Страница 40 из 90
– А здесь не так уж скверно! – постановили все, с надеждой поглядывая на косую кухонную дверцу в ожидании следующего блюда. Появление кривого, засаленного и закопченного чугуна встретили с энтузиазмом. К чугуну прилагалась сучковатая доска с чем‑то закрытым обрывком тряпки.
Из непредставительных недр явился душистейший в свете крепкий прозрачный бульон. А под тряпкой… О, таких пирожков я давненько не едал! Слоеные крохотульки – их не требовалось откусывать никому, кроме Люси, – таяли во рту, обнаруживая внутри рассыпчатую мясную начинку, обильно сдобренную пряностями. Кувшин пива быстро опустел, мы затребовали другой, доставленный нам незамедлительно.
Вместе с пивом прибыл керамический горшок, залепленный обугленным блином. Внешность этой посудины, безусловно, могла свести с ума всю местную санэпидемслужбу, если бы таковая здесь имелась. Но нам уже было все равно. Мы нетерпеливо сорвали блин и полезли черпаком в благоухающие глубины.
Тоненькие ленточки тушеного мяса трех различных сортов, сплетенные в крошечные косички плавали среди овощей, частью знакомых, как зеленая фасоль и сладкий перец, частью мне неизвестных. Мясо не приходилось разыскивать в этом рагу – его там имелось больше, чем всего прочего. Тушение производилось в какой‑то красной густой подливке, напоминающей томатную, совершенно божественных вкусовых свойств.
К пожираемому нами блюду придавалась очередная доска с пирожками – на сей раз начинкой служили жареные грибы.
По мере увеличения нашего толстопузия скорость перемещения пищи в наши желудки падала, но и рагу съедено оказалось подчистую. И это было не все! Нас еще ожидал десерт.
При виде песочного торта, прослоенного пластами холодного дрожащего желе всех цветов радуги и увенчанного искусно выполненной конструкцией из свежих ягод и взбитых сливок, Патрик издал стон, а я украдкой расстегнул пуговицу на брюках. Люси бросила на нас испытующий взгляд и провозгласила, осушая мензурку:
– Пузо лопнет – наплевать! Под халатом не видать.
К десерту мы получили чай. Точнее, горячий настой чего‑то терпкого и душистого, с оттенком весеннего меда. Осоловело таращились мы друг на друга, не в силах вылезти из‑за стола. Приплелась трактирщица, промямлила, не вынимая рук из‑под загаженного передника:
– Господам не угодно ли коньяку для завершения обеда?
Мне было угодно. Я умоляюще глянул на начальницу. Та вздохнула:
– Что с тобой поделать! Жри свою отраву!
На столе возникли чарочки, до краев налитые вязкой зеленовато‑янтарной жидкостью. Я пригубил. Слов для описания моих чувств нет в лексиконе! Крайне приблизительно испытанные мной ощущения могут быть описаны термином Летики из гриновских «Алых парусов»: «Улей и сад!»
Мягкое, обволакивающее дрожание несравненного аромата долго держалось во рту.
Нарисовалась хозяйка – за расчетом. Заявленная цена показалась нам удивительно скромной. Я протянул ей банкноту вдвое крупнее, махнув рукой – мол, сдачи не надо. Даже прижимистая Люси одобрительно кивнула.
– Вот только непонятно, почему при ваших талантах, хозяюшка, заведение столь убого. Таким поваром может гордиться любой ресторан!
– Видите ли, господа, – уныло промямлила женщина, – раньше моя харчевня находилась на тракте у городской заставы. Ко мне съезжались кутить богатейшие люди Тайра. А нынче… – Она досадливо сморщилась. – Лучше скажите, уважаемые, вам действительно понравился обед? Я ведь готовлю теперь только самое простое не для кого стараться.
Мы заверили ее, что обед понравился. Горячо заверили. Искренне.
– И животное ваше довольно?
Терпение лопнуло. Мы заорали дурноматом:
– Какое животное, бестолочь! Это врач, доктор Рат! Сколько можно повторять!
Кобылье усталое лицо несколько оживилось.
– Врач? То есть настоящий доктор?
– Самый что ни на есть настоящий!
– Что ж вы сразу не сказали? Я‑то, глупая, не поняла. Извините меня, пожалуйста, госпожа доктор!
Люси прошептала мне на ухо:
– Не нравится мне что‑то ее поведение. Не к добру это. Сейчас начнет просить осмотреть ее и полечить от какой‑нибудь хронической хвори, которой страдает лет сорок.
