Страница 10 из 16
Один тот факт, что властная и решительная австрийка, настоящая пуританка и приверженка традиций, Ангела Франциска Йохана Гитлер-Раубаль после гибели дочери остается жить и работать в Оберзальцберге, в имении Адольфа, свидетельствует о его полной невиновности. В записи из протокола допроса матери Гели в мае 1945 года есть такие слова:
«Что касается дочери Ангелы Раубаль, более известной как Гели Раубаль, то сводная сестра отрицает существование каких-либо интимных отношений ее с ним».
И все же гадкие слухи кочуют из книги в книгу. Особенно смакуется сцена, в которой, якобы, «дядя Адольф» заставлял обнаженную Гели садиться перед и над ним, распластанным на полу, чтобы лицезреть ее прелести и мочиться на него. Прекрасная сплетня для представления Гитлера в образе человека, достойного быть пациентом специализированных клиник а, значит, морального и нравственного урода, который только и мог, что терроризировать весь мир, включая несчастных евреев. Но когда отыскиваешь первоисточник подобных слухов, то оказывается, что их авторами чаще всего были либо приснопамятный Эрнст Ханфш-тенгль, либо доктор Отто Штрассер, которого Гитлер в 1930 году назвал «похотливым циником». А рисунки обнаженной Гели, сделанные рукой Гитлера, оказались, по словам А. Иоа
химсталера, и вовсе фальшивками, «сфабрикованными Конрадом Куйау
(1938–2000),
иначе, доктором Конрадом Фишером, известным своей фабрикацией пресловутых дневников Гитлера».
4 июня 1929 года Гели стала совершеннолетней.
1 октября 1929 года Гитлер снял прекрасную девяти-комнатную квартиру в доме на Принцрегентенплатц, 16, в которой вскоре стала проживать и Гели, заняв отдельные апартаменты.
А в пятницу, 18 сентября 1931 года
прелестное дитя
переступила грань, отделяющую мир живых от мира мертвых.
Глава 5 «Здесь
покоится
солнечный
лучик…»
Работавшая экономкой в доме на Принцрегентенплатц, 16, Анни Винтер утверждала, что 18 сентября 1931 года Гели Раубаль вернулась в квартиру Гитлера из Оберзальцберга, где провела некоторое время под присмотром матери. Она явилась ближе к полудню и вела себя возбужденно, но в то же время депрессивно. Возможно, девушка переживала из-за нелегкого разговора с матерью, которая не дозволила ей поехать в Вену, к музыканту много старше ее, к которому Гели якобы испытывала сильные чувства (у разных авторов разные версии: Гели возжелала ехать к оперному певцу. к художнику; к скрипачу; к профессору и др.; везде —
без имени).
Все ее признания в пылких чувствах уже давно для близких могли означать лишь очередной каприз избалованной кокетки.
Гели — любимая и опекаемая всеми — жила как принцесса.
«Она всегда одевалась очень элегантно. Ее платья, купленные в основном в Вене или Зальцбурге, постоянно производили фурор в арендованной Гитлером близ Берхтесгаде-на вилле «Вахенфельд». Когда Гели и ее мать гостили там и по воскресеньям ходили в церковь Иисуса и Марии, прихожане, в том числе дети, позабыв о молитве, смотрели на нее во все глаза, такая она была красивая и шикарная»,
— признавала фрау Анни Винтер.
«В начале 1930 года я сама их видела вдвоем во время фестиваля в театре Принца-регента, где меня Гели поразила особенной красотой и накидкой из голубого песца»,
— вспоминала в личном разговоре с Иоахимсталером Кристина Шредер.
Дом на Принцрегентенплатц, окруженный высокими деревьями, где снимал квартиру в девять комнат дядя Адольф, находился в фешенебельном районе Мюнхена Богенхаузен. Совсем рядом был театр Принца-регента. В квартире вместе с Адольфом Гитлером поселилась семейная пара — Эрнст и Мария Рейхерт (муж работал личным камердинером, а жена — горничной и поварихой). Также были приняты на работу Георг Винтер (служил дворецким) и Анна Кирмайр (уборщица).
