Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 17

Пребывающие в братию

В настоящем монастыре надлежало быть игумену над братией. Конечно, никого другого не могла пожелать братия в свои игумены, как самого Преподобного Сергия. Но когда возбужден был вопрос об игумене, ему не было еще и тридцати лет: при своих слишком молодых годах он страшился принять игуменство. На некоторое время он уклонился от игуменства тем, что мог дать братии готового игумена. Помянутый выше игумен – старец Митрофан, постригший Преподобного Сергия в монахи, пришел к нему жить, когда собралась к нему братия; этот Митрофан и стал первым настоятелем Сергиева монастыря, став одновременно и его священником. Но Митрофан, прожив в монастыре около года, скончался. Тогда братия решительно приступила к преподобному с просьбой и требованием, чтобы он принял на себя игуменство, и после более или менее долгого колебания, условленного тем же сознанием своей молодости, он наконец, уступая решительнейшим настояниям братии, принял на себя игуменство вместе с восприятием сана священства. Он поставлен был в игумены в 1344 г., в возрасте 30 лет. Еще более молодых лет был поставлен в игумены преподобный Феодосий Печерский, и очень можно думать, что пример Феодосия, который в последующее время Сергий несомненным образом постоянно имел перед своими глазами, и вдохнул в него решимость принять игуменство, несмотря на молодые годы.

В продолжение некоторого времени число братии в монастыре оставалось одним и тем же: 12 человек и игумен. Не выносившие пустынного жития и уходившие, а равно и умиравшие, возмещались вновь приходящими так, что число неизменно оставалось тринадцать. Но пришел к Преподобному Сергию из Смоленска архимандрит, по имени Симон, и разрушил это священное число Спасителя с 12 апостолами, ибо с его приходом началось умножение братии в монастыре. Слава о Преподобном Сергии и его пустыне достигла Смоленска. Архимандрит Симон, бывший старейшим архимандритом в области Смоленской и человеком весьма в ней почитаемым, разжегся желанием пустынного жития и, оставив славу и честь, пошел к Преподобному Сергию, чтобы стать одним из его учеников. Человек очень богатый, Симон вручил свое богатство Сергию на устроение монастыря, к чему этот последний тотчас же и приступил. Прежде всего он поставил в монастыре новую, гораздо большую или совсем большую и настоящую церковь (так же деревянную, как и первая), а затем перестроил и самый монастырь, увеличив его площадь и поставив кельи правильным четырехугольником вокруг церкви (из дальнейшей истории монастыря видно, что четырехугольник келий, будучи не особенно больше по размерам, облегал церковь довольно близко и что между кельями и стенами монастыря оставалось большое пространство, на котором, как нужно думать, находились огороды братии и всякие хозяйственные постройки).

Великое изобилие и богатство ожидало монастырь Преподобного Сергия, и это изобилие и богатство увидел еще он сам. Но начал он во скудости. Получив небольшое наследство после родителей, он все отдал его своему младшему брату Петру, так что пошел в пустыню, не имея у себя ничего. Пока он жил в пустыне один, он нуждался только в хлебе, который, как мы сказали, вероятно, доставлял ему младший брат. Но когда составился в его пустыне монастырь, нужно стало церковное вино для служения обеден, нужны стали восковые свечи для служения всяких церковных служб. Иногда не доставало одного и других, так что служение обеден приходилось откладывать, а петь заутрени приходилось вместо свеч с лучиной березовой или сосновой. По свидетельству преподобного Иосифа Волоколамского, в монастыре Сергиевом в первое его время писали книги, нужно подразумевать – богослужебные, не на пергамене или бумаге, а на бересте.

