Страница 73 из 95
Что касается самой практики сталинизма, то ее цель заключалась прежде всего в том, чтобы уничтожить (универсальное для социальной жизни) различие между профанной и сакральной властью. По правдоподобной догадке Г. Федотова, личная свобода возможна лишь в таком обществе, где маркирована разница между градом Божьим и градом земным[554]. Этой самостоятельности двух властей, дарующей нам выбор, освобождающей нас от одно-однозначного социального отношения к верхушке общества, которое и есть рабство, в сталинизме не было.
Существует множество способов гасить противоречия и — шире — дифференциации. Например, с помощью медиирования (примирение двух контрастных элементов третьим), интеграции (включение одного из таких элементов в другой), простого суммирования и пр. Спецификой тоталитарного синтеза было снятие различия с Помощью двойной негации — отрицания обеих различающихся величин. Мазохист не видит в Другом себя как Другого. В самоотрицании личность беспощадна к себе как к Другому, как к личности, которая и есть ее Другое.
Соотношение профанной (государственной) и сакральной (партийной) власти при Сталине обусловливалось тем, что обе оказались безвластными, зачеркивающими одна другую и похеренными совместно. На низших уровнях управления этот организационный парадокс (слово «парадокс» не было бы столь частым в нашем тексте, если бы история, делающая себя преходящей, хотя бы в сталинизме, не была бы парадоксом) выражался, допустим, в том, что директор некоего предприятия, будучи, как правило, членом партии, подчинялся секретарю партийной ячейки, который, будучи одним из штатных сотрудников этого предприятия в свою очередь подчинялся директору.
На первый взгляд кажется, что в макросоциальном масштабе сакрально-партийный аппарат доминировал над профанно-государственным. Отчасти это так. Партия сама по себе отнюдь не сакральна. Чтобы занять место сакрального института, она должна быть искусственным путем повышена в ее ранге, приподнята над государственными учреждениями, иметь власть не от мира сего (= не мотивированное практическими нуждами, иррациональное господство над обществом). Хозяйственные органы (наркоматы, позднее — министерства) контролировались экономическими отделами ЦК партии (таким образом, отдача хозяйственных распоряжений не была привилегией государственных чиновников, как это следует из квалифицирования тоталитаризма в качестве государственного капитализма), деятельность местных советов направлялась районными и областными партийными комитетами. Смысл государственной власти был опустошен. Но точно так же опустошалось и содержание партийной власти. Одной из задач, которые решал сталинский террор, являлось отрицание всемогущества партийной верхушки. Господствующее положение партийной бюрократии в стране, придающее ей некую сакральность, компенсировалось посредством того, что она периодически «вычищалась», подвергалась репрессиям, которые осуществлялись специальным учреждением (ГПУ, НКВД, МВД, МГБ), входившим, по меньшей мере формально, в систему государственного управления[555]. Авторитаризм, в обязательном порядке сопутствующий тоталитаризму, есть не что иное, как единственно мыслимый способ воплотить в жизнь программу, которая предполагает взаимообесправливание профанной и сакральной власти.
1.2.2. Тоталитаризм не возникает ни из смешения государства и партии (моноцентрическая теория), ни из дублирования партией государства (бицентрическая теория). Природа тоталитаризма в ином — в том, что и та и другая власть деидентифицируются, причем гарантом этого процесса выступает высший арбитр, абсолютный авторитет, лицо, которое присваивает себе ответственность за соблюдение обоюдной деидентификации.
Сталинский авторитаризм превосходил неограниченную власть любого иного вида (монархическую, теократическую, харизматическую) тем, что в данном случае лидер вменял себе в право не отрицание чего-то одного ради поддержания другого (будь то подавление каких-то социальных слоев, производимое для того, чтобы обеспечить привилегии иным слоям, или, наоборот, защита группы от ее социального врага и т. п.), но разрушение, дестабилизацию социума в его целом, в качестве совокупности конкурирующих между собой, борющихся за власть противоположностей. Власть, достигшая у Сталина своего более не увеличиваемого объема, была властью над ничем, над тем, чему надлежало обратиться в социальный нуль, властью мазохиста, которому, реализуйся она до конца, было бы нечем править.
