Последний порог

— Выходит, ты все же не поумнела? — Бабарци перевел взгляд с сестры на Милана: — А вы не улыбайтесь так, а то мне что-то такие улыбочки не очень нравятся. Да, когда поговорите, и я вам скажу несколько слов. — Сделав знак Аттиле, он вышел.

Эмеке обняла Милана за шею и поцеловала. Милан, хотя и ответил на поцелуй, быстро высвободился из объятий девушки:

— Не будем все начинать сначала. Мне пора идти.

— Разве ты не останешься? Совсем неподалеку отсюда есть неплохой пансион.

— У меня нет денег, чтобы платить за пансион.

— Зато они есть у меня.

— Знаю, но я как-то не привык жить на содержании женщин. В Пеште как-нибудь встретимся.

— Я провожу тебя до села.

Через несколько минут они уже шли по дороге, обсаженной тополями. Эмеке взяла Милана под руку и тесно к нему прижалась.

Вскоре они вышли на шоссе. У поворота темнел дом, из его окон лился свет в крохотный сад. Полная луна позволяла видеть далеко вокруг.

На ближайшем перекрестке их поджидал Балинт. Они узнали его только тогда, когда он вышел из тени. Он остановился посреди тротуара, широко расставив ноги. В правой руке он держал хлыст.

Милан тоже остановился. Быстро оценив положение, он подумал: а один ли Бабарци? Оглянулся, ища взглядом Аттилу, но не увидел того.

— Исчезни! — приказал Бабарци сестре. — Немедленно иди к себе!

— Не пойду.

— Возвращайся в свою комнату, если не хочешь, чтобы я тебя ударил.

— Что тебе нужно? Да ты с ума сошел!

— Возможно. Я решил преподнести этому типу урок хорошего тона, а с тобой дома отец рассчитается.

— Оставьте нас, Эмеке, — попросил Милан. — Послушайтесь брата.

Девушка испуганно посмотрела на Милана и, подойдя к брату, вцепилась в его руку, начала просить:

— Балинт, не теряй головы! Будь умным!

— Оставь! — Вырвав свою руку из рук сестры, он с силой толкнул ее.

Девушка зашаталась и упала на колени.

— Ты непорядочный человек! — воскликнула она со слезами в голосе.

— Может, твой рыцарь порядочный? Он даже моего вызова не принял. — Бабарци угрожающе сделал несколько шагов но направлению к Милану. — Я сейчас его так отлуплю, что он в штаны наделает от страха.

— Не будем оскорблять друг друга, господин лейтенант, а то беда случится. Большая беда, — проговорил Милан, с трудом призывая себя к спокойствию. — Я буду вынужден защищаться.

Выругавшись матом, офицер кинулся на Милана, но тот не растерялся и бросил ему под ноги велосипед, который держал одной рукой. Рассвирепевший Бабарци споткнулся и упал на живот. Он, видимо, так сильно ударился, что от боли даже ойкнул.

Милан, сделав один прыжок, оказался возле него и мигом заломил ему правую руку за спину. Хлыст упал на землю. Бабарци попал в довольно смешное положение. Чем сильнее лейтенант рвался из рук Милана, тем крепче тот держал его, все больше заламывая руку.

— Оставь его, не надо! — умоляла Эмеке теперь уже Милана.

— Я оставлю, но он совсем озверел. Господин лейтенант, одумайтесь и убирайтесь ко всем чертям! — сказал Милан, с силой отталкивая его от себя.

Бабарци упал на колени. Милан же поднял с земли хлыст и прислонился к дереву.

Эмеке понимала, что от стыда и обиды брат ее еще больше разозлится и снова полезет в драку. Она ухватилась за него обеими руками, а сама крикнула Милану:

— Милан, уходи! Садись на велосипед и уезжай!..

Злоба и стыд умножили силы Бабарци. Он легко стряхнул с себя сестру и тут же влепил ей такую оплеуху, что она упала.

Этого Милан уже не мог снести. Он бросился на лейтенанта со словами:

— А, ты еще и девушку бьешь, черт бы тебя побрал!..

Мужчины начали колотить друг друга. Когда Милан, получив удар в живот, согнулся, Бабарци со всей силой ударил его в лицо. У парня закружилась голова, и он упал на землю, чувствуя, как офицер навалился на него тяжестью всего тела. Бабарци охватил его шею и начал душить. С большим трудом Милан вывернулся из-под офицера и, оседлав его, начал по чему попало бить его. Он даже не слышал, как Эмеке закричала, призывая на помощь. Милан только тогда перестал лупить Бабарци, когда почувствовал, что тот совсем обмяк. И в тот же момент он заметил, как от ближайшего дома по направлению к ним бежали несколько человек. Нужно было уезжать. Подскочив к валявшемуся на земле велосипеду, он поднял его.

