Страница 52 из 90
За поворотом дорога резко поднималась в гору. Прямо под горой – машина «Скорой помощи», над которой глыбой навис пятнисто‑зеленый грузовик со сдвинутой назад гармошкой брезентовой крыши. Тяжеленная рельсина могучего бампера с закрепленной сверху лебедкой глубоко вмялась в белый капот, перебив пополам нарисованный на нем крест.
Выпрыгиваю, не забыв предварительно коснуться кармана – начальница на месте. Выхватываю из салона ящик, осматриваюсь. Явно пострадавших не видно. В автомобиле наших коллег – тишина. Вокруг бродит, скребется в него молоденький розовощекий лейтенантик – только‑только из училища.
Поодаль, вольготно расположившись на траве и обнявшись, десяток солдат, красномордых от бани и обильной выпивки, раскачиваются из стороны в сторону в такт выводимой чьим‑то пьяным голосом песне:
Мы убиваем, нас убивают
Наши желанья не совпадают.
Часто простое кажется сложным,
Выстрелить первым вдруг невозможно.
В этом вертящемся мире поганом
Каждая сволочь ходит с наганом,
Вот и стреляешь, хочешь не хочешь,
Сразу не выстрелишь – пулю схлопочешь.
Мотив знакомый. А вот слова… Нетрезвый хор во всю силу молодых глоток подхватил припев:
Так что не думай, как будет лучше,
Первым не выстрелишь – пулю получишь.
Подхожу к солдатне, рявкаю изо всей мочи:
– Отставить!
Заткнулись. Вытаращились, не слишком уразумев, кто это им веселиться мешает.
– Докладывайте.
Один из солдат, постарше, не совсем еще пропивший понятия о дисциплине, поднялся, покачиваясь.
– Ну, в общем, это, сэр. Тут мы в них въехали, дак летёха девчонкой попользоваться хочет, а она, вишь, заперлась. Мы предложили – сейчас враз выковырнем. Не хочет, дурило. Сама, говорит, дать должна. Молодой…
– Медики пострадали?
Вояка вгляделся в меня, нахмурился:
– Слышь, а ты кто есть‑то? Что‑то я не догоняю, ты наш или ихний? Тачка вроде армейская, а зачем тогда халат?
– А чтоб ты спросил, – парировала вылезшая на мое левое плечо Люси.
– О, крыса! – вытаращил глаза солдат. – Откуда взялась?
– А меня нет, милый, – ласково пропищала Рат, – я тебе спьяну мерещусь.
Собеседник вылупил глаза, некоторое время тупо таращился на мою начальницу и, мутно кивнув, опустился обратно в траву.
Я двинулся к офицеру. Тот, заметив мое приближение, глупо улыбнулся и выдал фразу, звучавшую в переложении с нецензурного языка на общепринятый, как классическая цитата из Швейка:
– Вот ведь проститутка, не хочет спать со мной.
Ответ мой был прост и конкретен:
– Оставь в покое девчонку, забирай своих орлов и проваливай ко всем чертям.
До лейтенанта доперло, кто я такой. Лицо побагровело, пальцы судорожно зацарапали болтающуюся на поясе кобуру. Я быстро нагнулся, едва не стряхнув с плеча Люси, выдернул из‑за сапога нож и, чуть подбросив его, перехватил за спинку рукояткой вверх.
– Уверен, что успеешь?
Пьян‑то он пьян был, но профессиональный глаз военного вмиг распознал метательный захват. Пару минут мы смотрели друг на друга, меряясь взглядами. К тому времени Патрик успел выскользнуть из кабины и поспешал к нам, на ходу примыкая магазин к автомату.
Кто‑то из вояк, учуяв неладное, подал голос:
– Ему дорожку отсюда не показать, сэр? Вы только скажите, мы его мигом наладим. Не хуже вертолета полетит!
Тот встрепенулся было, с надеждой покосившись в сторону торчащих из‑под тента кузова прикладов сваленного в кучу оружия, но мой пилот уже сопел мне в ухо, встав рядом. Звонко щелкнул затвор. Отвел руку с ножом к плечу и я.
Офицерик сник и, отвернувшись, махнул рукой своей команде:
– По машинам!
Зарычал могучий дизель. Грузовик, выплюнув из выхлопной трубы сизую тучку отработанных газов, отбыл. Я осторожно постучал по борту:
– Отбой тревоги. Солдат больше нет.
Дверца распахнулась. Линейный фельдшер Дженифер Смайли, вылетев из салона, повисла у меня на шее, одновременно плача, благодаря и пачкая халат растекшейся тушью.
