Тайны тысячелетий

«В Мазагане (ныне Эль-Джадида) я выбрался из вмурованной в мостовую цистерны для воды, часто спасавшей от жажды осажденный португальский гарнизон, — вспоминает Мерл Сивери. — Яркое солнце заставило меня зажмуриться и беспомощно заморгать. Берберские мальчишки, блестя на солнце своей лоснящейся кожей, весело ныряли с могучих крепостных валов и, поднимая фонтаны брызг, скрывались в морской воде, заполнявшей ров. Португальцы отбивали набеги мавров на город вплоть до 1769 года».

Марокко стал отличным учебным полигоном для португальских солдат. Тут вели свои военные кампании многие губернаторы Португальской Азии, в том числе и Альбукерке. Именно здесь Магеллан стал хромым на всю жизнь, а Камоэнш лишился глаза. Громадная индийская крепость Диу была в точности скопирована с мазаганской твердыни. Но не только крепости мешали португальцам в их продвижении на восток. Марокко оттягивало на себя изрядную долю бесценной живой силы. В 1513 году король Мануэль бросил на захват Аземура 18 тысяч солдат, в то время как Альбукерке в Аравии смог выделить для штурма Адена всего 3 тысячи человек.

Бросок португальцев к востоку — значительное историческое событие. Ему предшествовало осторожное продвижение на юг, разведка африканского побережья, которая заняла полвека и прославила Генриха Мореплавателя. Причем, по мнению некоторых ученых, не совсем заслуженно.

Профессор Луиш де Фонсека считает, что экспедиции, предпринятые по указам Генриха, на деле были пиратскими набегами и охотой за живым товаром — невольниками. Фидальго Генриха, его знатные подданные, отправлявшиеся в походы из Суеты или Лагоса, предпочитали заниматься грабежом и захватом пленников с целью получения выкупа, а не исследованием новых земель. Капитаны Генриха крайне неохотно выходили в открытое море, боясь потерять из виду берег, а сам король ни разу не бывал ни в одном исследовательском походе.

Генрих выдавал патенты на плавания в Африку, причем патентов этих было куда больше, чем снаряженных им экспедиций. Поначалу мало кто отваживался заплывать дальше мыса Бохадор, безжизненной песчаной косы, протянувшейся на много лиг к западу. Но потом из тех мест стали привозить невольников и золотой песок. С 1444 по 1446 год Генрих выдал более тридцати разрешений на походы в Гвинею. Он основал факторию на острове Аргин у Гвинейских островов, ставшую прототипом укрепленных купеческих поселений, разбросанных по всей португальской империи.

«Каждый год, — писал венецианский купец Кадамосто, — португальцы забирают с Аргина тысячу рабов». Эти невольники и были той рабочей силой, которая трудилась в малонаселенной Альгарве и на плантациях Генриха на Мадейре, снабжая Европу вином и сахаром. Так что Генрих Мореплаватель был вовсе не самоотверженным и бескорыстным мечтателем, стремившимся обогнуть Африку и добраться до Индий. Нет, это был честолюбивый правитель и торгаш, бравший себе десятину с доходов ордена Христа и добивавшийся монополии на производство мыла, лов тунца и виноделие на Мадейре. Похоже, исследования неведомых земель интересовали его куда меньше, чем возможность оттяпать достойный короля куш, обирая тех, кому он выдавал разрешения на грабительские набеги и торговлю. Когда Генрих отдал Богу душу в 1460 году, его капитаны успели добраться только до Сьерра-Леоне, пройдя лишь треть пути вдоль африканского побережья.

Ну а как же сагрешская школа мореплавания? — спросите вы. Ведь благодаря ей искусство навигации поднялось на невиданную прежде высоту. Хороший вопрос, только вот профессор Луиш де Альбукерке, историк науки из Лиссабона, считает, что никакой сагрешской школы не было вовсе. Астрономические таблицы, усовершенствованные приборы, картографирование океана — все это относится к эпохе, наступившей уже после смерти Генриха.

Главный вклад Португалии в открытие мира — искусство плавания по звездам, но оно получило развитие только после volta da Mina, или возвращения из Мины.

