Страница 65 из 83
Расстались они, впрочем, без взаимных обид: полицейский на всем протяжении расследования вел себя деликатно, откровенно брезгуя методой дешевого шантажа и выкручивания рук, и Уолтер с удовольствием оставил у себя его карточку, согласившись, что в жизни бывает всякое и зарекаться от необходимости будущих встреч с полицейским способен только дурак.
Карточка действительно пригодилась.
На встречу, внемля рекомендациям Уолтера, Дик явился соблюдая все правила конспирации: вначале в доме произошла авария со светом, портье связался с компанией, обслуживающей дом, и полицейский очутился в квартире под видом одного из электриков.
Уолтер поведал ему о контрактах, подписанных с арабом, об ограблении квартиры, перипетиях плавания, о своем побеге с судна, похищении жены и, наконец, о телефонном звонке в машину, незамедлительно последовавшем по дороге из аэропорта, замечая, как в глазах полицейского с каждой секундой утверждается какая‑то растерянная беспомощность.
— Я просто не знаю, к кому в данной ситуации обратиться, — откровенно поделился Уолтер. — Понимаю, что данный вопрос далек от специфики вашей службы, но куда прикажете мне звонить? В ЦРУ? В Пентагон? Все равно так или иначе ваша контора ближе к данным ведомствам, нежели моя частная лавочка… Понимаю и другое: меня легко принять за спятившего идиота. Это вполне объясняет и прыжок в ледяное море, и подозрения, связанные с фанатиками–террористами, к примеру. Но чем тогда объясняется похищение моей жены? Моим личным заказом?
— Подумаем, — неопределенно отозвался Дик, теребя ворот синей нейлоновой куртки с желто выштампованным на ее спине названием сервисной компании. — Но не могли бы вы, кстати, оказать мне ответную услугу? Коли уж нам довелось внезапно встретиться… Вы знаете некоего Алекса Волина? По–моему, у вас с ним был совместный бизнес…
— Ну?..
— Каким образом он связан с господином Михайловым, проживающим постоянно в Швейцарии? — непринужденным голосом вопросил Дик.
Уолтер хмуро улыбнулся. Сказал огорченно:
— Разочарую вас. Я, знаете ли, не перепуганная девица, которая, смятенно припав к плечу защитничка, решившего воспользоваться заполошностью ее состояния, может ему и отдаться в порядке, так сказать, оперативной благодарности. Постоять за себя я сумею и без вашего участия.
— Да я же чисто по–человечески… — развел руками Дик.
— Вон оно что! — вскинул брови Уолтер. — Тогда — извините. И позвольте вам рассказать, что был у меня приятель, большой дока в искусстве кадрить прекрасный пол. И когда в случае отказа ему в знакомстве он начинал канючить это самое "да я же с вами хочу чисто по–человечески…", то я уже твердо знал: сделай мадам первую уступку, через какой‑то час ее наверняка и воодушевленно будут трахать!
Дик смущенно рассмеялся.
А Уолтер, чеканя слова, между тем вполне дружелюбно продолжил:
— Времени после последней нашей встречи прошло достаточно, а потому нахожу необходимым еще раз вам повторить: в стукачи я не гожусь по многим причинам. Существует, во–первых, такое туманное понятие, как нравственность. Во–вторых, получать блага и деньги за счет сотрудничества с полицией, тем более ставя это как цель, могут исключительно пропащие люди. Я, например, считаю, что куда приятнее заработать на жизнь умом или руками, но не языком, облизывающим чье‑то ухо либо задницу. И потому сегодняшний разговор веду с вами только потому, что являюсь гражданином, пекущимся о безопасности своей страны, о безопасности людей на судне, поставленных на грань гибели из‑за злой воли вероятных преступников, а кроме того, надеясь, что подобная доверительность с моей стороны по отношению именно к вам… — выдержал паузу, — будет по достоинству оценена вашим руководством… Так что наивно рассчитываю услышать от вас слово "спасибо".
— Спасибо, — учтиво произнес Дик.
Под конец рабочего дня, усевшись за свой стол в опустевшем офисе на шестнадцатом этаже небоскреба на Federal Plaza, 26, офицер ФБР тяжко призадумался, анализируя прошедшее рандеву с русским бизнесменом. рассказанная им история отличалась известного рода изыском, но какие делать из нее выводы он не знал.