– Ну, все, все, малышка. Все в порядке.
Та вцепилась в меня еще крепче, боясь отпускать. Льющиеся ручьем слезы смывали последние остатки косметики мне на грудь.
– Ну‑ну. Было – нет, и слава богу. Давай‑ка прекращай, не то сейчас успокоительного вколю.
Дженни оторвалась с трудом, подняла заплаканное лицо и затрясла головой:
– Не надо… Я просто очень испугалась. Они все пьяные, грубые, безумные…
Пожилой водитель, поминутно поправляя очки, озабоченно нагибался, с разных сторон заглядывая под передок машины.
– Проблемы?
– Похоже, рулевую тягу оборвало. Здесь не сделать. На буксир возьмете?
– Извини, родной. Вызов у нас.
– Эхма! Ладно, буду тягач ждать.
– Успехов. – Я повернулся к своему автомобилю. Девчонка ухватилась за мой рукав, потянула к себе:
– Не уезжайте, пожалуйста – вдруг они вернутся? Страшно…
– Да как же, – растерялся я, – вызов ведь на руках.
– Можно тогда с вами?
Я замялся на секундочку, не зная, что скажет Люси. Та не возразила.
– Что ж, залезай.
Дженни взялась было за ящик, но, спохватившись, глянула на себя в наружное зеркало заднего вида.
– Ой, я же ужасно выгляжу!
И спряталась в машине – прихорашиваться. Процесс затянулся. От скуки я начал приставать к водителю:
– Слышь, как это вас угораздило?
– Да они на горке прямо по центру стояли. Я притормозил, посигналил, чтоб дали проехать. Видать, кто‑то спьяну ручник отпустил. Ну и вот…
Ну и вот. Я и не подозревал, что жизнь моя стояла вот так же – на откосе. Нет, подумывал, конечно, но мне всегда казалось, что тормоза у меня работают хорошо. Как бы не так!
Вечерний чай с тобой вприглядку, как всегда, был чудесен. Вызов уже лежал в кармане, отпущенные на заправку двадцать минут истекли, я с сожалением встал со стула. Ты задержала меня.
– Шура, можно назначить тебе свидание?
Я не обольщался насчет свиданий, зная твой злой язычок, потому лишь кивнул:
– Как будет угодно госпоже доктору.
– Тогда приходи сюда после полуночи, когда освободишься.
Не пришел – прилетел. Такова была воля Божья, что ночь прошла на редкость спокойно, вызовами население не мучило, по одному разу только и съездили. Разговор порхал вокруг совершеннейших пустяков, а я маялся, понимая, что должен услышать что‑то очень важное. Столь сильно было то ощущение, что мешало наслаждаться желанным обществом. Так долго вместе – и тревожно. И тягостно.
О чем ты думала тогда? Что для себя решала? Бог весть.
Засерел уже рассвет, потянулся, здороваясь, народ в столовую за утренним чаем. Наконец ты посмотрела в упор чуть покрасневшими после бессонной ночи глазами:
– Шура, а я ведь уезжаю.
Я так и знал. Мне не требовалось расспросов, чтобы понять: далеко и надолго. Один лишь вопрос вымолвил:
– Скоро?
– Скоро. Осенью. Ты будешь мне писать?
А вот этого я не ожидал. Качнул головой потерянно:
– Нет, извини, не смогу. Но мне будет тебя очень не хватать.
Набрал в грудь побольше воздуха и, решившись, назначил свидание. Настоящее. Первое.
– Дженни, а ты веришь в любовь?
Кивнула. Подалась ко мне в кабину через перегородку. Пухлые губы приоткрылись. Она уже готова. Протяни руку – и моя.
Нет, милая. В качестве выражения благодарности я это не приемлю. Мне для этого другое нужно.
Когда же ты поняла, что я тебе небезразличен? Случилось ли это, когда мы одновременно попытались подхватить соскальзывающий со столика медицинский ящик и я невзначай коснулся твоей груди? Меня тогда словно током дернуло, а ты, не торопясь уклониться, взглянула как‑то искоса, особенно.
Или позже, когда на вечеринке у нашего общего знакомого мы уединились на кухне, приглядывая, чтобы что‑то готовящееся там не подгорело, и обсуждая всякие никчемные глупости?
Или ночью того самого понедельника на «Скорой» передал я тебе свое чувство пристальным взглядом и оно, отразившись на моем лице, вернулось ко мне?