Страница 15 из 35
— Нет, — покачал головой Сервий, — я не могу привыкнуть к рабской жизни. Я и так надолго задержался здесь.
И Сервий покинул виллу.
Глава XIV
Сервий исходил много дорог Италии в поисках Тукции. В деревнях было плохо: земледельцы разорялись и уходили в города. А в городах голодали, не имея пристанища, жили на улицах. Городской плебс с трудом зарабатывал кусок хлеба; одни плебеи занимались ремёслами, другие состояли клиентами нобилей, бегали по их поручениям.
Сервий обошёл большую часть Кампании, плодороднейшей области Италии. Он шёл по узеньким тропам, то взбегавшим на холмы, то круто поднимавшимся на горы. А когда вышел на Аппиеву дорогу[86] перед ним открылась залитая солнцем долина. Ветерок бродил по золотому пшеничному полю, вздымая тяжёлые волны колосьев.
Сервий вспомнил рассказы виллика о Кампании: благодатный край! Поля засеваются дважды полбой, затем гречихой, и наконец разводят на них огородные растения. И всё это — в течение года! А какие вина! А знаменитые венафрские маслины! Лучшей крупы, чем изготовленная из этих пшеничных зёрен, нет в мире!
— О боги! — шептал Сервий, не в силах оторвать глаза от хлебов. — И всё это возделывают рабы, а мы, пахари, блуждаем, как нищие, по дорогам Италии!
Он заходил на виллы, спрашивал, не видел ли кто отца с дочерью, и уходил грустным.
Сервий шёл в Рим.
«А может быть, жив Афраний? — мелькнула мысль. — Ведь он же земляк наш. Может быть, он знает что-либо о Тукции? — Но Сервий тотчас же отогнал эту мысль. — Нет, я не виделся с Афранием давно, а он тогда был уже стар».
С тяжёлым чувством входил Сервий на рассвете в Рим.
Поднимаясь по гористой дороге, он прошёл через арку стены Сервия Туллия[87] и очутился на Авентине[88]. Несмотря на ранний час, улицы жили напряжённой жизнью: работали бондари, постукивая по обручам; звенела наковальня и бухал тяжёлый молот; горшечники расставляли горшки высокими колоннами.
Сервий загляделся на детей: в коротких туниках, босиком, они играли в мяч, скакали на палках, изображавших лошадь, играли в чёт и нечет, бросая вверх монету с головой Януса на одной стороне и кораблём на другой. Их пронзительные крики оглушали прохожих.
Возле Палатина[89] Сервий остановился. На перекрёстке улиц, на откосе рва сидели мальчики и хором произносили:
— Один да один — два, два да один — три, три да один…
Худощавый учитель, с линейкой в руке, прохаживался взад и вперёд. Внезапно он крикнул: «Молчать!» — и стал быстро задавать вопросы. Один мальчик замешкался с ответом, и учитель, вытащив его на середину улицы, обхватил поперёк туловища. Замелькала линейка, и пронзительные крики разнеслись далеко по улице.
— Так сколько же будет шесть да два? — кричал учитель, не отпуская ученика.
— Семь!
— Семь! Так получай же ещё!
И новые удары сыпались на вопившего мальчика.
Недалеко от форума Сервий опять остановился: из богатого дома доносились нечеловеческие крики. Какой-то прохожий равнодушно сказал:
— Должно быть, секут раба.
А какой-то шутник прибавил:
— Чем больше секут, тем неуязвимее кожа.
Наконец Сервий дошёл до Субурры[90]. Слева возвышался в зелени кустов Виминал[91] справа виднелись благоухающие сады Эсквилина[92].
Субурра не изменилась со времени войны с Карфагеном: так же бросались с лаем на прохожих собаки, те же цирюльники, башмачники, портные, продавцы кнутов на порогах своих лавок, те же угодливые, подобострастные слова, обращённые к прохожим.
Он без труда нашёл хижину, в которой некогда жил старый Афраний со старухой.
«Умерли, наверное, — думал Сервий. — Кто живёт на их месте? Родни, кажется, у них не было».
Он остановился перед полуоткрытой дверью и не решался войти, боясь наткнуться на свирепого жильца или пьяного ремесленника. Наконец он толкнул дверь.
Вглядевшись, Сервий всплеснул руками:
— Хвала Юпитеру! Дедушка Афраний, ты жив? О боги…
Со слезами на глазах он бросился к старику, сидевшему у очага, и, обнимая его, шептал:
— Жив… здоров… Хвала богам!.. А я так боялся, что никого здесь не найду!.. А хозяйка — жива?
