Страница 27 из 72
— Видите, князья и витязи, что правила, установленные мною, нельзя признать неисполнимыми. Потому-то и выдуманы они, что я слишком ценю свою дочь, которую пожелал отдать лишь самому достойному из вас.
Сел, и тотчас рога протрубили сигнал, приглашающий к черте очередных стрелков, но зрители увидели, что вызванные три новых витязя дружно помотали головами, замахали руками, один из них прокричал:
— Пусть, Грунлаф, другие в твои шары стреляют, а мы уезжаем восвояси…
— Ну и скатертью дорога! — с насмешкой молвил Грунлаф, не поднимаясь с места. — Отправляйтесь же отсюда поскорей, чтобы не мешать другим! — И, обращаясь уже к кучке оставшихся претендентов на руку Кудруны, сказал: — Может быть, вы тоже боитесь промахнуться? Вам тоже безразлична моя дочь?
Послышалась приглушенная брань, раздался глухой ропот, зазвенели кольчуги, загрохотали кожаные и берестяные колчаны. Не ответив Грунлафу, около десятка витязей решительной поступью поспешили к своим лошадям, и скоро в сторону ворот Пустеня поскакали они в сопровождении дружинников и слуг, а народ провожал бежавших с состязания свистом, хохотом и язвительными шутками:
— Стрелы свои дорогой не растеряйте, а то дома с девками нечем воевать будет!
— Да у них и нетути стрел, оттого так быстро и едут, — уже порастеряли дорогой!
— Куда им, таким, до Кудруны!
Трубы и рога заглушили шум толпы, приглашая к черте оставшихся на ристалище витязей. Грунлаф же, стараясь не выдавать своего волнения, вглядывался в их личины — боялся, что уехал и Владигор. Но нет, самострел синегорского князя все так же, как и вчера, лежал на широком плече рослого стрелка. Выходить к черте, однако, князь не спешил, зато вместе с двумя соперниками стрелять по шарам собрался Медведь, встреченный народом обнадеживающими возгласами:
— Эй, однорукий, победи, победи!
— Хватит тебе и одной руки, чтобы Кудруну обнимать!
Витязь в плаще, скрывавшем правую часть тела, резко повернулся в сторону кричавших и так грозно оскалил зубы, так блеснул глазами в прорезях личины, что все сразу стихли, испугавшись.
И опять полилась вода, и снова покатились по желобам шары. Ловко поворачивались стрелы в пальцах левой руки Медведя, державшей в то же время лук, и зубы его мгновенно впивались в тетиву, и летели стрелы одна за другой. Кудруна в это время молила богиню Мокошь, чтобы та отвела стрелы этого страшного витязя от цели, но, наверное, Мокошь не слышала ее мольбы, потому что шесть шаров из десяти сорвались с желоба и упали на землю, пораженные меткими стрелами Медведя. Никто из соперников не смог попасть ни в один из шаров.
— Живи и здравствуй, Медведь! — орала толпа, а кто-то в ней голосил:
— Ох, и станет же Грунлафова дочурка Мед-ве-ди-хой! Ох, и народит же Кудрунка мед-ве-жа-то-чек!
И опять, как и вчера, почитатели ловкого стрелка подхватили его на руки и понесли к себе, чтобы угостить пивом и медом. Грунлаф, видя ликование толпы и уже сильно недовольный собой за то, что согласился провести эти состязания и отдать свою единственную дочь победителю, злобно прошептал сидевшему рядом Красу:
— Я разве не просил тебя сделать так, чтобы этот урод промахнулся?
Крас с притворно-удивленным выражением на лице повернулся к Грунлафу:
— Князь, я ведь исполнил даже больше, чем ты просил: ты заказывал, чтобы урод сделал три промаха, а он промахнулся четыре раза. Что поделаешь, ежели собрались такие скверные стрелки. Но не бойся — победит Владигор!
Едва он это сказал, как подошел витязь с изображением коня на спине и самострелом на плече. Огромная сила чувствовалась не только в его статной фигуре, широких плечах и мускулистых руках, но и в каждом шаге, в гордо откинутой назад голове, в том, как уверенно он занял место рядом с двумя другими стрелками, поставив перед собою колчан с короткими стрелами. Спокойно он взвел тетиву, приспособил на ложе самострела стрелу, уперев приклад в живот, стал ждать, когда покатится первый шар. Зрители говорили между собой:
— Нет, за Медведем Коню не угнаться, куда там!
