Страница 90 из 90
– Ох, не зли меня, начальница. Вспомни тех беременных.
Рат непреклонна.
– Александр, – на моей памяти она впервые называет меня так, – каков бы он ни был – он больной. Кем бы он ни был – он человек. Кто ты такой, чтобы распоряжаться его жизнью? Кто дал тебе право судить?
– Я сам его взял.
– Чем же ты тогда от него отличаешься? Неужели ты способен заплатить за шаткий шанс получить свободу чужой жизнью? Еще раз спрашиваю – подумал?
– Отстань, Люся.
– Патрик, тормози.
Люси прямо с капота, через приспущенное боковое стекло выпрыгнула на дорогу. Поднялась, отряхивая пыль с одежды, пропищала:
– Прощай, Шура. Я о тебе лучше думала, извини.
Отвернувшись, направилась к придорожным кустам.
– Стой, стой, как же ты назад доберешься?
– Не твоя забота, – махнула лапкой, – прощай.
И полезла в кусты. Вот уже не различить ее халата в густой зелени.
– Проваливай! – в досаде заорал я вслед и тут же закусил до крови губу, заливая болью последние сомнения в своей правоте. Крикнул Патрику: – Трогай!
Тот замотал головой и, открыв дверцу, полез из кабины, краснея и смущенно бормоча:
– Не нравится мне все это, сэр, совсем не нравится. Вы уж не серчайте, я тоже останусь. Извините, сэр…
– Ну и убирайся! Черт с тобой! – Я плюнул в окно и приказал Игорьку пересаживаться за руль.
Обвел глазами оставшихся. Игорек. Плачущая, не понимающая, что творится, Дженни. Я сам. Дурак и Рой не в счет. Эти, считай, не здесь, а почти уже там. Оба не обратили ни толики внимания на уменьшение экипажа. Лица горят внутренним пламенем. Они – поглощены своим.
За нас троих – сколько? Рой, маньяк – это наверняка. Сколько молодых ребят, таких же пленников вертящегося мира, уложат они, покуда пройдут к Зеркалу? Пять, десять, тридцать? Рой – профессионал, не пацанам с ним тягаться. Велик счет…
Я зажмурился. Замелькало в глазах:
Твое лицо. Бегущие по дорожке дети. Свет в окошках маленького зеленого домика. Жена, открывающая дверь. Снова ты. Белый халатик, белый халатик в придорожной зелени…
Грубо рявкнул на Игорька:
– Что встал? Ходу!
Пилот вздрогнул и воткнул передачу. Вездеход пошел пожирать последнюю милю до зоны Зеркала.
Автомобиль, укрытый маскировочной сеткой, сливается с кустами.
Вставший на одно колено Рой последний раз проверяет гранатомет.
Еще закованный в наручники, но уже обвешанный брусками взрывчатки безумец, нетерпеливо извиваясь, шипит:
– Зеркало, Зеркало… Пустите меня к Зеркалу!
Ключ от наручников болтается у меня между пальцами. Досасываю последний окурок. Еще чуть‑чуть – и я дома.
Ты, наверное, уже вернулась из своего далекого далека. Прилечу прямо к тебе, схвачу, обниму, зацелую…
Останутся ли пятна крови от моих рук на твоей белой блузке?
Еще пара слов от автора
У меня немало знакомых, прочитавших «Грань креста» и ждущих следующей книги. «Гребец галеры» вызывает у всех одни и те же вопросы.
Что стало с Шурой? Выбрался ли он из этого мира? Что дальше произошло с Люси, Патриком и другими? И вообще, будет ли продолжаться история еще? Каковы мои дальнейшие планы?
Что мне им ответить?
Мир вертится. Бесконечная череда рождений, несчастий, смертей продолжает свое вращение вместе с ним. Каждую минуту кто‑то хватается за телефон, набирая номер «Скорой помощи», и очередная бригада следит за всполохами проблескового маяка на окнах пролетающих домов, зябко кутаясь в шинели и кляня ненавистную работу, без которой они не мыслят своей жизни.
А я и мои планы – что я?
Где‑то срослось и затеплилось – залито и разорвано, И мы обреченно шепчем друг другу: «Прощай и прости…» За все мы платить обязаны, и платим мы слишком дорого. В руках уголек не удержишь, не сжегши ладонь до кости.
Сижу. Докуриваю. Ключ от Ключа блестит между пальцев…
[1] Mayday («Майский день») – международный сигнал бедствия для радиотелефона.
[2] Хайям. Рубайи 40. (Интерпретация моя. – А. К.)
[3] Перевод Е. Дунаевской.