Страница 49 из 117
— Что же нам теперь делать? — спросила девушка, подойдя вплотную к отцу.
— Не имею представления. Видимо, нужно решиться на риск. Хотя следует подумать... — Он замолчал и заходил по комнате.
— Ну говори же! — настаивала дочь.
— Минутку... — Губы у Нильсона шевелились, будто он молился или что-то считал. — Да, это необходимо сделать, — произнес он решительно. — Завтра ты попросишь отпуск, утром же получишь французскую визу. На это уйдет не более десяти минут. А вечером и ты отправишься в Париж. А там посмотрим, что же будет дальше.
— Думаю, что так и следует поступить, — согласилась с отцом девушка, и выражение испуга на ее лице сменилось выражением радости — она поедет вместе с Миланом! Или им обоим удастся попасть во Францию, или же они вместе погибнут на пограничной станции, но живыми в руки гестапо не сдадутся. Поцеловав отца в щеку, она прошла в комнату, где спал Милан.
Чаба купил три билета в кино. Посмотрев фильм, он и Анди зашли в «Савой» поужинать.
Перед этим он отправился к отцу попросить денег.
— Анди завтра уезжает, — сказал он ему. — Думаю, что и ты на моем месте повел бы ее поужинать куда-нибудь в приличное место. — Генерал, не говоря ни слова, достал бумажник и протянул сыну двести марок. Чаба запротестовал: — Столько мне не требуется, мы ведь не шиковать идем.
— Возьми, возьми, — настаивал Хайду, захлопнул книгу, которую держал в руках. — Не присядешь ли на минутку?
Эльфи полулежала в другом кресле-качалке с вязаньем в руках. Она встала и сказала:
— Сынок, садись сюда, мне все равно нужно уходить.
— Останься, дорогая, — попросил ее генерал, — я хочу, чтобы и ты присутствовала при этом разговоре, а Чаба сядет у меня в ногах. — Сын мысленно пожалел, что попросил денег у отца: теперь придется выслушивать родительские нравоучения, которые ему до чертиков надоели. Он посмотрел на часы. — Торопишься? — поинтересовался отец.
— Минут тридцать у меня есть, — ответил Чаба. — Я обещал Анди, что к пяти заеду за ними. — Про себя же он решил, что, если отец заговорит о Милане, он встанет и уйдет, но тут же передумал, сообразив, что это будет большой глупостью.
Эльфи, посмотрев на небо, принюхалась к воздуху.
— Дождь будет, — заметила она. — Сынок, непременно возьми плащ.
— Обязательно, — согласился Чаба и посмотрел на отца, который раскуривал толстую голландскую сигару.
— Как я вижу, — начал генерал, — ты очень подружился с Анди...
Эльфи, положив вязанье на колени, поправила подушку у себя под головой и решила внимательно следить за разговором. И хотя она не имела ни малейшего представления о том, что будет говорить муж, торопливо сказала:
— Анди — великолепное создание. А как она похорошела! Удивительно. Она стала настоящей дамой.
Чаба бросил благодарный взгляд в сторону матери, которая снова принялась за вязанье.
— И похорошела, — произнес генерал, — но сейчас речь не об этом.
— А о чем же? — спросил Чаба.
— Анди — дочь моего друга.
— К чему ты это говоришь, отец?
— Я не хотел бы, чтобы ты сделал ее несчастной. Тебе двадцать лет, ей — семнадцать. Вообще нехорошо связывать себя обязательствами в таком возрасте, и особенно если обязательства даются дочери моего друга.
Госпожа Эльфи снова отложила вязанье и сказала:
— Я вижу, я здесь не нужна. — Она хотела было встать, но Чаба, бросив на мать чуть заискивающий взгляд, попросил:
— Мама, останься. Я очень хочу, чтобы ты осталась. — Чаба закурил, прикинув, что в случае необходимости мать наверняка встанет на его сторону.
Он прекрасно знал противоречивый характер своего отца: в одних делах он мыслил вполне по-современному, в других — упорно придерживался старомодных принципов. В его представлении военный человек является существом высшего ранга, так как в нем сосредоточены самые лучшие качества: храбрость, самоотверженность, героизм, патриотизм и тому подобное. Военный, как мужчина, отличается, по его мнению, даже от самых лучших представителей мужского рода, ну, например, от профессора медицины, тем, что он обручен со смертью. Ученому в определенной степени вовсе нет необходимости умирать, он может сдаться на милость победителя, и на его совести не останется темного пятна. Военный же не имеет права сдаваться — его связывает присяга.