Афраний вглядывался в него:
— Кажется, Сервий… Или я ошибаюсь… Память стала не та…
— Сервий, дедушка, Сервий…
— А старуха моя жива — ещё бегает. К соседке побежала за огоньком… Ведь у нас не храм Весты[93] чтобы горел неугасимый огонь, — пошутил Афраний и тут же спросил, где Марий, Тит, Маний, отчего нет от них вестей и почему он, Сервий, пришёл в Рим.
Сервий рассказал о том, что он давно уже ищет Деция и Тукцию, и о всех своих невзгодах.
Старик усмехнулся:
— А помнишь, Марий много кричал перед войной о республике, сенате, Сципионе Эмилиане… А что получили плебеи?
И, помолчав, прибавил:
— Тогда к нам заходил Тиберий Гракх… Где он? А ведь хороший был юноша, честный, не брезгавший нами, бедняками… Где он, спрашиваю я тебя?
— Не знаю.
— А помнишь, как этот глупый Марий восхвалял богачей? — продолжал Афраний. — Один только Маний спорил с ним… А где теперь Маний?..
— Не знаю. Он ревновал меня к Тукции…
— И дурак! — вскипел старик. — Разве одна Тукция на свете? Эх вы, несмышлёные!.. А ты мог давно жениться, иметь детей, воспитывать их…
— Нет, — твёрдо сказал Сервий, — я могу быть счастливым только с Тукцией, а другой девушки мне не надо.
Афраний рассмеялся:
— Не обижайся, что я смеюсь. Но я думаю, что даже Венера смеётся над тобой… Да что Венера! Все боги хохочут на Олимпе!.. Слышишь?
Грохотал гром, сверкали молнии, заглядывая сверху в атриум, а старик вторил громовым раскатам весёлым хохотом. Когда вошла согбенная годами женщина со светильней в руке и Сервий бросился обнимать её, Афраний закричал:
— Слышишь, Марция, как боги хохочут над ним? Несколько лет он ищет пропавшую невесту и готов искать её до самой смерти.
— А ты не смейся, старый! — ворчливо сказала женщина, разжигая огонь в очаге. — Такая любовь угодна Венере и Весте. Она освещает путь, по которому идёт человек… И, когда ты найдёшь, Сервий, свою Тукцию, радостнее и счастливее жизни, чем у тебя, не будет ни у кого…
— Ну, ты всегда готова защищать влюблённых.
Между тем хлынул дождь, и потоки, проникая в хижину через комплювий[94] быстро наполняли цистерну. Сервий схватил ведро и принялся выливать воду за порог, а Марция поставила на огонь горшок, бросила в него несколько пригоршней гороху и кусок рыбы.
— Рыба свежая, только что из Тибра, — говорила она, подкладывая в огонь сухие чурки. — Такая будет похлёбка, какой не едали и цари!
Когда дождь совсем утих и сверху проглянуло голубое небо, а затем сверкнул острый, как золотое копьё, луч, Сервий обратился к старику:
— Что же мне посоветуешь, дедушка? Куда они могли уйти?
— Деций и Тукция?
— Они.
Афраний хитро улыбался:
— Они ушли в Сицилию, Сервий.
— Что ты говоришь, дедушка! — всплеснул руками Сервий.
— Покидая Италию, они побывали в Риме, заглянули ко мне, своему земляку…
— Я так и подумал! О боги! Сколько времени я искал их… Почему же ты мне сразу не сказал?
С этого дня Сервий стал готовиться к отплытию в Сицилию.
Незадолго до того, как покннуть Рим, Сервий был поражён, войдя однажды в атриум: два человека в дорожных плащах сидели на скамье, беседуя с Афранием. Вглядевшись в них, Сервий вскриклул от удивления:
86
Аппиева дорога была проведена в 312 году до н. э. цензором Аппием Клавдием.
87
Сё́рвий Ту́ллий — легендарный шестой римский царь; в 578 году до н. э. он якобы привлёк плебеев к несению воинской повинности, дал им право участия в народном собрании и др. Он был убит Тарквинием Гордым, захватившим власть узурпаторским путём.
88
Авенти́н — один из семи холмов Рима.
89
Палати́н — один из семи холмов Рима.
90
Субу́рра — квартал, населённый беднотой. Он был расположен между Капитолием и Эсквилином.
91
Вимина́л — один из семи холмов Рима.
92
Эсквили́н — один из семи холмов Рима.
93
Ве́ста — богиня домашнего очага и священного огня у римлян.
94
Комплю́вий — отверстие в крыше, через которое дождевая вода стекала в цистерну, находившуюся в атриуме.