Страница 29 из 50
Эвальд, до сих пор молчавший, одобрительно кашлянул. Он знает русских как упорных людей, но факты — упрямая вещь. Невозможное есть невозможное, чудес не бывает.
Лещенко прошелся возле стола.
— Мы не хотим вас обременять, господин консультант. Но, поскольку оборудование закуплено у вашей фирмы, нам хотелось бы послушать ваш совет по некоторым техническим деталям плана монтажа.
— О-о! — протянул Фини. — Я пока не имею ничего, что мог бы вам предложить. Я желаю подумать…
Лещенко развел руками.
— Ну что ж, думайте.
Наступило молчание. За окном небо стало темнее, словно сгустилось. Далеко на стеклянной крыше блеснул и погас последний солнечный луч, Кончился короткий февральский день. Ветер закрутил хрупкий снег, мелкие льдинки начали биться в окно.
Сидевший у самых дверей широкоплечий и суровый на вид бригадир слесарей Кузнецов встал и, обращаясь к начальнику цеха, спросил:
— Этот господин американец что-нибудь по-нашему, по-русски, понимает?
На Кузнецова со всех сторон обратились удивленные взгляды.
— Нет, не понимает.
— Тогда вот что я скажу. Все равно, сколько ему ни толкуй, он нас никак не поймет. У него свой характер, а у нас свой.
Кто-то удовлетворенно крякнул. Лещенко отвернулся, чтобы скрыть усмешку. Мистер Фини тронул переводчика Каминского за плечо и спросил о причине веселья. Переводчик смутился и что-то неуверенно, пробормотал.
Лещенко рассказал о плане монтажных работ. Отдельные участки монтажа предлагалось объединить в один общий фронт. На всех узлах, начиная от паросиловой и кончая молотами, ставились монтажные группы. Работы должны проводиться одновременно.
Фини слушал и приглядывался. Поднимались и говорили разные люди. Одни одобряли предложенный план, другие спорили. Одни горячились, другие выбирали слова, произносили их медленно, раздельно, веско. Это чувствовалось даже без переводчика.
Каминский шепотом называл фамилии и профессию выступавших. Вот совсем молодой, с едва пробивающимися усиками, монтажник Алексей Воробьев. Каждое доказательство он отсчитывает, загибая пальцы на руке: первое, второе, третье… Громадного роста, неуклюжий, как медведь, каменщик Васюкин явно не умел говорить. Он потоптался на месте, не зная куда спрятать руки, и, наконец, сказал коротко:
— Понятно, так и сделаем.
Слесарь-трубопроводчик Зайцев, сухощавый, весь, кажется, собранный из сухожилий, решительно заявил, что он не пойдет домой, пока не исполнит задания.
Фини с сомнением покачал головой.
Следующим выступал цеховой парторг Савин. В кабинете стало тише, все слушали внимательно. Переводчик сказал, что монтажники любят и уважают парторга, что парторг квалифицированный рабочий.
Савин говорил о вопросах, которые были мало понятны мистеру Фини. Речь шла о соревновании. Понятие «соревнование» всегда укладывалось в голове американца, как конкуренция, стремление побить своего противника и за его счет получить себе наибольшие материальные выгоды. Но соревнование, к которому призывал Савин, имело совершенно иной смысл. Оратор называл соревнование великой силой, делом чести и доблести. Каминский добросовестно переводил каждое его слово. Консультант, вначале внимательно слушавший, все больше и больше начинал хмуриться. Речь Савина ему не нравилась.
Последним снова выступил Лещенко. Сказал, словно приказ прочитал:
— Говорить, товарищи, хватит. Теперь к делу. Сегодня, 17 февраля, директор завода издал приказ о начале монтажа в отделении легких молотов. 23 февраля мы должны дать первые поковки звеньев, а к началу весенних полевых работ — 96 тысяч звеньев. Приказ у меня. Пленум партийного комитета завода одобрил установленные сроки. Наша задача — исполнить. Сегодня же в ночь начнем. Всем задание понятно?..
— Понятно!
— Тогда вот что. Все вы знаете свои участки. А для общего руководства, в помощь себе, назначаю инженера Любовь Ивановну Соколову. Она комсомолка, человек способный и энергичный. Слушать ее прошу беспрекословно. Тоже понятно?
— А чего тут? Все ясно. Девка она наша, небось, не подведет, — сказал бригадир слесарей Кузнецов и, поднявшись с места, спросил: — Все?..
— Все.
Кузнецов расправил плечи, двинулся к выходу.
Со скамейки встала молодая девушка в черной ватной телогрейке, голубоглазая, с припухшим ртом и вздернутым носиком, тронула Кузнецова за рукав.
— Подожди. Сейчас распределим задания на ночную смену.
Взглянув на нее, Фини понял: это и есть инженер Соколова. Про себя усмехнулся: мало того, что эти русские начальники задумали такое нереальное дело, они и поручили его птенцу.
Эвальд сидел с закрытыми глазами. Фини потрогал его, кивнул головой по направлению к дверям.
— Вы уходите? — спросил Лещенко.
— Да! — ответил консультант.
— Ну, что же, гладкой дороги.
В тоне его Фини не услышал, а скорее почувствовал плохо скрытое недружелюбие. Обернувшись к Каминскому, спросил:
— Что это значит?
Переводчик посмотрел ему прямо в глаза, не торопясь ответил:
— У нас принято говорить такие слова тем, кто уходит.
— А-а. Ну, прекрасно.
И, поклонившись Лещенко, на прощание бросил:
— Сэнк-ю… Сэнк-ю.
На следующий день, в десять часов утра, Фини подъехал к заводоуправлению.
Сквозь морозный молочно-серый туман очертания завода проступали расплывчато. Снег хрустел под ногами. В открытые настежь ворота въезжали подводы. Лошади всхрапывали! Скрипели полозья.
Фини, подняв воротник мехового пальто, пошел к проходной.
У входа стояла толпа закутанных в шали женщин, с корзинками и узелками. Дежурный вахтер, широко расставив нови, загораживал вход, а они кричали и толкали его в грудь…
— Пусти, тебе говорят…
— Пропусти по добру, а то самого вытолкаем!
— Гражданки, сказано вам, без пропуска нельзя. Не положено, — резонно и спокойно пытался оправдать свои действия вахтер, но женщины не слушали его, волновались и продолжали напирать. Наконец одна полная женщина растолкала толпу и закричала: «А ну-ка, бабы, дайте мне!» Она сгребла вахтера в охапку и притиснула его к стене. Женщины ринулись в освободившийся вход, чуть не сбив Фини с ног.
Озадаченный вахтер покачал головой, потом сплюнул и развел руками.
Фини, с интересом наблюдавший всю эту сцену, прищурил глаза и не без иронии спросил следовавшего за ним Каминского:
— Это что? У вас так часто бывает?
Как выяснилось из рассказа вахтера, мужья этих женщин, работавшие на монтаже кузнечного цеха, ночью домой не пришли, а остались на заводе. Встревоженные жены явились сюда сами, прихватив узелки с едой.
Фини удивленно изогнул брови и молча прошел в завод.
Перед входом в кузнечный цех бригада такелажников тянула на катках станину парового молота. Тяжелая, неуклюжая металлическая улита ползла медленно и нехотя. Люди напирали на нее плечами и ломами, пели протяжно и дружно:
— И-и р-р-раз, еще бе-ерем!..
— И-и р-р-раз, еще бе-ерем!..
Консультант прошел мимо, поднялся на второй этаж, в кабинет начальника цеха. Лещенко на месте не было. В кабинете, где еще вчера стоял скромный дубовый стол и простые деревянные скамьи, теперь были расставлены железные койки, заправленные простынями и байковыми одеялами. На одной из них спал какой-то монтажник. Раздавался его храп и неясное бормотание.
Фини брезгливо поморщился, закрыл дверь.
Было очевидно, что монтажники приступили к выполнению обязательств. Этот рабочий, спящий в кабинете начальника цеха, конечно, из числа тех, кто работал всю ночь. Фини подумал об этом вскользь. Мысль, не задерживаясь, последовала дальше. Сам того не сознавая, заинтересовался, много ли сделано за прошедшую ночь. Можно ли верить в успех их дела, или прав он, их консультант?
Медленно спустился в цех, останавливаясь на каждой ступени лестницы. Пристально вглядывался в самый дальний конец пролета, где шли основные работы по монтажу паропроводов.