Страница 3 из 17
Оставшись один, Варфоломей прежде всего позаботился о том, чтобы стать настоящим монахом, т. е. чтобы получить монашеское пострижение. В древнее время у нас допускалось и было довольно обычно, чтобы священниками у приходских церквей служили иеромонахи; если эти иеромонахи были вместе и духовниками для окрестного населения (в древнее время право духовничества давалось не всем священникам, а только достойнейшим и способнейшим среди них), то они назывались игуменами, игуменами-старцами; игуменам этим нарочито предоставлялось право постригать в монахи желающих монашествовать (именно желающих монашествовать не в монастырях, где были настоящие игумены для пострижения, а при мирских церквах, в мирских домах и, вообще, в миру, что тогда было допускаемо). Одного из таких игуменов-старцев, по имени Митрофан, и нашел Варфоломей в каком-то из приходов, окружавших его пустыню, и привел его к себе, чтобы старец постриг его в монахи. Митрофан постриг его, нарекши ему имя в честь святого того дня, в который совершено было пострижение, – мученика Сергия, память которого празднуется церковью 7 октября. В день пострижения Митрофан совершил литургию в церквице Варфоломея-Сергия и сподобил его причастия Святых Таин. Жизнеописатель говорит, что присутствовавшие в церкви некоторые люди, вероятно, родственники и радонежские знакомые Варфоломея, пришедшие к нему на его пострижение, свидетельствовали, что в минуту его причащения, как нового монаха, церковь и окрестность церкви наполнились благоухания. В продолжение семи дней по пострижении Преподобный Сергий неисходно пребывал в своей церкви на молитве и питался единственно просфорой, которую дал ему игумен после литургии. Митрофан несколько времени пробыл с ним, чтобы преподать ему наставления относительно монашеской жизни, и затем удалился от него, оставив его, как выражается жизнеописатель, «единого в пустыни безмолствовати и единствовати».
Преподобный Сергий принял монашество в возрасте 23 лет; следовательно, если он родился в 1314 г., это было в 1337 г.
Братья Варфоломей и Стефан горячо молятся Богу перед началом устроения новой обители
В последующее время, в XV, XVI и XVII столетиях монашеское подвижничество посредством совершенно уединенного пустынножития не составляло у нас очень большой редкости: но оно началось у нас именно от Преподобного Сергия.
В пустыне, в совершенном уединении, Преподобный Сергий прожил неизвестное точным образом жизнеописателю время: от двух до четырех лет. Два-четыре года сами по себе – очень непродолжительное время; но два-четыре года жизни в пустыне, в совершенном одиночестве, это – совсем другое дело. Должны были устрашать Преподобного Сергия мечты его собственного воображения, подавлять которое не в человеческой власти; должны были устрашать его разнообразные привидения и явления демонские, которых, по сказанию жизнеописателя, было великое множество, а вместе с этим на совершенном яву – вой и рев вокруг кельи хищных зверей – волков и медведей. А за каждой ночью, полной всяких страхов, следовал день, в продолжение которого нужно было бороться, если не с страхами, то с унынием тягостного и гнетущего душу одиночества. Но мужественно обрекавший себя на все то, чем грозила одинокая жизнь в пустыне, Преподобный Сергий должен был получить и величайшую пользу от этой двухгодичной или четырехгодичной пустынно-уединенной жизни. Не развлекаемый никем и ничем, он должен был проводить время в непрестанном богомыслии, которое представляло надежное ограждение и от всяких страхов, и таким образом твердо укоренить в себе то святое настроение, к которому он горячо стремился.
Время пустынно-уединенной жизни Преподобного Сергия проходило в молитве внешней церковной, состоявшей в отправлении всего круга служб дневных, за исключением литургии, – в молитве внутренней или умной домашней, в непрестанном богомыслии, в чтении слова Божия и в телесном труде. Нет сомнения, что очень невелика была библиотека четиих книг Преподобного Сергия; но если он имел только Псалтирь и Евангелие, если он, читая и перечитывая их, знал их наизусть и столько же твердо напечатлевал их на своем сердце, сколько хорошо знал, то он не имел причин завидовать обладателям и целых больших библиотек четиих книг. Что касается телесного труда, то он должен был вырубать лес около своей церкви и кельи, чтобы образовать около них большую или меньшую полянку, на которой бы мог быть заведен им огород, если не целое пахотное поле.
