Страница 82 из 90
Произнес в пустоту:
– Спасибо, что заглянула, ежишка. Я люблю тебя. Будь счастлива.
Пиная сухие листья, двинулся в сторону автомобиля. Ни тени сомнения, кем был мой гость, не возникло. Я нес в себе совершенную уверенность, что этот визит – не случаен. Знать бы ответ: к добру аль к худу?
Люси при виде меня подпрыгнула на окошке, взмахнула лапкой и с бодрым видом вознамерилась ляпнуть дежурное ехидство. Но, видать, прочла на моем лице, что такой поступок не ко времени, и тихо ретировалась.
Я не сел в кабину, предпочтя укрыться от нежеланных сейчас разговоров в салоне. Прямо в халате и сапогах рухнул на носилки, глядя в потолок и вынося себе клиническую оценку. Вынес.
Ну и пусть. Сумасшествие, оказывается, субъективно вовсе не страшная штука.
Тень лица на потолке растаяла, обернувшись тяжелым мороком черных сновидений.
Глава двадцать вторая
Я оторвал голову от носилок, с трудом разлепил глаза. Патрик защелкивал на место трубку рации. Начальница бросила теребить мой рукав и молча начала засовывать в карман фонендоскоп. Работа была нелегкой, поскольку размер «слухалки» явно не рассчитывали на врача‑грызуна.
– Что там?
– Аллергия.
– На что?
– У меня? На непрофильную работу. А после двух часов ночи – и вовсе на любую.
Два ночи? И прислал же я, однако! Зевая во весь рот, перелез поближе к начальнице.
– Чешется?
– Ой, сил нет, как зудит!
Вопрос в общем‑то излишний. Руки, плечи и живот дедка поверх сыпи покрыты явственными следами расчесов. Только вот настораживает то, что многие из этих следов явно несвежие. Да и сыпь какая‑то странная…
С аллергией я знаком не понаслышке. Многие наши психиатрические препараты ее вызывают. А уж раздражающее их действие на кожу испытал на себе любой сколь‑нибудь долго трудившийся в психушке.
Всех впервые поступающих туда на работу опытные коллеги инструктируют:
– У нас тут дурдом и все по‑дурацки. В нормальных местах люди после того, как в сортир сходят, руки моют, а здесь обязательно до того помыть не забывай.
Молодежь хихикает, принимая мудрые советы за очередной розыгрыш. А зря. Очень скоро они убеждаются на собственном опыте, что речи старших вовсе не были шуточкой в порядке прописки вроде классического вопроса о том, какое лекарство быстрее подействует.
Не знаете? Не может быть. Это развлечение практиковалось, еще когда Парацельс на горшок проситься не умел. И меня в свое время не миновало.
Удочка, на которую попадаются все. После того как больные расфасованы по койкам и дежурная смена в полном составе гоняет чаи, с новенькими заводится разговор о недавней учебе. В процессе беседы мягко и к месту задается на первый взгляд невинный вопрос:
– Слышь, мы тут подзабыли, а у тебя еще в голове наука свежа. От чего быстрей эффект наступает – от снотворного или мочегонного?
Молодежь долго и старательно ищет ответ на потолке и в собственном затылке. Не вычесав его оттуда, признается в своем невежестве.
– И чему вас там учат? – удивляются старожилы. По прошествии некоторого времени новичку сидеть становится неуютно. Сколько‑то поерзав, он смущенно извиняется, поспешно вылезает из‑за стола и быстрым шагом, а то и бегом направляется в сторону туалета. Медперсонал вослед ему хором громко констатирует:
– Значит, мочегонное.
Вот и те, кто не внял рекомендациям по порядку мытья конечностей, ерзать начинают. Покуда сыпь только на руках, еще полгоря. А когда в других местах…
Ну да, сыпь. Аллергическая – розовая, выпуклая, как ожог от крапивы. Ее в обиходе так «крапивницей» и называют. А у дедка – скопления ярких мелких точек. Неравномерные притом. Где‑то гуще (на руках до локтей – так сплошь), где‑то реже, на спине и вовсе чисто.
– Давно это с тобой, милый?
– Да порядком уже. С месяц або два. Поперед на руках только, опосля и дальше пошло.
Это к вопросу об обоснованности ночного вызова. Haглядная иллюстрация. Ну‑ка, еще пробный камушек:
– Куда обращался?
– Не‑е. Думал, само пройдет.