Мышка оказалась недалека от истины:
– Я прошу прощения у многоуважаемых господ, – сказала женщина, – но у меня есть проблема по вашей части. Не согласитесь ли вы милостиво помочь мне?
– Куда ж от тебя деваться…
Мы без охоты побрели вслед за хозяйкой по расшатанной лестнице в глубины погреба, отчаянно воняющие плесенью, и попали в ледник. Тяжелая дверь отворилась с надсадным скрипом. Нашим взорам предстал возлежащий на присыпанных опилками глыбах льда заиндевевший труп пожилого мужчины.
– Так…
– Господа, это мой свекор. Он приехал ко мне в гости месяц назад, да через день и помер. Денег, чтобы похоронить его, у меня нет, отвезти к его родне – тем более.
– А от нас‑то что требуется? – не поняли мы.
– Сделайте так, чтобы он пожил немного. Долго не надо. Пусть только до дому доедет, а там опять помирает.
– Как же мы это сделаем? Ведь он скончался давным‑давно!
– Это уж вам виднее. Может, укольчик какой‑нибудь… – Женщина умоляюще глядела на Люси.
– Не бывает таких уколов, милая.
Та недоверчиво осмотрела нас:
– Я бы вам деньги за обед вернула.
– Не выйдет ничего, понимаешь, не выйдет.
– Что, мало? Ну… я вам окорок еще хороший добавлю.
– Ну пойми ты, женщина! Это же невозможно!
Глаза хозяйки неприятно сощурились:
– Значит, не хотите помочь?
– Не то чтобы не хотим. Не можем. Не в наших это силах.
– Сволочи вы. Не желаете выручить бедную женщину. А я‑то, дура, для них старалась…
Пора было уносить ноги. Мы припустились к выходу, сопровождаемые воплями:
– Люди в белых халатах, называется! Только карман свои набить! А если я не могу дать столько, чтобы ваша жадность нажралась, так и помощи никакой! Я еще разузнаю…
Вездеход резко взял с места и полетел прочь со всей скоростью, на какую был способен. Стоя на пороге трактира, хозяйка изрыгала проклятья. Она еще долго махала руками, выкрикивая гадости нам вдогонку.
Реанимобиль стоял задом к дороге. Бригада тоскливо бродила вокруг, плюясь, переругиваясь и скучно куря. Люси приветливо помахала им из окошка:
– Салют, коллеги! Какие сложности в жизни?
– А, клиента везли. Расслаивающаяся аневризма аорты, кандидат на тот свет. Помереть он, конечно, обречен был, но зачем же делать это у нас в машине?! Полдня полицию ждали, да пока они еще туда‑сюда… Теперь вызов на контроль ЭКГ хрен знает куда, в Пески, а мы не жравши. Какие Пески на пустой желудок?
– Ну, это беда поправимая. Вы же прямо на дороге к злачному заведению стоите!
И Люси не пожалела красок, описывая кулинарное искусство конеобразной трактирщицы.
– Дорого, небось?
– Да вы что, задаром. За всю бригаду двадцатку отдали.
– Не врешь?
– Помереть мне на этом месте. – Начальница препотешно осенила себя крестным знамением, используя вместо пальцев кончик хвоста.
Реаниматологи повеселели, дружно попрыгали в машину и отбыли в указанном направлении. Рат сияла, как начищенный пятак. Патрик кривился недовольно:
– Осмелюсь заметить, госпожа, делать своему ближнему пакости грешно, а уж радоваться этому и вовсе. Господь не одобрит вашего поступка, мэм.
– Разве тебе не понравился обед? – с невинным видом спросила мышка.
– Обед был замечательный, что правда, то правда, мэм. Мы дома такого и на Рождество не едали. Только от этой фурии на десерт может получиться несварение желудка.
– С таким нежным желудком на «Скорой» не фига делать, – авторитетно заявила начальница, – а что до ваших, сударь, беспочвенных обвинений, то я их решительно отметаю! Категорически! Личностью трактирщицы никто не интересовался. Пусть пообщаются, – заключила Люси злоехидно и, сложив лапки на животе, погрузилась в дрему у меня на коленях.
Я переложил ее на спальное место в тряпочки и последовал доброму примеру. Закрывая глаза, я про себя пожалел Патрика. Ему‑то не видать послеобеденного отдыха. В Озерах ждут.