Преподобный Сергий часто отдавал медведю последний кусок хлеба, сам оставаясь без пищи
Поселившись среди зверей, Преподобный Сергий приобрел их расположение, а с некоторыми из них вступал даже, так сказать, в содружество. Мимо кельи его бегали стаи волков, но ему вреда не причиняли; проходили иногда и медведи и также не беспокоили его. Между медведями нашелся один, который часто начал посещать преподобного: видя, что зверь приходит не со злым умыслом, а в надежде получить подачку, Сергий начал делиться с ним своей скудной трапезой, причем пополам делился с ним и в том случае, когда самому едва хватало. Ежедневные посещения медведя продолжались более года.
Пищу Преподобного Сергия во время его уединенного пустынножития составляли хлеб и вода. Воду он брал из источника или ключа, близ которого стояла его келья; откуда брал он хлеб, жизнеописатель ничего об этом не говорит: по всей вероятности, время от времени приносил или присылал ему хлеб младший брат его Петр, который оставался жить в Радонеже.
Не мог долго оставаться безвестным в своей пустыне Преподобный Сергий. Слава о нем прошла между окрестными монахами, и последние начали посещать его, чтобы видеть необычного у нас пустынного подвижника. Скоро нашлись между монахами и такие, которые возгорелись желанием подвизаться вместе с преподобным в его пустыне и начали обращаться в нему с просьбой, чтобы он дозволил им селиться подле себя. Как мы сказали, Преподобный Сергий удалился в пустыню не с той мыслью, чтобы подвизаться в одиночестве, а с той, чтобы в большем или меньшем товариществе подвизаться вне мира. Поэтому он не только не мог иметь ничего против того, чтобы принимать к себе изъявлявших желание жить вместе с ним, но и должен был весьма этому радоваться. Указывая изъявлявшим желание жить с ним на трудность пустынного жития, преподобный с готовностью и с радостью начал принимать к себе тех, которых не страшила эта трудность. И вот, таким образом и зачался Сергиев монастырь, – последующая и нынешняя знаменитая Троицкая Сергиева лавра.
Все наши тогдашние монастыря представляли из себя монастыри так называемые особножитные. В монастыре был общий над всеми игуменский надзор и была общая для всех церковь, но затем – что касается жилища, одежды и пищи, то каждый монах был совершенно самостоятельным и совершенно сам себе хозяином: каждый имел свою собственную келью, им самим поставленную или приобретенную посредством покупки, каждый сам одевал себя и каждый сам питал себя не только в том смысле, что сам приобретал материал для пищи, но и в том смысле, что сам приготавливал себе пищу. Как было во всех других монастырях, так шла жизнь и в монастыре Сергиевом. Начав принимать изъявлявших желание жить с ним, он предлагал им ставить себе кельи, причем иным из строившихся, вероятно, оказывалась общая братская помощь, и причем сам он, обладая большим или меньшим знанием плотницкого ремесла, нет сомнения, был усердным помощником всех строившихся.
В непродолжительном времени собралось к Сергию всех братий двенадцать человек. Не имея в среде своей священников, братия ежедневно пели в своей церквице полунощницу, заутреню, часы и вечерню с мефимоном или навечерницей, а для служения литургии призывали к себе белого священника или иеромонаха (игумена-старца). Когда поставлены были кельи для всех братий, Преподобный Сергий, превращая составившуюся монашескую слободку в настоящий монастырь, обнес кельи тыном, который, как строение общее, конечно, было делом рук всей братии. Жизнеописатель говорит, что кельи обнесены были тыном «не зело пространнейшим». Но это нужно понимать не так, чтобы первоначальный монастырь был очень тесен, а лишь так, что он был не столько пространен, как позднейший. Тот же жизнеописатель дает знать, что в монастыре были огороды, т. е. как со всей вероятностью должно понимать его, при каждой кельи или у каждого брата был собственный огород, а для этого требовалось не очень малое пространство. Первоначальный монастырь Преподобного Сергия или послужившую родоначальницей лавры его пустыньку должно представлять себе в таком виде: в глухом бору, на берегу речки, полурасчищенная поляна, на которой большой лес вырублен, но кое-где, в виде редкой рощи, стоят еще деревья, и на которой везде лежат колоды от срубленных деревьев и везде торчат пни; на поляне маленькая деревянная церковь и кругом церкви под деревьями и между деревьев тринадцать маленьких деревянных келий; вся поляна или же значительная часть ее обнесена тыном и внутри тына за кельями разделаны огороды.