Мы-курги

Английские чиновники и офицеры появлялись в Курге под разными предлогами. Но их появление всегда свидетельствовало об одном — почтенная Компания, назвавшая себя «союзником», держала руку на пульсе агонизирующего Курга. Она ждала, когда этот пульс ослабеет, и об этом можно будет возвестить во всеуслышание. Голубая с водяными знаками бумага для фиксации диагноза всегда была под рукой. Печати генерал-губернатора Индии и губернатора Мадраса — тоже. «Лекари» ждали. «Лечение» малой кровью было их излюбленным методом.

Раджа развлекал английских гостей. Эти развлечения производили на них неизгладимое впечатление. Один из них, полковник Джеймс Велш, опубликовал свои впечатления в «Военных мемуарах». Полковник и сопровождающие его лица ехали на слонах через Кург. Около Меркары их встретил сам раджа в форме английского генерал-майора. Раджа лично заменил слонов арабскими скакунами. Когда кавалькада приблизилась к воротам Меркары, оттуда высыпала пестрая толпа танцовщиц, и под звуки барабана начались танцы. Танцы были только началом. Раджа демонстрировал гостям свою коллекцию оружия, состязался с ними в стрельбе, показывал им львов, тигров и пантер, возил на охоту, кормил английскими блюдами, дарил кургские ножи с золотыми рукоятками и шкуры убитых тигров и пантер. «Мы уехали, — записал полковник в своем дневнике, — совершенно очарованные добрым обхождением князя, которым, я склонен верить, восхищается собственный народ». Но «собственному народу» было не до восхищения. Проводив очередного гостя, раджа вновь брался за свое. Вновь начинались казни, убийства, пытки. Подозрительность раджи росла с каждым годом, и эта подозрительность требовала жертв. Враги посягали на его имущество, его трон, его семью. Они посягали на него самого. Они изводили его колдовством и черной магией. Они напускали на него злых духов. Поэтому следовало убивать всех волшебников и колдунов. Их слишком много развелось в Курге. Даже вожди и старейшины кланов начали заниматься колдовством. Колдовством против него. Он усилил стражу дворца. Время от времени он рубил стражам головы за то, что они во время своего дежурства пропустили во дворец или злого духа, или невидимого мага. Он умер, уверенный в том, что причиной его смерти была черная магия…

В 1820 году на престол сел сын Лингараджи Вирараджа. В генеалогии кургских раджей он числился под титулом «младший». Вирараджа Младший был самым ярким и самым противоречивым из трех последних раджей Курга. Выросший в атмосфере подозрений, убийств, доносов, ночных оргий, безнаказанности и раболепства, он был не лучше, а в чем-то даже хуже своих предшественников. Так же как и они, он был подозрителен и недоверчив. Так же как и они, он начал свое правление с уничтожения явных и предполагаемых врагов. Он не щадил ни чужих, ни своих. Он убивал вождей и старейшин, приговаривал к казни мятежные кланы, рубил головы собственным родственникам. Но ни духи убитых, ни черные маги его не преследовали. У него была собственная и непреходящая страсть. Женщины. Красивые и некрасивые. Пожилые и молодые. Он не мог пропустить ни одной из них. Все преобразования, которые он проводил в своей стране, касались только их. Он издал указ об увеличении численности своего гарема. Заменил дворцовую стражу женским кавалерийским полком. С этим полком он не расставался. Полк, как смерч, носился вместе с раджой по Кургу, наводя страх на воинственных мужчин и повергая в трепет женщин. Английский чиновник Кесемейер, присланный в Кург для наблюдения, при виде этого полка долго не мог закрыть от изумления рот. «Раджа, — написал он в тот же вечер губернатору Мадраса, — сумасшедший. Он завел себе амазонок и очень ими гордится». Но амазонки были не единственным новшеством при дворе раджи. Сам он, нарушая всяческие установления, женился на младшей жене собственного отца. Двери дворца широко распахнулись перед женщинами из семей придворных. Они оставались при дворце столько, сколько этого хотел раджа. Он потребовал к себе всех незамужних девушек страны, с тем чтобы устроить им смотр. Наиболее достойных из них он желал поселить у себя во дворце. Он хотел сформировать из этих «доброкачественных кадров» если не гарем, то что-то вроде филиала основной организации. Естественно, что курги-мужчины протестовали. Многим из них этот протест стоил головы. Женщин начали прятать в дальних глухих деревнях. Но раджа продолжал проявлять завидную настойчивость и рассылал по деревням своих шпионов.