Чаба уважал взгляды отца, хотя сами эти взгляды были для него неприемлемы, а в военном он не видел человека высшего ранга. Знал Чаба и о том, что отец подходит к браку со старыми мерками. Однако в данный момент шла речь не о браке вообще, а о браке с Анди.
— Я хотел бы тебя, папа, кое о чем спросить, — произнес Чаба, глядя на сдвинутые брови отца, что означало: отец уже принял какое-то определенное решение. — Что бы ты сказал, папа, если бы я женился на Андреа?
— Я лично одобряю, — поспешила высказать свое мнение мать, чувствуя, что сейчас же последуют серьезные возражения, но ей нравилась эта девушка, более того, она ее любила и считала, что о счастье собственного сына в первую очередь должна беспокоиться она сама. И хотя она обожала своего мужа и каждый день воздавала хвалу господу за то, что им суждено было встретить друг друга, однако это не мешало ей не соглашаться с некоторыми его принципами.
Генерал бросил недовольный взгляд на супругу и буркнул:
— А я не одобряю этого.
— И ты можешь сказать, какие у тебя имеются возражения? — спросил Чаба, решив, что будет вести себя спокойно и умно, поскольку женится он не завтра, а через несколько лет, а за это время много чего может произойти.
Генерал сделал несколько затяжек:
— Я ничего не имею против Анди. Я не против того, чтобы вы и впредь оставались добрыми друзьями, но женитьба — это совершенно другое дело. Человек вступает в брак для того, чтобы сделать карьеру.
— Я же хочу жениться для того, чтобы быть счастливым, — тихо возразил Чаба.
— Это само собой разумеется, однако ты должен жениться на девушке, которую ты можешь сделать счастливой и которая одновременно поможет тебе сделать карьеру.
— Андреа как раз такая девушка. Она меня любит, станет врачом и будет помогать мне в работе, то есть моей карьере.
— Я не хочу, чтобы ты брал Андреа в жены, да и вообще тебе еще рано говорить о женитьбе. Лет восемь — десять тебе нужно подождать, а потому бесполезно и опасно связывать себя со студенткой. Одно дело — дружба, другое дело — серьезное ухаживание. Этим ты можешь разбудить в ней надежды на брак. А что ты будешь делать, если года через три-четыре встретишь настоящую любовь и захочешь жениться? Придешь в дом моего друга и заявишь: «Пардон, я ошибся. Я хотя с детских лет и ухаживал за вашей дочерью, дядюшка Геза, но теперь полюбил другую. Будь добр, объясни ей это».
Судя по всему, генерал был доволен собой, считал, что говорил очень умно. Вот и Чаба задумался, даже про сигарету забыл. Эльфи и та посмотрела на него с доверием, хотя она частенько и высказывает необдуманные мысли.
— Видишь ли, сынок, влюбиться в кого-нибудь — это всегда дело случая. Сейчас ты счастлив и уверен в самом себе, потому что учишься. Но ты еще не знаешь жизни во всем ее многообразии. Не знаком с жизнью представителей среднего сословия. Для них Анди действительно находка. Через два года мы вернемся домой. К этому времени ты закончишь учебу. Вся семья будет вместе. Ты начнешь вращаться в другом обществе. И не думай, что туда, куда тебя пригласят и куда ты должен будешь пойти, получит приглашение и дочь Гезы Берната. Вот тогда-то и начнут возникать всевозможные проблемы. — Затянувшись сигарой, генерал откинулся на спинку кресла-качалки: — Я полагаю, мы поймем друг друга. Я не желаю тебе плохого, да и дочери моего друга тоже. Если бы Анди была дочерью не Гезы, а какого-нибудь неизвестного журналиста, посредственного писаки, я бы сказал тебе: «Будь разумен, сын, держи эту любовницу возле себя, содержи ее и будь человечен. Любите друг друга, пока для девушки не настанет время выходить замуж».