Геле, которая въехала сюда 5 октября 1929 года, была отведена большая угловая комната, оклеенная светло-зелеными обоями. Новоиспеченная хозяйка обставила ее по своему вкусу: в Зальцбурге была изготовлена мебель в античном стиле, привезена стильная крестьянская утварь — расписной комод и шкаф, закуплено вышитое шелком постельное белье. «Стиль нарушала только выполненная акварелью картина с изображением одного из проходивших на территории Бельгии боевых эпизодов Первой мировой войны. Нет нужды говорить, что ее нарисовал Гитлер» (Н. Ган, с. 13). «На стену Гели для контраста повесила акварель своего дяди с изображением опустошенного войной бельгийского ландшафта» (Э. Шааке, с. 110). Однако можно сказать и так: на стене висела мастерски выполненная акварель, изображающая батальную сцену. Адольф Гитлер, как бы ни старались в послевоенные годы представить его бездарным мазилой, на самом деле был великолепным художником (о чем все чаще говорят уже в наше время, и о чем можно судить самостоятельно при взглядах на изредка печатаемые в постсоветских источниках репродукции! Ах да, об этом свидетельствуют и цены на изредка попадающие на международные аукционы работы руки А. Гитлера), а то, что Гели выбрала именно такую (сложную для исполнения любого творческого человека) сцену, свидетельствовало о ее вкусе и желании выдержать убранство дома в едином стиле (но, может, просто как дань уважения дяде). «В квартире цари
ла мрачная могильная атмосфера, и это настроение усиливалось от написанных маслом картин, которые Гитлер велел повесить на стенах: портреты матери, Бисмарка в военной форме, Фридриха Великого. В рабочем кабинете Гитлера висела гравюра Альбрехта Дюрера, изображающая три фигуры, скачущие по гористому ландшафту, — «Рыцарь, Смерть и Дьявол» (Э. Шааке, там же). Картины подобного содержания вряд ли могли свидетельствовать о «мрачной могильной атмосфере, царящей в квартире», скорее — о возвышенной атмосфере осознания славных воинских традиций, почитания предков и светлой сыновней любви… Вряд ли и массивная, но удобная мебель, созданная по эскизам известного архитектора Людвига Трооста (был автором проектов многих партийных зданий, в том числе и «Дома германского искусства»), полки из благородного дерева, заставленные великолепными альбомами и книгами, в том числе и старинными, или строгие торшеры, мягко освещающие пространство, или даже живые цветы в вазах (Гитлер обожал орхидеи), характеризуют
мрак
и
смерть.
Как говорится:
кто что хочет видеть, тот то и описывает…
О почитании Адольфом Гитлером книг, художественного и музыкального искусства много рассуждал в своих воспоминаниях все тот же Ханфштенгль. И тут надо отдать ему должное: бывший соратник сумел передать многие грани личности вождя национал-социализма, которые не давали повода его личным многочисленным недругам после войны обратиться с вопросами:
1. Почему ты так преданно служил идиоту и необразованному недоумку Гитлеру, коим он представлен мировому сообществу? 2. Может, и ты такой же зловещий преступник, и достоин самого сурового наказания?!
К слову: член НСДАП с 1922 г. и участник путча 1923 г. Ханфштенгль, писавший для фюрера марши и дававший сведения о евреях среди деятелей немецкого искусства, несмотря на то, что был интернирован из США в послевоенную Германию, серьезного наказания избежал.
«Он был ненасытным читателем и буквально проглатывал историческую литературу… Он мог без конца читать о Фридрихе Великом и Французской революции, исторические уроки которой он старался проанализировать для выработки политики в условиях существующих в Германии проблем. Многие годы Фридрих был его кумиром, и он без устали приводил примеры побед короля над значительно превосходящим по численности противником в ходе создания Пруссии»,
— писал Эрнст Ханфштенгль (вышеназванный источник, с. 35). Среди воспоминаний этого автора есть довольно подробное описание посещения им вместе с Гитлером в 20-х годах Военного музея в Берлине, где находился последний мундир Фридриха Великого.
«Гитлер, должно быть, посещал этот музей и раньше, потому что знал все факты из путеводителя наизусть, и это убедительное свидетельство прошлой прусской военной славы явно проливало бальзам на тоску по прошлому. Он беспрерывно, как фонтан, выдавал факты и детали об оружии, мундирах, картах и войсковом имуществе, которыми было заполнено это здание.»
(там же, с. 56). Однако, — и мы убедимся в этом позднее
—
не
только военная тема увлекала будущего фюрера, хотя и была доминирующей.