Москва Булгаковская

Эту заповедь повторял он себе множество раз, исписывая листы в круге теплого света и спиной ощущая холодок — за ним могли прийти в любую минуту.

Кабинет манил к работе. Торцом к окну устроился стол, за ним стены с книжными полками, на которых рядами стояли полные собрания сочинений русских и зарубежных классиков, две энциклопедии: Брокгауза-Ефрона и Большая советская. На одной из полок повешено предупреждение: «Просьба книг не брать».

Альбомы с ругательствами томились в нижнем ящике стола. На столе Библия, пятисвечный канделябр — подарок Ляминых, бронзовый бюст Суворова, фото Любы и заветная материнская красная коробочка из-под духов «Коти», на которой рукой Михаила было написано: «война 191…» — и клякса.

Здесь хорошо писалось, и под ногами был ковер — не бухарский и не роскошный, но все же — теплая нега. Здесь написан первый вариант «Консультанта с копытом», из которого почти неизменными вошли в последний текст все сцены с Иешуа, завершены пьесы «Бег», «Кабала святош».

Булгаков на подъеме. В трех театрах идут его пьесы, его окружает вполне приемлемый домашний уют. И лампа горит на столе, и кошка греется под лампой… А главное… главное то, что произошло в феврале — чудесная женщина посмотрела ему в глаза, и понеслось, понеслось…

Четырехэтажный, только что отремонтированный дом с колоннами для высшего комсостава в Большом Ржевском переулке (дом 11, кв. 1). Напротив, среди крон старых деревьев, густо опушенных инеем, видны купола церкви Ржевской Божией матери. Семья начальника штаба Московского военного округа Шиловского въехала сюда недавно. Елена Сергеевна — хорошенькая и бойкая, выбрала квартиру номер один на первом этаже — самую лучшую в доме, с окнами на церковь.

— Милая, эго неудобно. Лучшая квартира должна принадлежать командующему округом Уборевичу, — засомневался муж, Евгений Александрович Шиловский.

— Пустяки. Сегодня он командует, завтра другой.

Уборевич без возражений взял себе квартиру на третьем этаже с окнами во двор и отдал своему заместителю квартиру № 1. С улыбкой похлопал Шиловского по плечу:

— А у тебя жена молодец! С такой не пропадешь. Счастливого вам житья-бытья в новых апартаментах!

Елена Сергеевна активно распоряжалась устройством нового жилья. Теперь у нее будет один из лучших домов в Москве — гостеприимный, красивый, с молодой остроумной хозяйкой, прелестными детишками и таким безупречным главой семьи. Даже с сестрой Олей, желавшей жить рядом, вышло удобно. Она заняла в этом же доме небольшую, но очень уютную комнату, украшенную коврами и выходящую окном на цокольную площадку между двух колонн.

— Все отлично, отлично, отлично… — Елена Сергеевна отстукала бодрый ритм черенком серебряной чайной ложки и который раз выглянула в окно, приподняв угол белоснежной «маркизы». — Ну что же Оля задерживается?

Чайный столик в гостиной накрыт на две персоны — легчайший фарфор, льняные крахмальные салфетки. Серебряная сухарница полна миндальных печений, в конфетнице — шоколадные шарики грильяжа. Горничная Вера — молодая, пышная, кровь с молоком — поставила перед хозяйкой, одетой по-утреннему в длинный атласный капот, хрустальную вазочку, изображающую корзинку с серебряной ручкой.

— Тут кексики, как Ольга Сергеевна любят-с.

— Иди, Верочка, я сама приму Олю. А в три заедет портниха, надо платье к приему в Кремле подшить. Худею что-то, — она затянула поясок на талии.

— Уж вы бы лучше, чем печенья грызть, каши по утрам велели наварить. От них румянец — во — свекольный! и жар в крови. А еще… — Горничная оглянулась на дверь и, прикрывая ладошкой рот, быстро прошептала: — И грудь кошмарно растет!

— Ну, с грудью у меня и так все вроде в порядке, — рассмеялась Елена Сергеевна. — А румянец ни к чему. К черным волосам идет матовая бледность. — Она поднялась, посмотрела на себя в каминное зеркало. — Нет, пожалуй, не нужна бледность. Он сказал: «На морозе щеки у тебя совершенно яблочные. Даже пахнет антоновкой!» Только тут не каши нужны. А вот укладка удачная, надо сказать Бенджамену, чтобы запомнил, как волны положены. — Зевнув, она встала у окна, потянулась с приятной негой и стала смотреть на воробьев, сбивающих лохматый иней. Благополучная женщина, слишком благополучная.