— Не сердись! — бросил он девушке. — В Пеште обязательно увидимся. — Окинув беглым взглядом неподвижного лейтенанта, он сел на велосипед и, быстро работая ногами, укатил...

С досады Чаба кусал губы. «Желая избежать скандала, я отослал Милана, а что получилось... И всему виной эта легкомысленная Эмеке. Видать, она вся пошла в свою мать, которая снискала себе славу распутной женщины».

— Ну, ты и натворила дел! — Чаба бросил на девушку недовольный взгляд: — Скажи, скольких парней ты завлекла в свои сети?

— А почему тебя это так интересует? — спросила она резким и ехидным тоном. — Уж не собираешься ли ты преподать мне урок морали? Я думала, что ты не такой, как все.

— Воспитывать тебя я, конечно, не собираюсь... Какое мне дело до твоей жизни!.. Только...

— Что «только»? Ну говори. Почему же ты замолчал?..

— Ты, я вижу, любовь превратила в своеобразный вид спорта.

— Не будь глупцом. Любовь... Какая чепуха! Да знаешь ли ты, кто сейчас верит в эту самую любовь? Маленькие глупые гусыни да девушки из прислуги. Я своих чувств никому не отдаю и распоряжаюсь ими, как хочу. Пока я свободна, нужно пользоваться этой свободой. Кто мне нравится, к тому я и пристаю.

На дорожке послышались чьи-то шаги. Чаба обернулся и по походке узнал брата Аттилу. Пробормотав нечто похожее на приветствие, он остановился перед ними.

— А где же Балинт? — спросила его Эмеке.

— Напился. Ему неудобно, даже стыдно стало, — ответил Аттила, от которого тоже несло вином, но он старался держаться.

— И мне ужасно стыдно, — призналась девушка. — Как раз об этом я и разговаривала с твоим братом.

— С ним я отдельно поговорю.

— Не буду вам мешать, побеседуйте. Пока... — Легкой походкой она пошла по дорожке.

Глядя ей вслед, Аттила что-то хотел было сказать, но, открыв рот, только похлопал губами, как вытащенная из воды рыба, и, махнув рукой, шлепнулся на скамью. Он тяжело дышал. Белые брюки были в нескольких местах запачканы — он, видимо, падал. Ослабив узел галстука, он расстегнул рубашку.

— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил Чаба.

Аттила махнул рукой, сжав лицо ладонями.

— Паршивая тварь! — выругался он. — Утром я ее так выброшу отсюда, что она лететь будет, не чувствуя земли под ногами. — Вытащив пачку сигарет из кармана, он неуклюже закурил, угостил и Чабу, который не отказался, чтобы не злить брата. — Я вот тебе что хочу сказать, братец. — Аттила с трудом ворочал языком. — Я рад, очень рад, что ты выставил вон этого большевика. Вот это я и хотел тебе сказать. А ты знаешь, что этот мерзавец сказал Балинту? Сначала он выругался матом, понимаешь, братишка, матерно, значит, а уж потом сказал ему, что тот из особого отряда... Но Балинт его сразу раскусил, всю ему рожу хлыстом исполосовал... Будет помнить этот день... А эта тварь якшается с таким мерзавцем, да еще хвастается...

Чаба печально улыбнулся сам себе, невольно подумав о том, как красиво обрисовал драку Бабарци, выгораживая себя, но спорить с братом не стал.

— Аттила, — Чаба чуть дотронулся до руки брата, — я вовсе не выставлял Милана. Я просто попросил его уехать домой, чтобы здесь скандала не было. Однако я по-прежнему считаю Милана своим другом и вовсе не собираюсь порывать с ним. И потому прошу тебя: не называй его ни большевиком, ни мерзавцем. Милан честный, хороший парень. Эмеке сама его завлекла, а Балинт вел себя отвратительно.

— Словом, ты его не выставил и не веришь, что он большевик? Ну хорошо, братец, очень хорошо. Подожди, и я тебе еще как докажу, что за темный тип твой Радович...

В дверь постучали. Чаба встал и потрогал подбородок, который все еще сильно болел. В дверях стоял молодой, но уже начавший лысеть мужчина. Вынув из кармана удостоверение, он раскрыл его перед юношей и, вежливо представившись, сказал: