Страница 23 из 27
Дорога стала нашей жизнью. Когда она кончится для нас, никто понятия не имел. Железные башмаки — они же почти навечно…
Первые четыре пары башмаков мы истрепали одновременно. Посреди пыльного шляха с пирамидальными тополями я вдруг увидел, что мои кроссовки опять превратились в железные туфли. Их острые носки зарылись в песок. Я дернул ногами. По железу быстро пошла ржавчина, и оно превратилось в рыжую труху. Я даже испугался.
— Ребята…
Оказалось — у них то же самое! У всех!
Мы вытащили из рюкзаков другие башмаки. На наших ногах они тоже стали кроссовками. А скоро — опять ржавчина и труха. И потом третья пара так же. И четвертая. У каждого!
Мы ликовали! Значит, прошагали больше половины пути!
Но радость была недолгой. Заболел Кирилка.
До сих пор мы совсем не болели. Усталость, царапины и шишки, заработанные в пути, не в счет. И мы не сразу поняли, что с Кирилкой. Ноги заплетаются, как два жидких прутика, лицо в каплях пота.
— Кирилка, устал? Давай рюкзак.
— Я не устал. Я… просто не могу… — И сел посреди мощенного булыжником тракта.
Мы отнесли его в травянистую обочину, подложили под голову рюкзак. Веранда потрогала его лоб, ухом приложилась к груди. Сумрачно сообщила:
— Кажется, он совсем плох.
— Разве мы можем болеть по-настоящему? — не поверил Голован.
— Значит, уже можем, — сказала она. И достала из санитарной сумки градусник. Наверно, придуманный, с корабельных времен. Однако температуру он показал не придуманную. И страшную — сорок с половиной.
…Однажды, давным-давно, у меня тоже была такая температура. При жестокой ангине. Мне казалось, что на грудь навалили гору камней, и вообще чудилась всякая чертовщина. Не хватало воздуха… Мама в панике вызвала «Скорую»…
А тут кого вызовешь? Даже никакой деревеньки нет поблизости, где можно отыскать хоть какого-то лекаря или знахаря.
И на тракте, как назло, совершенно пусто.
Веранда вытащила марлевую салфетку, намочила из фляжки, положила Кирилке на лоб. Он улыбнулся через силу:
— Спасибо.
Но скоро его затряс озноб. Локки стащил через голову накидку и укутал Кирилку. А сам — коричневый и несчастный — сел рядом на корточки. Он страдал, кажется, не меньше Кирилки.
А мы все стояли вокруг в полной тоске. Веранда виновато сказала:
— У меня нет лекарств. Да и не помогут здесь придуманные-то…
Мы понимали, что не помогут.
Мы понимали, что Кирилка умрет. И что с ним сделается потом? Куда он улетит, в какие края? Главное, что его не будет с нами!
Но почему, почему это случилось!..
Кирилка закрыл глаза. То ли спал, то ли бредил тихонько. Голован склонился над ним и быстро выпрямился.
— Слушать меня всем! Достать кораблики Рыкко! Делаем корабль! Выход один — астероиды. Может, успеем вернуться, там он не умрет!
Вот так… Когда столько всего испытали. Когда пройдено больше половины пути!..
Но мы не сказали ни словечка. Остаться без Кирилки было немыслимо. Никто нам этого не простит. Ни звезды, ни галактики, ни добрые собаки с желтой планеты, ни та старая дама из «справочного бюро» (или кто она там), ни даже Рыкко Аккабалдо. А главное, м ы не простим — ни себе, ни друг другу.
Да и при чем тут «простим — не простим»! Вообще — как мы без Кирилки-то?
Мы начали торопливо доставать кораблики из рюкзачных карманов. Лишь бы успеть! И услыхали, как зашумел и стих мотор.
У обочины стоял автомобиль. Белый фургон с красным крестом! Вот счастье!
От фургона шагала к нам решительная грузная тетя в белом халате, в белой шапочке и с саквояжем.
— Ну-ка, что тут у вас?.. Та-ак, догулялись, красавчики. Несите мальчика в машину! Быстро!