Елена Сергеевна не нуждалась в деньгах. Елена Сергеевна могла купить все, что ей понравится. Среди знакомых ее мужа попадались интересные люди. Елена Сергеевна никогда не прикасалась к примусу. Елена Сергеевна не знала ужасов житья в совместной квартире. Муж, безупречный семьянин и гражданин, обожает ее. В момент брака с Еленой Сергеевной Шиловскому шел тридцать второй год. Он был красив, благороден, образован, талантлив. Профессиональный военный, в свое время воспитанник кадетского корпуса и Константинов-ского артиллерийского училища, окончил Академию Генерального штаба в 1917 году. В первую мировую войну — капитан. С 1918 года — крупный военачальник Красной Армии. Командующий 16-й армией, затем помощник начальника Академии Генштаба, с 1928 года — начальник штаба Московского военного округа, которым командовал Уборевич.

Удачный муж, самый лучший… Растут под присмотром немки-гувернантки два здоровых мальчугана — шести и трех лет. Светская жизнь бьет ключом. Кремлевские банкеты, ложа в Большом театре, премьеры, санатории, лучшая портниха, самый модный в Москве парикмахер, дорогая косметичка-француженка… Следить за собой — вот забота. Ароматные ванны, поездки в Ессентуки, массаж, душ Шарко… Но как это все скучно! Ведь уже тридцать шесть, молодость уходит и чего-то явно не хватает… Не хватало. Теперь есть все. — Елена Сергеевна тихо рассмеялась и, услыхав звонок, бросилась к двери гостиной, опередив Веру.

— Не целуй — от меня сквозит. Я прямо из театра. К себе даже не заходила. Так на этом курорте соскучилась! Из театра за мной на вокзал «экипаж» прислали, но, ты знаешь, я не поклонница лошадиной тяги! Приморозило на этой колеснице зверски! Чемодан и сумку, Вера, в мою квартиру отнеси, потом сама разберу. — Она быстро говорила, скинув на руки домработницы каракулевую шубку и расстегивая высокие ботики.

Ольга Сергеевна Бокшанская — родная сестра Елены, состоящая в разводе, вернулась из санатория. Жила она с сестрой очень дружно, и отсутствие в три недели казалось вечностью.

Сестры обнялись, и стало сомнительно, что сестры, — такие они разные. Высокая, костистая, резкая в движениях Ольга, и вся плавная, текучая, в пропорциях классических статуй вылепленная Леля.

Ольга принесла морозный воздух и крошечный букет живых фиалок — только она одна знала, где их взять. Секретарь В.И. Немировича-Данченко Ольга Сергеевна Бокшанская — всесильная личность.

— Олюша, ты голодна? Хочешь, велю подать студень и всякие копченые вкусности? Как твой бронхит?

— А, и забыла уже, что это такое; эскулапы крымские все мгновенно вылечили грязями.

— Но тебя ж в поезде не кормили! Господи, как я соскучилась!

— Перестань суетиться. Если только глоток хорошего коньячка в кофе — согреться. Кексики с цукатами я уже вижу. И грильяж. Все по высшему разряду — как сказал бы твой муж. — Ольга села, закинув нога на ногу. Обрисовались худые колени под узкой габардиновой юбкой. — Рассказывай, времени в обрез. У нас в три прогон. Меня телеграммами забомбили — прямо главный человек в театре! Без Бокшанской — никуда.

— Ой, и не знаю, с чего начать…Такое закрутилось! — Елена Сергеевна сделала трагические глаза и сжала ладонями виски. — Начну издалека, ладно? Совсем издалека — мне ведь самой во всем разобраться надо. А ты подскажешь, умница моя. — Елена погладила руку старшей сестры, державшую хрупкую чашечку. — Вот, ты сама видишь, я совершенно счастливая женщина. Совершенно.

— Ну, с этим трудно спорить. — Ольга с удовольствием хрустела грильяжем. Если Елену все дружно считали красавицей, определяя ее несколько тяжеловатый нос как интересную пикантность, то этот же нос, чуть увеличенный в масштабе, делал Ольгу почти дурнушкой. Она это знала и нашла собственный, вполне элегантный стиль. Деловая женщина. Подстриженные до мочек ушей темные волосы, фетровые шляпы, узкие юбки и весьма смелые взгляды на отношения полов.