Как только ни определяли личность Сталина психологи и психологизирующие историки! Как параноика, садиста и даже — в самое последнее время — как по преимуществу нарцисса![556]
Мир нарцисса — он сам, Сталину же с его экспансионистской политикой не хватало власти над миром. Недосубъектность объекта (мира) у Сталина противостоит автообъектности субъекта в случае нарциссизма.
Нет ничего проще, чем зачислить сталинский государственный терроризм в разряд садистских акций. Но кого, собственно, уничтожал Сталин? Тех, кого он уже подчинил своей воле. Старых большевиков, например, или свое собственное охвостье. Он не допускал того, чтобы объект свидетельствовал о садизме субъекта, который с ним имеет дело. Он расправлялся с объектом садизма.
Да, Сталин подозревал, что на него готовятся покушения. Параноидальносгь ли это, как думал уже в 1927 г. В. М. Бехтерев? Или же создание образа страдающего властителя, равного в своей незащищенности от страданий подданным? Мы склоняемся ко второму из этих ответов, но обоснуем наше мнение чуть позже.
Сталин был человеком без личности. Он вочеловечивал собой мертвого Ленина («Сталин — это Ленин сегодня»), персонифицировал собой praesentia in absentia. Сталин не принимал оригинальных политических решений, подражая уже бывшим (пакт о ненападении с Германией имитирует Тильзитский мир, заключенный Александром I с Наполеоном) или узурпируя чужое политическое творчество (Сталинская конституция, как известно, была написана Бухариным и т. п., вплоть до сталинского трактата по языкознанию, спланированному А. С. Чикобавой[557]). Сталин не был параноиком, потому что он не бежал от двойников, но искал их, не будучи им равным, чтобы заполнить ими свое ничто. Сталинский мазохизм был необоснованным двойничеством, лживой паранойей. Мазохистскими являются и прочие черты Сталина — такие, скажем, как длительная выдержка (suspence), предшествующая акту мести, или недолюбливание врачей, вылившееся к концу жизни диктатора в их преследование.
Уже первая большая теоретическая работа Сталина, «Анархизм или социализм?» (1906), порицающая учение анархистов, требует первоочередной эмансипации коллектива, отодвигая эмансипацию личности на второй план:
Краеугольный камень анархизма — личность, освобождение которой <…> является главным условием освобождения массы <…> Краеугольным же камнем марксизма является масса, освобождение которой <…> является главным условием освобождения личности.[558] <подчеркнуто автором. — И.С.>
Мы не будем входить здесь в подробности формирования мазохистской личности Сталина, но все же отметим одно обстоятельство из его детской жизни — запойный алкоголизм его отца, приведший в конце концов Виссариона Джугашвили к случайной гибели во время пьяной драки. Отец-алкоголик — это то самое двуипостасное, временами имеющее твердую социально-семейную роль и временами теряющее ее, существо, по отношению к которому сыну не удается решить, от какого именно из двух взаимоисключающих отцовских образов он должен отсчитывать свою идентичность, свое происхождение в качестве личности. Внезапная смерть отца сняла эту дилемму. Аннулирование противоположений, которое было для Сталина руководством к политико-социальной деятельности, возвращало его к детской травме.
554
Георгий Федотов, Рождение свободы (1949). — В: Г. Ф., Россия и свобода (Сборник статей), New York 1981, 246 и след.
555
Вместе с тем периодически «вычищался» и сам карательный аппарат. Кроме того что Сталину хотелось бы замести следы своих террористических акций, он еще преследовал и цель не допустить главенства садистов-карателей над социумом, мыслившимся им как общество всеохватывающего подчинения.
556
О нарциссизме Сталина см.: D. Rancour-Laferriere, The Mind of Stalin, passim, (здесь же — изложение других характерологических взглядов на Сталина).
557
О том; как создавалась сталинская статья, см. подробно: В. М. Алпатов, История одного мифа. Марр и марризм, Москва 1991, 181 и след.
558
И. В. Сталин, Сон., т. 1, 1901–1907, Москва 1946, 296.