При всей возможной ограниченности потребностей доводилось иногда испытывать нужду и самому преподобному. Один раз, когда уже он был игуменом монастыря, у всей братии случился крайний недостаток съестного, а у него самого совсем не стало ни хлеба, ни соли. Три дня он переносил голод, но на четвертый день, будучи не в состоянии больше терпеть его, взял топор и пошел к одному старцу, по имени Даниил, о котором знал, что тот имеет несколько лишнего хлеба и вместе с тем нуждается в плотницкой работе. «Я слышал, старче, – сказал он Даниилу, – что ты желаешь пристроить сени к своей келье; чтобы не быть праздным, я пришел к тебе поставить сени». – «Действительно, я желаю пристроить сени в келье, – отвечал Даниил, – давно приготовлен у меня для этого и лес, и только жду из села плотника; а что касается до тебя, – прибавил он Сергию, – то боюсь, что ты слишком дорого возьмешь с меня за работу». Сергий отвечал, что, напротив, он желает взять очень дешево, а именно – лишь те гнилые хлебы, которые он имеет и которыми ему, Сергию, пришла охота полакомиться, и прибавил, что он сделает ему сени лучше всякого плотника. Даниил вынес Сергию решето гнилых хлебов, т. е. наломанных кусков хлеба, и сказал: «Вот, если это хочешь получить за работу, то с удовольствием дам, а больше не могу ничего дать». Сергий отвечал, что этого с излишком достаточно, и сказав Даниилу, чтобы взял пока хлебы, ибо он, Сергий, не хочет получать платы за дело, прежде чем не сделает его, принялся за работу. Целый день он работал, и к вечеру были готовы сени. Тогда взял он от Даниила заработанные хлебы и пошел утолять ими голод.





В первое время существования монастыря случалось по нескольку дней терпеть голод и всей его братии. Братия питались, главным образом, подаяниями от христолюбцев; но у Сергия было заповедано, чтобы не ходить братии для сбора милостыни по селам и деревням, а принимать лишь ту милостыню, которая будет принесена в монастырь самими христолюбцами. Иногда оскудевало приношение милостыни и братия терпели голод по два дня и более. Когда поднимался между братией ропот на игумена, что он не дозволяет ходить в села и деревни для сбора милостыни, Сергий вразумлял и увещевал малодушных уповать на милость Божию. Это твердое упование преподобного на милость Божию и не посрамляло его. В минуты голода, когда братия бывали близки в отчаянию, Господь возбуждал христолюбцев, которые в изобилии присылали в монастырь хлебов и всего съестного. Жизнеописатель рассказывает один частный, относящийся сюда, случай. Раз братия оставались без пищи в продолжение двух дней. Нашелся в братстве один, который всех вооружил против Сергия указанием на то, что последний не дозволяет им исходить в мир для собирания милостыни. Все пришли к преподобному и говорили ему, что, будучи не в состоянии долее терпеть голод, завтра намереваются уйти из монастыря, чтобы не возвращаться в него более. Преподобный простер к роптавшей братии увещательное слово, и еще не кончил он своего слова, как вратарь монастырский прибежал и известил собрание, что неизвестным христолюбцем прислано множество брашен (а за первым присылом последовали второй и третий присылы столь же изобильные, как и первый).

Преподобный Сергий носит воду для братии

Преподобный Сергий имел своим намерением подвизаться в совершенно удаленной от жилищ человеческих пустыне. Но в окрестности его монастыря желали селиться миряне; он не мог этому воспрепятствовать; и таким образом, хотя монастырь его и остался вне мирских человеческих жилищ, как этому надлежало быть, но оказался окруженным ими на более или менее близком расстоянии. Спустя лет 10 от его основания начали селиться со всех сторон его крестьяне-земледельцы, вырубая лес и ставя свои починки и деревни. Заселение местности шло так быстро, что в весьма непродолжительное время она изменилась до неузнаваемости: где недавно был один сплошной дремучий лес, виднелись села и деревни, окруженные обширными полями и отделяемые одно от других лишь перелесками. И дорога из Москвы в северные города, шедшая дотоле вдали от монастыря, была приближена к самому монастырю, так что он очутился, так сказать, на полознице одной из наиболее проезжих дорог. Не сохраненная монастырем первоначальная его пустынность послужила образцом для последующих ревнителей подвижничества к устроению пустынных монастырей. А сохраненная монастырем отделенность от мирских человеческих жилищ стала потом непременным условием для поставления всякого, сколько-нибудь достойного своего имени, монастыря.