Маннергейм

Великая княгиня около часа беседовала с Маннергеймом. Они вспомнили Петроград и общих знакомых. Ольга Александровна рассказала о своих планах расширения деятельности общества Красного Креста в Финляндии. Сообщила о смерти генерала Константина Арапова и его похоронах в Гатчине, а также о безвременной гибели княжны Софьи Джамбакури-Орбелиани. Увидев, что Маннергейма взволновало это сообщение, великая княгиня неожиданно заметила:

— Я знаю, барон, что бедная Софьюшка была вам не безразлична.

Вскоре с почетным конвоем своих любимых ахтырцев великая княгиня уехала. Интересно, что через много лет, 24 ноября 1960 года, у гроба великой княгини в Торонто (Канада) стояли несколько 70-летних ветеранов Ахтырского гусарского полка.

Генерал Маннергейм никогда не забывал эту женщину, которая сильно отличалась от членов императорской фамилии. Об этом говорит милая надпись на фотографии, которую она подарила барону: «…Посылаю вам снятую в период войны карточку, когда мы больше встречались и когда, как любимый начальник 12-й кавалерийской дивизии, вы были вместе с нами. Это напоминает мне о былом…»

20 мая генерал-майор Маннергейм получил приказ: «В связи с общим отступлением армий Юго-Западного фронта вам следует перейти в район города Войнилова, где войти в состав 11-го армейского корпуса».

После смены пехотой дивизия двинулась в свой долгий четырехдневный путь к месту сосредоточения. 24 мая полки дивизии по грязным улицам ночью вошли в Станислав. Город со своими старинными домами и шпилями многочисленных костелов был суров и мрачен.

Полки прошли около разгромленных привокзальных строений и взорванной водокачки. У зданий, занятых многочисленными госпиталями, стояли санитарные повозки и автомобили. Где-то в одном из этих домов перевязывала раненых Мария Ульянова — сестра большевистского вождя Владимира Ленина.

Еще не дойдя до Войнилова, Маннергейм получил приказ прикрыть отход 11-го армейского корпуса на Галич и далее на Болешев.

10 мая, когда Италия объявила войну Австро-Венгрии, немцы приостановили свое наступление, а затем 2 июня его возобновили, заняли город Перемышль и утвердились на среднем Сане. Затем русские войска оставили Львов.

Дивизия генерал-майора Маннергейма получила задачу на участке в пять километров прикрыть 22-й армейский корпус, занимавший селение Бурштыны.

Наблюдательный пункт дивизии был оборудован в старом сарае, стоящем на холме, откуда открывался широкий обзор позиций врага, который атаковал левый фланг пехоты. Нужно было принимать новое решение. Маннергейм приказал командирам бригад прибыть на встречу с ним в доме, где он провел ночь и намечал разместить свой штаб.

Назначив встречу на 12 часов дня, генерал из-за неожиданного артиллерийского обстрела врагом района командного пункта вынужден был задержаться.

Эта задержка спасла ему жизнь. Около 12 часов вражеский снаряд разорвался около стен дома, где должна была состояться встреча генерала с командирами бригад. Упавшая стена дома завалила своими обломками походную кровать Маннергейма. От рухнувшего потолка командиры двух бригад получили ранения. Осколками снаряда был убит адъютант Стародубского драгунского полка. Были легко ранены несколько офицеров и солдат, стоявших на улице. Денщик Маннергейма был засыпан опилками, упавшими с чердака, и отделался легким испугом. У подбежавших к разрушенному дому солдат и офицеров невольно мелькнула мысль: «Жив ли генерал?»

— Да, он жив! — раздались радостные возгласы. Все увидели неожиданно появившегося Маннергейма, который помогал выносить раненых офицеров.

Ночью 12 июня противник форсировал реку Днестр у поселка Рудзвяны, открыв сильный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь по позициям 12-й кавалерийской дивизии.

Генерал получил приказ штаба армии: «Остановить продвижение противника». Для этого ему передали 11 батальонов пехоты, причем солдаты трех из них были без винтовок, имея только саперные лопатки. Меткий огонь артиллерии и успешные контратаки русских остановили наступление врага.

Выполнив эту задачу, 12-я кавалерийская дивизия отошла к реке Гнилая Липа, где прикрывала работы армейских частей на оборонительных позициях. Через несколько дней поступил новый приказ: «Срочно отойти на линию фронта, установленную Ставкой Верховного главнокомандования».

Утром 16 июня полки дивизии Маннергейма начали отход на восток вместе с армейскими частями, которые держали здесь оборону.

Войска шли песчаными косогорами, мимо больших селений. У их околиц стояли любопытные жители. Девушки шутливо прощались с солдатами.

— Скучать без нас не будете? — смеются гусары.

— Что делать, раз вы не хотите нас защищать и любить, — отшучивались девушки.

На второй день похода люди сильно устали. Кругом слышались угрюмые жалобы:

— Третьи сутки мы уже не спим. Собачья жизнь. Кони скоро подохнут, они два дня без еды.

Семь часов вечера. Темнеет. Полки дивизии делают короткий привал. Подходят походные кухни. Лошадям задают корм. Утром дивизия перешла реку Золотая Липа, уничтожив за собой деревянные мосты.

Дивизия отходила не торопясь. Старалась не скорее уйти вперед, подальше от врага, а дольше задержаться, время от времени отбиваясь от наступавшего на пятки врага. Ни одного встречного леса, ни одного бугра неприятель не занял без боя; ни одной самой захудалой речонки не перешел без больших потерь.

Если главные силы русской армии неуклонно отходили, то разъезды 12-й кавалерийской дивизии оставались в арьергарде до столкновения с наступающим противником нос в нос, останавливая головные батальоны неприятеля на многие ценные здесь часы, а то и сутки.

Отступление русских армий проходило беспорядочно.

Все дороги были усеяны сеном, бочками, ведрами. Интенданты упрашивают офицеров:

— Берите, все равно пропадет! — Но никто ничего не берет. Правда, кое-где идет мелкое мародерство. Бросают одно, берут другое, лежащее на пути, и снова бросают…

Секретные приказы из штаба армии следуют один за другим. Первые из них требуют: «Одновременно с отступлением уводить все мужское население в возрасте от 18 до 50 лет», а последние: «Уводить весь скот и местных жителей, пригодных к любой работе».

Читая эти приказы, генерал-майор Маннергейм заметил начальнику штаба полковнику Ивану Полякову: «Что это за приказы? Это варварство, достойное немцев, а не русских. Из этого ничего не получится. Все это надо было делать примерно десять месяцев тому назад. Сегодня это просто бумажка».

Подходя к деревне Подгайцы, солдаты и офицеры услышали шум авиационных моторов. Два неприятельских аэроплана, как ястребы, начали кружиться над дорогой. Полки быстро спешились. Коневоды отвели лошадей в ближайший лес. Солдаты начали стрелять из винтовок, пулеметчики — с тачанок. Однако самолеты врага были неуязвимы, невозмутимо посылая на землю свои смертоносные «гостинцы». Вслед за бомбами полетели тучи листовок с одной зловещей фразой: «Ждите подарков, скоро вы узнаете о нас».

Наблюдая за самолетами в бинокль, Маннергейм неожиданно громко сказал:

— Денщик, винтовку!

Щелкает затвор, дуло винтовки поднимается вертикально вверх.

— Ваше превосходительство, цельтесь на ладонь вперед, — советует адъютант.

Коротко хлопает выстрел.

— Вот… вот, наклонился… падает! — кричит денщик.

— Ой, а почему он уходит в сторону? — смущенно шепчет адъютант.

— Вот видите, я выстрелил и прогнал немца, — весело смеется генерал.

Немецкие аэропланы улетают, и полки дивизии продолжают свое движение на восток. Всадники ведут негромкие разговоры. Генерал-майор Борис Кузьмин-Караваев, подъехав к Маннергейму, спросил его:

— Густав Карлович, вы читали газету «Южная копейка»? Священный синод постановил переименовать Галицию в Червонную Русь!

— Да, Борис Александрович, читал. У нас в России все невпопад. Немцы и австрийцы в Галиции, а мы всё еще считаем ее своей. Это мне напоминает историю с картами Австро-Венгрии, которые нам прислали в дни отступления из Галиции.