— Точно! Не успеет он вовремя свой самострел перезарядить и проиграет! Лучше б лук взял!
Но вот вода полилась, покатились шары, засвистели стрелы витязей, что стояли рядом с Владигором. Он тоже выстрелил, едва приложив к плечу приклад, а потом, не глядя, попал в шар или нет, опустил самострел, мигом вдел ногу в железное стремя и поставил тетиву в положение нужное для стрельбы. Покуда его соперники выхватывали из колчанов новые стрелы, Владигор уже стоял с самострелом наперевес, готовясь выстрелить во второй шар.
Лишь по звуку догадывался он, что каждая его стрела достигала цели: деревянные шары под действием тяжелого наконечника, набиравшего в полете огромную скорость, разлетались в щепки.
Все десять шаров поразил Владигор, после чего учтиво поклонился Грунлафу и Кудруне. Витязи-неудачники, из которых никто ни разу не сумел попасть в катящийся шар, кричали:
— Грунлаф, нельзя засчитывать его стрельбу! Мы все стреляли из лука!
— Пусть и нам дадут такое оружие, тогда мы тоже попадем в шары!
— Князь! — вопил один витязь, к маске которого были приделаны коровьи рога. — Посади этого стрелка в застенок, выпытай, кто он такой! От нечистой силы его мастерство! Его лук заколдован!
Но Грунлаф, очень довольный тем, что Владигор оказался непревзойденным, ответил:
— Я не нарушу установленного вами же правила — каждый стреляет из своего оружия. А что до нечистой силы, так с нею мы после разберемся, когда состязания закончатся! Итак, витязи, завтра мы будем следить лишь за стрельбою трех лучников: Коня, Медведя и Кукушки. Все прочие, уж не обессудьте, больше не вправе называть себя участниками состязаний! — И добавил, улыбнувшись: — Учитесь стрелять, богатыри!
Зрители захохотали, до того удачными показались им слова Грунлафа, а витязи, обиженные, считая, что их достоинство унижено, пошли прочь. Немало перепало оруженосцам оплеух от разъяренных, досадующих на неудачу стрелков.
На дворцовом подворье, отведенном для приезжих, царила суета, слышалась брань, понукание лошадей, приказания господ слугам, спешно собиравшим в сумы и мешки дорожный скарб. К молодому витязю, все еще не снявшему черной маски, подошел белобородый старик и льстиво забормотал:
— Ах, витязь, ты стрелял отменно, гораздо лучше всех этих господ! И все же далеко тебе до Владигора! — И сокрушенно покачал головой.
Карима, а это была она, не узнавая Краса, ответила раздраженно:
— Кто ты такой? И почему знаешь, что это именно Владигор стрелял сегодня лучше всех? Ведь все были в масках!
— На то я и чародей, чтобы знать больше других людей. Разве не узнала ты того, кто заставил лесных разбойников перебить друг друга?
— Да, узнала! — с надеждой вцепилась Карима в руку старика. — Прости, что тогда, рядом со спальней Кудруны, сказала, что мне не нужна твоя помощь! Сделай завтра так, чтобы Владигор стрелял хуже меня! Пусть он ни разу не попадет в летящую голубку!
Крас с деланным сочувствием на лице зашептал:
— Конечно, Карима, конечно! Ведь я это и имел в виду, предлагая свою помощь. Дай же мне свою маску!
Княгиня леса сорвала с лица личину, и колдун, тотчас спрятав ее в складках плаща, быстро пошел в дальний угол подворья. Карима проследовала за ним, точно прочная цепь связывала ее с чародеем. Опустившись на колени, Крас положил личину на землю, достал бутылочку с какой-то жидкостью и небольшой кинжал. С остекленевшими глазами бормоча непонятные Кариме слова, Крас, обмакнув палец в жидкость, помазал ею края маски, потом острием кинжала стал чертить на внутренней ее стороне какие-то чудные знаки, переплетенные между собой и составляющие прихотливый узор. Карима с ужасом видела, как коробится кожа личины, морщится и покрывается пупырышками. Княгиня леса, дрожа от неодолимого ужаса, готова была бежать подальше от чародея, и лишь любовь к Владигору и ненависть к Кудруне удержали ее от этого шага.