Дан Жоржи да Мина — укрепленное купеческое поселение, и по сей день стоящее на побережье Ганы. Тут торговали золотом из Тимбукту, гвинейскими невольниками и слоновой костью — всеми теми «товарами», которые питали португальскую экспансию.

Из-за противных течений и ветров обратный путь из Мины вокруг островов Зеленого мыса был настолько трудным, что моряки уходили далеко в Атлантику, делали крюк и, поймав западные бризы возле Азорских островов, возвращались в Лиссабон. Единственными ориентирами при этом им служили Полярная звезда и Солнце, поэтому португальские мореплаватели (как и Колумб, который плавал с ними в Мину) были вынуждены учиться определять свое местонахождение по широте в открытом океане.

Жуан II (так же как и Генрих, глава ордена Христа) — вот с кого действительно начался золотой век португальских первооткрывателей. В 1482 и 1485 годах он дважды отправлял своего придворного Диогу Кана на юг вдоль берегов Африки, и путешественнику посчастливилось открыть великую реку Конго.

В 1487 году Жуан послал Бартоломеу Диаша в плавание вокруг Африки искать путь на Восток. Он пригласил в Лиссабон Колумба, чтобы «обсудить индийское предприятие». По иронии судьбы, в день приезда Колумба в Португалию с триумфом вернулся Бартоломеу Диаш. Поняв, что пути в Индию у него в руках, король тотчас же отправил будущего Адмирала Моря-Океана восвояси.

Успешное плавание Колумба в 1492 году привело к появлению папской буллы, разделившей земной шар между давнишними соперницами, Испанией и Португалией. Однако португальцы сочли, что проведенная папой линия отторгает у них слишком большой кусок Атлантического океана, а оставшегося пространства им не достаточно, чтобы плавать в Индию. В 1494 году, по Тордесильясскому договору, разделительная черта была отнесена на 270 лиг к западу. Таким образом португальцы, то ли осознанно, то ли ненароком, завладели Бразилией. В наши дни больше половины населения Южной Америки говорит на португальском языке.

Мерл Сивери признается, что он всегда с благоговейным трепетом разглядывал изображения кораблей, на которых плавали португальские первооткрыватели. Поэтому не удивительно, что в Лиссабоне он первым делом посетил контр-адмирала Рожерио д’Оливейру, президента португальской Морской академии. Этот энергичный человек построил корабль, чтобы повторить плавание Бартоломеу Диаша в год 500-летия этого события.

— А ваша каравелла — точная копия той, на которой Диаш обогнул мыс Доброй Надежды? — спросил путешественник адмирала.

— Не совсем, — был ответ. — Внешне, во всем, что касается формы корпуса и контуров оснастки, я соблюдал максимально возможное соответствие. Но внутри у нас есть радиостанция, штурманские инструменты, гальюн, холодильники, маленький аварийный двигатель. Мы строили корабль при помощи древних инструментов, но чертежи выполнял компьютер. Те корабли, которые король Генрих отправлял к мысу Бохадор, были одномачтовыми или двухмачтовыми барками с прямым парусным вооружением. Первые каравеллы появились только в 1441 году. И этот новый португальский корабль, легкий, с малой осадкой и латинскими парусами, благодаря которым он мог идти против ветра, был идеальным судном для каботажного плавания, разведки заливов и устьев рек.

По контрасту с каравеллами громадный корабль нау, использовавшийся на линии Лиссабон — Гоа в XVI и XVII веках, был настоящим гигантом. Широкие, многопалубные, с прямоугольной оснасткой, эти карраки или галеоны были океанскими грузовыми судами, способными при их высоких носах и корме идти только по ветру. Они радовали глаз, но опыт их использования был весьма плачевен. Путь вокруг Африки составлял 24 тысячи миль, и эти плавучие гробы преодолевали его за 18 месяцев, полных тягот, лишений и опасностей. Народу на борту всегда бывало битком. Тухлая вода, испорченная провизия, грязь, дизентерия, цинга, свирепая лихорадка.

Меньше половины людей да Гамы возвратились домой. Половина флота Педро Алвареша Кабрала, подошедшего в 1500 году к берегам Бразилии, так и не добралась до Индии. У португальцев даже есть поговорка: «Хочешь научиться молитвам — иди в море».