Страница 35 из 35
— Ты прав, центурион, — поддержал Тит, — и я всегда буду с тобой.
Маний презрительно засмеялся:
— Двое против легиона — многого не добьётесь! Нет, клянусь Юпитером, вы забыли силу, способную смять злодеев!
— О какой силе ты говоришь? — спросил Марий.
— Ты говоришь о плебсе, о комициях! — вскричал Сервий, и лицо его оживилось.
— А, это ты, Сервий! — Маний точно впервые увидел Сервия. — Возвратился на родину?
— Да, возвратился с семьёй.
— С семьёй?
— Да, с Тукцией и детьми. — Сервий прямо смотрел в глаза Манию.
Лицо Мания омрачилось.
— Итак, ты её нашёл… это хорошо, — сказал он, сдерживаясь, чтобы не показать своего волнения. — И она такая же, как была?
— Какая?
— Такая же весёлая и такая же несговорчивая, как прежде?
— Такая же, Маний!
Маний помолчал, потом сказал:
— Сервий верно говорит: нам надо опираться на плебс, на народное собрание. Если мы этого не сделаем теперь же, то…
— Ты преувеличиваешь! — воскликнул Тит.
— А если нобили завтра устранят триумвиров, что будет послезавтра? Ты подумал, Тит, об этом? Они проглотят нас вместе с землёй!
— Что же делать?
— Надо связаться с Карбоном, Геспером и готовиться к борьбе.
— Маний верно говорит, — поддержал его Сервий.
— Нет, Маний — куриная голова! — насмешливо произнёс Маний, отвернувшись от Сервия.
— Прости меня, Маний! — Краска залила лицо Сервия. — Я был глуп, я жалею…
— Ладно, — тихо сказал Маний. — Итак, нас может защитить только сам плебс.
— А триумвиры? — спросил Тит.
— Если власть народного собрания будет непоколебима, влияние их будет расти — ясно? А если народные трибуны возьмут пример с Тиберия, станут смелыми защитниками плебса, сенаторам придётся потесниться и дать нам место.
— Ого, Маний! — вскричал Сервий. — Ты стал верно рассуждать.
— После убийства Тиберия всё стало ясно даже для ребёнка, — сказал Маний.
Уходя, Сервий попросил друзей помочь ему сжать пшеницу на полученном участке.
— Поможем, — обещал Марий. — Завтра чуть свет придём на работу со своими жёнами.
Слово Мария как старшего было законом, и на другой день колосящееся поле, залитое алым пламенем восходящего солнца, зазвенело серпами.
— Славься, добрая богиня Церера! — громко произнёс Марий, воздев руки к небу. — Помоги нам в нашей работе!
Его возглас был дружно подхвачен жнецами.
Участок, отнятый у Метелла Македонского, оказался плодородным, и Сервий усердно возделывал его. В винограднике и маслиннике помогала ему жена, а в поле раб, которого он нанимал в соседней вилле на время полевых работ. Всё, о чём он мечтал, у него было: земледельческие орудия, лошадь, вол и корова (всё это он купил на деньги, вырученные от продажи сада и хижины в Сицилии). На лошади он отвозил хлеб и овощи на рынок в городок, при помощи вола пахал поле. Осенью, когда созревал виноград, вся семья мяла ногами в большом чане сочные гроздья, и Сервий наливал молодое вино в глиняные амфоры. Потом, запечатав их воском, он относил в погреб. Ему казалось, что вечное благоденствие снизошло на семьи земледельцев; так же, как он, жили Тит, Маний и старый Марий.
В атриуме, возле ларария, стояла статуя Тиберия Гракха. Народный трибун смотрел незрячими глазами на пахарей, лицо его было строго. Каждое утро женщины и дети приносили с полей свежие цветы и украшали ими статую. А потом приходили Тит, Маний и Марий. Они молились духу Тиберия, прося его охранять пахарей от гнева нобилей, сохранить в целости поля.
— Да не оскудеет плодородием земля наша, — шептали хлебопашцы, — да будет мир в наших семьях и достаток из рода в род! О, добрый бог наш Тиберий! Сохрани нас и наших детей на этих полях! А мы клянёмся чтить твою память, пока существует плебс на земле!
Сервий смотрел на статую, как бы желая набраться сил в предстоящей борьбе. Он знал, что борьба неизбежна, и готов был ринуться в бой, чтобы отстоять свою землю.