Казалось, он не боялся никого и ничего. Ни кургов, ни англичан, ни духов, ни черных магов. Это отличало его от предшественников. Он восстал против удушливой атмосферы обреченности, царившей во дворце многие годы. Но восставший, он не сумел преодолеть эту атмосферу, не смог из нее вырваться. Он только сгустил ее и приблизил конец. Но он хотел перед этим концом почувствовать себя свободным. Представления о ней, об этой свободе, у него формировались в том же дворце раджей. Поэтому она приняла уродливые формы самодурства и сумасбродства. Но в этом самодурстве и сумасбродстве, в деспотизме и жестокости начинал разгораться огонек чего-то настоящего и реального. Огонек поддерживался его личной храбростью. Храбрость питалась отчаянием. Он закрыл горные проходы в Кург. Он не желал иметь свидетелей. Он арестовывал всех проникающих в страну, в том числе и англичан. Почтенная Компания не обращала внимания на амазонок, гарем, казни. Но непочтительное отношение к англичанам ее насторожило. В поведении раджи появилось то, что делало его не похожим на своих предшественников. Необходимо было принимать меры. В Кург был послан английский чиновник Кесемейер. Прием, оказанный ему, был довольно прохладным. Танцовщицы не встречали его у ворот Меркары, раджа не водил его на охоту и не дарил золотого оружия. Но тем не менее Кесемейер ничего подозрительного в Курге не заметил и написал в своем отчете, что раджа по-прежнему лоялен к английским властям. В отчете он описывал гарем, амазонок, казни, но это уже было данью кургской «экзотике». Однако отчет Кесемейера мало убедил почтенную Компанию. Губернатор Мадраса чувствовал, что должно что-то произойти. Предчувствия его не обманули.

Сентябрьской ночью 1832 года знатный кург Чинна Басаппа вместе с женой Деваммаджи бежал из своего дома предков в Аппагалле. Их бегство было результатом интриг и угроз самого раджи. Деваммаджи, родная сестра раджи, была предупреждена о том, что он собирается убить ее мужа. Ничего необычного в этом не было. Такие намерения у раджи возникали часто, и всем было известно, что большинство из этих намерений осуществляется. Но Чинна Басаппа и Деваммаджи не просто покинули свой дом предков и скрылись. Они бежали под защиту английского резидента в Майсур. Их сопровождала личная стража. На границе Курга их остановил отряд раджи. Завязалась перестрелка. Воспользовавшись суматохой и темнотой Чинна Басаппа и Деваммаджи на лошадях прорвались через границу и ускакали в Майсур. В Бангалуре им было предоставлено убежище. Раджа написал губернатору Мадраса письмо, требуя выдачи беглецов. Губернатор ответил отказом. Тогда раджа написал еще одно письмо, наполненное, как было отмечено в третьем документе, «самыми оскорбительными выражениями». Но и это не подействовало. Компания получила в свои руки важный козырь — двух беглецов, принадлежащих семье раджи. Этот козырь можно было пустить против непокорного правителя в любой момент. Английские власти спасли жизнь Чинна Басаппы и Деваммаджи. И последние это понимали. Они были готовы на любую услугу. Раджа тоже кое-что понимал в этой истории и поэтому подослал к беглецам убийцу. Покушение не удалось. Но козырь так и не пошел в дело. Ост-Индская компания получила в свое распоряжение кое-что поважнее.

В 1833 году тот же Кесемейер нанес второй визит в Кург. На этот раз «улов» его был существенней. Он узнал, что раджа вел переговоры с пенджабским Ранджит Сингом, который еще сохранял свою независимость и не собирался добровольно уступать ее англичанам. Раджа Курга сделал свой выбор. Он понял в отличие от своих предшественников, что только союз с сохранившими независимость индийскими княжествами может спасти Кург. Но понял это слишком поздно. Пенджаб был далеко, а армия Ост-Индской компании стояла в Мадрасе и соседнем Майсуре. В том самом Майсуре, который был предан Вирараджей Старшим и который теперь связал руки и решил судьбу Вирараджи Младшего. Тогда Младший проклял Старшего и тот день, когда были призваны «вечные свидетели», скрепившие губительный для Курга союз. Но проклятие уже ничего не изменило — ни в судьбе раджи, ни в судьбе Курга. Переговоры с Ранджит Сингом, о которых узнали англичане, ускорили развязку. И тогда появился в марте 1834 года Третий документ — объявление Кургу войны. Документ по сути своей был лживым, хотя все факты, сообщенные в нем, имели место. Его большая ложь заключалась в том, что в своей констатирующей части он не отражал действительной позиции Ост-Индской компании по отношению к Кургу, так же как ее не отражал и Первый документ. Среди многих обвинений, предъявленных непокорному радже, были обвинения, которые бы никогда не стали ими, если бы не информация о связях с Ранджит Сингом.