Ну, болтается где‑то в океане иностранное судно с иностранным экипажем, ну — смыло какого‑то чудака за борт, ну — мусульманская команда, часть которой имеет следы боевых ранений…
Маршрут и цели экспедиции официально утверждены, вполне соответствуют задачам Гринписа…
Что остается? О чем писать рапорт? О похищении жены Уолтера, теперь уже неактуальном и недоказуемом?
Однако что ни говори, а прошедшая встреча поселила в нем садняще–тревожное ощущение немалой важности происходящего там, в далеком океане.
Но что конкретно докладывать начальству?
Если бы хоть что‑то доказательно указывало на злокозненность устремлений экспедиции…
Если бы, скажем, тот же Уолтер слышал какой‑нибудь разговор о попытке демонтажа и подъема из глубины ядерных боеголовок…
А если предположить, что слышал? Скажем, не разговор, а его обрывок хотя бы… Убедить бизнесмена в целесообразности подобной конъюнктурной формулировки труда не составит. Слышал и слышал. А может, почудилось. Недоказуемо и ненаказуемо. Тем более, руководимый благородным позывом, он попросту не мог не сообщить о данном факте властям.
В свою же очередь, он, агент Мертон Стюарт, имеющий оперативный псевдоним Дик Энберн, добросовестно исполняя служебные обязанности, доложил о заявлении благонамеренного гражданина по инстанциям.
Мысль!
Только так можно подвести реальную почву под это зыбкое дельце, заставив провернуться первую передаточную шестерню, способную вовлечь в движение последующую. Только так способно придаться значение поступившей информации и, соответственно, рапорту, в хлипкой надежде на то, что его не похоронят в дальнем ящике, а, испещрив неопределенными резолюциями, перепасуют в какую‑либо компетентную инстанцию.
Правда, прежде чем бумага попадет в чьи‑либо ответственные Руки, под которыми находятся нужные кнопки, можно успеть не только вытащить из морских глубин все эти ядерные боеголовки, но и доставить их в тот же Нью–Йорк…
Мертон Стюард поежился и, обреченно вздохнув, придвинулся к монитору компьютера.
"Бюрократия погубит этот мир!$1 — подумал он, без энтузиазма зачиная очередной секретный документ.
КРОХИН
В последнее время Крохин чувствовал себя бесполезным, праздношатающимся типом, в чьих услугах никто не нуждался.
Как переводчик на "Скрябине" он был абсолютно невостребован: и матросы, и командный, и ученый состав — все без исключения владели пускай топорным, однако вполне достаточным для профессионального и бытового общения английским, а часть экипажа знала и неведомый Владимиру арабский, так что роль его сводилась к неопределенному адъютантству у руководителя экспедиции. То есть, как определил его статус старпом Сенчук, он "был главным куда пошлют".
После исчезновения штурмана, связавшись с Ассафаром, Крохин получил от него приказ: в случае обращения к нему снабженца Уолтера за содействием в телефонной связи с Америкой в таковой просьбе отказать, сославшись на аналогичную неисправность личного спутникового телефона.
Подобное распоряжение озадачило его неясностью мотива, однако исполнил он его не вдаваясь ни в какие расспросы и расстаравшись в актерстве и лжи перед бизнесменом, а вернее, как уяснял вторым планом, перед своим работодателем — в подспудной надежде, что если не за труд, так за угодничество его оставят на твердой зарплате перспективного — авось пригодится! — лакея.
Осознание себя никчемным приспособленцем, пытающимся ухватиться за надежную корку хлеба, было мучительно–постыдным, но, с другой стороны, понималось, что ни на что иное он не годится.
Как же запутала его жизнь! Запутала, привела в тупик, а теперь пугала надвигающейся старостью, отсутствием дела, одиночеством, что и рождало лихорадочное желание ухватить кусок, должный обеспечить будущую праздную немощь. А заграничные скитания, как теперь понималось, диктовались поисками упущенных в юности приключений и впечатлений, стремлением компенсировать серую прошлую жизнь в тоталитарной стране принуждавшую его к функции послушного винтика в махине государственного агрегата.