Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 111

Страх перед неведомыми опасностями, трудности зимнего пути, случайное нарушение чужих обычаев, эмоциональное переутомление от избытка впечатлений — все, что угодно, могло погубить нашего путешественника. Но Карпини остался жив. Почему? Пусть вас не удивляет этот вопрос, ведь в истории странствий было мало успешных экспедиций.

Мне кажется, что с монахом произошел один из тех редких случаев, когда странник получает жизненную энергию, становясь «человеком мира». Европа его глазами смотрела на Азию. Проделав путь из одной части мира в другую, он обрел новые знания, которые должен был донести до европейцев. Он просто не мог умереть, не закончив своей миссии. И у него был лишь один способ избавиться от пережитого — написать книгу о всем увиденном и услышанном. Так родилась «История монголов» Плано Карпини.

У большинства народов Азии принято сидеть во время еды на полу, застеленном коврами, опираясь локтями на подушки. Пищу кладут на разостланную на полу скатерть или невысокий столик. Различия в застольных позах в разных культурах таковы, что, например, некоторые арабские сидячие позы воспринимаются европейцами, как вызов этикету. Особенности сидения за трапезой на Востоке и на Западе предполагают разные стили поведения и даже образа жизни. Любопытно, что в Китай высокие стулья проникли из Европы еще во II–III веках нашей эры, причем сначала стул служил только для особо важных персон. До сих пор у ряда народов Азии есть за высоким столом — привилегия царских особ.

Так или примерно так размышляли мы во время одной из вечерних бесед, когда восточная часть маршруту близилась к концу и мы уже видели горы, уходящие в Китай. Изнывая от жары, Водители слушали сводку погоды о первых заморозках в далекой России. Усталость лежала на всех лицах, кроме одного. Казалось, каждый день движения на Восток приносил силы только Гостю — китайскому журналисту. Впереди нас ждала последняя встреча и последнее испытание.

Мы въехали в Чуйскую долину, где на границе Казахстана и Киргизии живет удивительный народ — дунгане. Они говорят на одном из северных китайских диалектов, исповедуют ислам и бережно хранят традиционную культуру.

На китайского журналиста знакомство с дунганами произвело ошеломляющее впечатление. Он решил здесь остаться и, если можно, навсегда. Перед его взором ожили средневековые китайские обычаи — мы попали на дунганскую свадьбу, — и он, наверное, ощущал себя первооткрывателем. С ним самим произошла удивительная перемена. Это был уже не тот Мэн, который с невозмутимым лицом переживал наводнение на Каспии и многодневную тряску через жаркие степи. Перед ним встала дилемма — с одной стороны, ему хотелось доехать с экспедицией до конца, до озера Алаколь, а с другой, остаться в дунганской общине. Так возник еще один психологический барьер, который мог разрушить группу, и в этом не было случайности, ведь совсем рядом лежала китайская граница. Проехав с нами еще день, Мэн вернулся к дунганам.

В горах, окаймляющих озеро Иссык-Куль, мы наткнулись на кладбище с пирамидами-обелисками, увенчанными рогами оленей. Оператор наотрез отказался снимать эти памятники. Видимо, эмоциональное утомление достигло предела: «Мол, и так наснимали тьму всяких диковинок, не экспедиция, а экскурсия по кунсткамере». Я возразил: «Перед нами один из самых архаичных символов — пирамид-гора с рогами священного оленя». И для пущей убедительности привел исторические аналогии: великолепные рога Минотавра, которым поклонялись древние жители Крита; кельты изображали своих богов мужчинами с пышными рогами; древние цари хеттов носили на голове рога оленей; конструкция короны средневековых королей восходит к шаманскому головному убору с оленьими рогами — то был символ мужества. Но все это не подействовало на Оператора. Тогда я попросил сделать мне подарок, и съемки состоялись.

Озеро Алаколь было у всех на устах. И не потому, что его описали знаменитые путешественники XIII века, нет, — здесь был конечный пункт нашего маршрута. Несмотря на то, что в конце сентября озерная вода была прохладной, все мы, как один, искупались в Алаколе.

