающая шлюха! Готова путаться с первым, кто позовет!
Резким движением — она сама не ожидала от себя такой прыти — Женевьева залепила ему пощечину и пыталась ударить еще раз, но Доменик перехватил ее руку. Женевьева попыталась ударить его другой рукой, парень схватил и ее. Некоторое время они боролись, потом гнев Женевьевы немного схлынул, и желание немедленно отомстить за нанесенное оскорбление ослабело.
— Отпусти меня, — глухим голосом сказала она.
Доменик немедленно выпустил ее руки. Не сказав ему больше ни слова, девушка повернулась и пошла прочь. Она не помнила, как блуждала по дорожкам парка, как вышла к замку, добралась до своей комнаты и рухнула в постель. Она лежала без сил, без мыслей, заполненная каким-то глухим отчаянием.
Внезапно она услышала легкий стук и почти сразу — звук открываемой двери. Меньше всего она сейчас хотела бы кого-то видеть. Женевьева решила притвориться спящей. Тут она услышала голос Шарлотты:
— Ты спишь? Да?
Нет, Шарлотте она не могла отказать во внимании. Женевьева села на постели, делая вид, что только что проснулась.
— О, я тебя разбудила! — воскликнула скульптор. — Извини!
— Я немного задремала — устала, наверно, — с фальшивым оживлением принялась объяснять Женевьева. — Много занималась сегодня. Но я уже выспалась. Давай я зажгу свет.
— Нет, не надо. Давай посидим в темноте, — попросила Шарлотта. Женевьева охотно согласилась — ей вовсе не хотелось, чтобы подруга видела ее сейчас.
Шарлотта сказала “посидим”, однако сама не села, а пошла по комнате, задумчиво трогая руками попадавшиеся по дороге вещи. Женевьева уже некоторое время назад заметила у нее такую привычку: Шарлотте нравилось ощупывать, гладить предметы, ощущать материал, из которого они сделаны.
— Бедняга Лоуренс! — внезапно заговорила Шарлотта, не переставая ходить. — Не успел он уехать, как его возлюбленная перебежала к другому. Несчастный Брэндшоу! Мало того, что он сидел всю ночь, делая расчеты, которые должна была сделать Жоржетта, так она его даже не проводила! Разве не смешно?
— По-моему, совсем не смешно, — заметила Женевьева. — Я видела мистера Брэндшоу утром, когда он уезжал. Ты знаешь, мне стало его жалко.
— Жалко? — с живостью переспросила Шарлотта. Слова Женевьевы, как видно, поразили ее, потому что она прекратила свое кружение по комнате и остановилась. — Тебе стало жалко Лоуренса? Не правда ли, это удивительно, что такой человек — герой, супермен — может внушать жалость?
— Жалость может внушать любой человек, — пожала плечами Женевьева. — Каждый может заболеть, с ним может случиться несчастье...
— Ты знаешь — мне тоже стало его жалко, — призналась Шарлотта. Видно было, что она не слушает Женевьеву. — Он вдруг показался мне беспомощным и, как ни странно, плохо приспособленным к жизни. Мне кажется, он боится людей, не понимает их — и уходит от них в океан, пытается защититься найденным там богатством, каратэ, невозмутимостью. Он чем-то похож на ребенка, на большого ребенка. Он из тех людей, которые хорошо знают, что надо делать в чрезвычайной ситуации, и теряются в обыденной жизни. И еще — он в душе поэт, но стыдится этого и скрывает ото всех, даже от себя.
“Но от тебя он не смог этого скрыть”, — подумала Женевьева, поражаясь проницательности подруги. Кажется, она уже знала причину этой проницательности, этой чуткости к чужой душе. Если так — она готова была позавидовать Шарлотте.
Они еще поговорили о Лоуренсе, о других обитателях замка. Женевьева рассказала о своей сегодняшней встрече с Камиллой, о посещении мастерской Вернона — хотя умолчала о пейзаже с бурей.
— Я давно не была у Филиппа, — заметила Шарлотта. — Да и своя работа что-то не идет уже несколько дней. Не знаю, в чем дело. Все валится из рук. Ты знаешь, я с нетерпением жду этого похода в горы. Наверное, я слишком много работала в последнее время, и мне надо сменить обстановку. Вот вернется Лоуренс, и пойдем. Ему, мне кажется, тоже лучше будет отдохнуть от своей красавицы Жоржетты.
Когда Шарлотта ушла, Женевьева разделась, по-прежнему не зажигая света, и легла. Только тут, в постели, она почувствовала, что у нее болит кисть руки в том месте, где Доменик схватил ее со всей силой. Беседа с Шарлоттой успокоила ее, и она могла уже вспомнить о своем несчастном свидании — без отвращения и гнева на Доменика. Она должна была признать, что сама дала повод для такого его поведения. Не надо было одевать это открытое платье, не надо было терять голову. Могла ли она пойти до конца? Могла, и это, наверное, было бы приятно. Но потом... Как бы они встречались потом? Ведь она, уже собираясь сегодня на свидание, знала, что не любит его. И она хотела ему об этом сказать — мягко, осторожно, чтобы не обидеть — и предложить дружбу. И вот что получилось... Как теперь чувствует себя Доменик? Наверное, он переживает случившееся еще сильнее, чем она. Ведь у него нет в замке друзей, он почти ни с кем не разговаривает. И потом, он такой гордый, и он так унизил себя, пытаясь унизить ее. Женевьева почувствовала, что в ее душе поднимается волна жалости к Доменику, тревоги за него. Она готова была вскочить и отправиться к нему, чтобы утешить, сказать, что она не держит на него зла. Но как он встретит ее? Не поймет ли ее поступок превратно? Она не знала, что ей делать, и решила, что утром все встанет на свои места и тогда она будет знать, что делать.