Доня и я послушались, приподняли Кирилку за плечи и под коленки. Но Голован спросил:
— Куда вы его?
— В больницу, конечно!
— В какую? — робко сказала Аленка.
— В какую, в какую! В ближнюю! В пяти километрах город Клёнов. Ступайте туда следом за машиной, там спросите больницу номер один. В ней и будет ваш приятель… Ну, шевелитесь!
— Она врет! — вдруг сказал Локки. — Нету вблизи города. Ц-никакого!
— Что-о?! Ты как разговариваешь со старшими, малявка голозадая!
— Сама ц-такая! — заявил Локки. А рядом с ним встал Минька.
— Да, она врет! Не отдавайте Кирилку!
Толстое теткино лицо перекосилось… Нет, не перекосилось, а как бы раздвоилось.
Однажды со знакомой девочкой из кружка (я о ней уже упоминал) мы в темной комнате печатали снимки с нашего клубного праздника. Один раз мы нечаянно сдвинули фотобумагу под кадром с гостями-зрителями, и проявилось двойное изображение. Среди гостей, впереди всех, сидела полная женщина. Кажется, инспекторша какая-то. И вот ее двойное лицо… оно просто перепугало меня! Нос разъехался, одна улыбка — на горле, а во второй улыбке, в зубах, — блестящий круглый глаз. Было в этом что-то как из сказки о вампирах. И девочка тоже сказала: «Какая жуть!» Я скомкал и бросил в урну мокрую фотокарточку.
…И вот сейчас, у этой тетки, лицо так же расползлось. И проступил сквозь него то ли череп, то ли… даже не знаю что. Но я знал другое: никакой она не врач! Я догадался, к т о э т о…
Но еще раньше догадалась Веранда. Она села. Быстро, но ласково притянула к себе Кирилку, положила его голову на колени.
— Немедленно отдай мальчика! — взбеленилась тетка. — Он не твой!
— А чей? Твой, что ли? Евсей Фёдорыч! — заголосила эта фальшивая врачиха. — Идите сюда! Надо забрать больного!
Из кабины выбрался квадратный дядька в форменной фуражке и черной фуфайке. Видимо, шофер. Тяжело зашагал к нам, растопырив руки. Но мы встали у него на пути. Плечом к плечу. Даже коричневый малыш Локки с тощей, как у цыпленка, ребристой грудью. Даже смирная конопатая Аленка. А Коптилка схватил за шею жирафа Алика замахнулся им, как палицей. Это остановило шофера Евсея Федорыча. Он затоптался кирзовыми сапогами. Неуверенно сказал:
— Хулиганы…
— Мальчик умрет! — злорадно заявила тетка. — Это я вам га-ран-тирую!
— Фиг тебе, ведьма могильная, — сквозь зубы сказала Веранда. Она приподняла Кирилкину голову и… запела колыбельную:
Раньше мы не слыхали ни разу, как она поет. И теперь… не знаю, хорошо ли она пела. По-моему, негромко. Но все замерли. И мы, и тетка с шофером.
И мы увидели луну. Над березами, по ту сторону тракта. Было еще светло, макушки деревьев золотились в вечерних лучах, но большая розовая луна виднелась отчетливо. Она и правда улыбалась. Вы скажете — подумаешь, луна! Но для нас-то она была впервые!
До той поры мы видели над Дорогой много всяких ночных светил: и сказочные рогатые месяцы (даже с носом и глазами), и большие планеты с кольцами, как у Сатурна; и шаровые скопления серебряных звезд, и белые луны с циферблатами и стрелками; и висящие в темной высоте желтые окна… А это была настоящая луна, с земного неба! Родная такая…
Тетка тоже оглянулась на луну. И ее, тетку, передернуло, она стала усыхать. Съежилась и трусцой побежала к машине. Шофер — за ней. Вскочили в фургон. Он взвыл, затрясся, выплюнул синий дым и укатил.
Мы постояли еще секунд пять или десять. Глазами попрощались с луной. Может, навсегда. Потому что сейчас улетим. И Голован опять сказал:
— Готовим корабль! Быстро!