На противоположном берегу озера синели горы. С ними связана загадка, которую я хочу предложить читателям. Карпини пишет, что здесь стоит «небольшая гора, в которой, как говорят, имеется отверстие, откуда зимою выходят столь сильные бури с ветрами, что люди едва, и с большой опасностью, могут проходить мимо. Летом же там всегда слышен шум ветров, но, как передавали жители, он выходит из отверстия слегка». Реальность это или вымысел? И если реальность, то чем объяснить удивительные свойства алакольской горы?

За пылающим горизонтом лежала Монголия, и забытые дороги через Хангайские горы вели к ее древней столице на реке Орхон. На месте города Каракорума чудом уцелела лишь гигантская каменная черепаха. Удастся ли нам во время будущей экспедиции прикоснуться к его древним камням?





Павел Супруненко, Юрий Супруненко

Из пепла его костров возникли города

Жизнь мало кого обходит испытаниями. Каждому — свое!

Путешественника экзаменует дорога. Но то, что предстояло пережить Д.Ч.Фримонту, походило, скорее, на кошмар, чем на проверку сил. «Наш след напоминал путь отступающей и разбитой армии: повсюду валялись седла и вьюки, одежда и павшие мулы. Метель совершенно парализовала нас и приостановила всякое дальнейшее продвижение. Мы находились на высоте примера 12 тысяч футов над уровнем моря. Вся местность на западе была засыпана глубоким снегом, мы не могли продвинуться ни на шаг вперед, но вернуться назад было бы не меньшим безумием…»

Эти строчки из письма Фримонта жене походят на реляцию с поля боя — начальник экспедиции был человеком военным. Он не хотел, возможно, волновать своих близких трагическими подробностями. Но все же они должны были знать, что произошло на непроходимых склонах Сан-Хуана. Мало ли что может случиться…

Отряд вышел на голые кряжи, что высятся над безлесной местностью и образуют водораздел между Атлантическим и Тихим океанами. На этих мрачных скалах почти всю зиму не утихают яростные ветры, бури. Об этом предупреждали Фримонта знающие люди. Но он и сам не новичок в горах (слава Богу, четвертая экспедиция!). И слушая добрые советы, решился все-таки пробиться через перевалы Сонгреде-Кристо, проход Робду именно зимой, чтобы познакомиться с условиями в худшее время года. Вот и познакомился…

Гонимые свирепым ветром, тучи сухого снега забивали глаза, валили с ног. Продвигаться вперед не было никакой возможности. Многие обморозили лица, руки и ноги. Пурга продолжалась. Приспособив кто что мог, люди пробили траншею в снегу, пересекли кряж, разбили лагерь на опушке ближайшего леса. А дальше вынуждены были отдаться тому безумию отступления, которого так опасались.

До этого дьявольского перевала Джон Фримонт все как-то выкручивался. Ему, можно сказать, даже везло в выборе жизненных маршрутов. Прекрасную школу прошел он, еще будучи молодым офицером в экспедиции Жана Николле. Изучение разветвлений Аллеганских гор в южных штатах, широкое использование такой новинки, как барометр, для получения высотных отметок дало возможность составить карты, которые оценили как ценнейший вклад в американскую географию. А Джон как-никак был первым помощником у Николле. Жаль, учитель умер, так и не успев осуществить своих замыслов.

Видимо, мечту нельзя откладывать надолго, как и свидание с любимой девушкой. Кстати, о Джесси. Их хотели разлучить, помешать их браку только из-за того, что она была дочерью сенатора, а Джон — без влиятельных родителей, всего лишь лейтенант топографического корпуса с меланхолическим характером, да еще и небольшого роста. С этой целью начальство и нашло предлог — услать его подальше на новую топографическую съемку. У Джона под обнадеживающим взглядом самой блестящей девушки Вашингтона вырастали крылья. Она увидела в нем стройного и бесстрашного, умного и даже красивого парня. И он ее, кажется, не разочаровал.