– Видишь – не проходит. Что раньше не вызвал?
– Вас не хотел беспокоить…
До чего они все предсказуемые – аж тошно! Люси вытянула мордочку, силясь разглядеть характер непонятных высыпаний, перескочила с моего плеча на стол, велев старикану положить руки на клеенку. Подошла поближе к растопыренным костлявым кистям с бурыми, коротко обгрызенными ногтями и вдруг отпрыгнула, словно ее щелкнули по носу. Хвостик мышки завился странной петелькой – нашим давнишним условным знаком, говорящим: «Моим действиям не удивляться и вопросов не задавать».
– Так, уважаемый. С твоим заболеванием дома оставаться нельзя. Поедешь в больницу. – Приостановилась на секунду, ожидая, не возникнет ли возражений.
Не возникло.
– Сейчас мы вызовем особую бригаду специалистов, которые доставят тебя на место. С кем живешь?
– Один… Старуху Господь прибрал.
– Это хорошо, что один.
– Что ж тут хорошего, милая? Тяжко ведь, пособить некому. Все сам. А скажи, пожалуйста, что со мной такое?
Люси сделала вид, что оглохла. Вместо ответа она повернулась в мою сторону:
– Шура!
– Слушаю, госпожа доктор.
– Возьми из ящика стерильный бинт. Ага, молодец. Сложи большую толстую салфетку. Да, да, так. Теперь обильно смочи ее спиртом. Я сказала, обильно. Не жалей. Ага. Теперь отрежь второй кусок и сложи еще одну. Нет, мочить не надо. Первую разложи на крышке ящика. Второй возьми доктора и перенеси на первую.
Видя, что петелька на хвосте не разворачивается, я молча выполнил все указания. Начальница, оказавшись на проспиртованной тряпочке, потопталась и принялась аккуратно и внимательно протирать лапки, хвостик и брюшко. По завершении сих непонятных действий перескочила ко мне на плечо и проинформировала больного:
– Жди, приедут. Когда не знаю, но сегодня – обязательно.
– Мне бы поточней. Сутки‑то только начались. Это сколько же ждать?
– А сколько ты ждал, прежде чем нас вызвал? Еще чуток потерпишь, – слегка нахамила Рат, – и чтоб из дома ни шагу! Не застанут на месте – разоришься штраф платить. Шура, в машину!
Оставив озадаченного дедка куковать у окошка, мы залезли в кабину. Общаться с диспетчером начальница пожелала сама.
– Зенит, нам инфекционную перевозку по адресу.
– Ваш диагноз, один‑девять?
– Скабиес.
Чесотка?! Так вот что углядела Рат на руках у дедка – входные ворота между пальцами, где чесоточный клещ внедряется под кожу.
– Пауль‑Борис один‑девять, что бы вам самим не отвезти? Инфекция в соседнем секторе.
Люси смешно сморщила лобик, отчего шерсть на всей ее головке встопорщилась, а шкурка пошла складочками. Задумалась, как бы отмазаться. Подсказываю шепотом: «Время», – и делаю вид, что мою руки.
Маленький доктор схватила на лету:
– Зенит, время на санобработку медперсонала даете?
Действие этих простых слов на диспетчера оказалось волшебным.
Лизавета сразу поняла, что искать, где помыться и во что переодеться, мы способны бесконечно. Не говоря уже о дезинфекции самой машины. На родной моей станции «Скорой» это был вопрос практически неразрешимый. Если помыть автомобиль еще кое‑как удавалось – в самом ли инфекционном отделении, уговорив ли какую‑нибудь сознательную больную из нашего маленького местного дурдома за пару сигарет, то как продезинфицировать персонал – не знал никто. То есть такой случай как бы и не предусматривался. Выкручивайся, как знаешь.
А как именно? Да всяко. Если все в той же нашей больничке по ошибке случалась горячая вода – хорошо. Оставалось только за чистой одеждой домой прокатиться – мне за двадцать верст, водителю за пятнадцать, но в прямо противоположную сторону. Взяв одежку на смену, возвращались отмывать свои усталые тела.
Нет воды (а это как правило) – значит, вынесет жена тазик да мыло во двор – мойся, муженек, только в дом этих блох (вшей, клещей – нужное вставить) не носи. Права, безусловно. Пару раз плясал нагишом на зимнем холодном ветру, потом, запаковав грязное в мешок и бросив на улице, еще час дома горячим чаем отогревался.