Менделеев

Пока Дмитрии Иванович в свою очередь тоже разглядывает публику, в ложу входит его племянник, молодой ученый М. Я. Капустин и вызывает Анну Ивановну, в сопровождении которой приехал Менделеев. За плотно закрытой дверью ложи, где спокойно и благодушно сидит Дмитрий Иванович, чувствующий, что поездкой в театр совершил большой подвиг, происходит наверное такой разговор:

— Почему вы здесь?! Разве он не знает?

— Что?

— В утренней газете было сообщение…

— О чем?

— Да о Володе же, об его смерти.

— О Володиной смерти! — вскрикивает Анна, Ивановна и торопится в ложу, увезти из театра Дмитрия Ивановича, чтобы где-то, только не здесь, сообщить отцу о смерти его сына…[22]

Владимир Дмитриевич умер в несколько дней от воспаления легких. За неделю до смерти Дмитрий Иванович беседовал с ним, а вести о болезни его, посылаемые Феозвой Никитишной и женой Владимира Дмитриевича — Варварой Кирилловной, до Дмитрия Ивановича не доходили. Смерть сына, молодого тридцати четырех летнего человека, очень тяжело отозвалась на Дмитрии Ивановиче, горе его сразу состарило, даже одряхлило. Совсем еще бодрый в начале года, совершивший длительную поездку по Уралу, после похорон Дмитрий Иванович заметно осел, почувствовав утрату и тяжесть своих шестидесяти пяти лет.

— Я все могу вынести, что угодно, — жаловался он. — Как мне не сказали сразу, разве я так слаб? Я бы застал Володю еще живым…

Старший сын по окончании Морской школы стал офицером флота, бывал в плаваниях и вышел в отставку. Это был полный сил, коренастый, здоровый человек. Последнее время он сотрудничал в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона, где сам Дмитрий Иванович редактировал фабрично-заводской отдел. Кроме того Владимир Дмитриевич был автором «Проекта поднятия уровня Азовского моря запрудой Керченского пролива» — предисловие к этой работе написал Дмитрий Иванович и гордился ею так, как только может гордиться отец работами своего сына, в котором он уже видел не только друга, поверенного в делах, но и сотрудника, помогавшего в осуществлении замыслов.

Оставалась еще дочь от первого брака, Ольга Дмитриевна. Но она уже была замужем, жила далеко, в Саратовской губернии. Дети от второго позднего брака только подрастали, не могли войти в интересы отца. Скорее дедовское чувство, чем отцовское умение жить интересами детей, могло проявляться в преклонном возрасте Дмитрия Ивановича. То же, очевидно, дедовское отношение к детям, хотя бы чужим, толкало его к тому, чтобы собрать к себе ребятишек на елку, надарить им игрушек, хороших книг. «Гуляя по двору и заслышав, что где-то торговец продает яблоки, — рассказывает М. Н. Младенцев, — Д. И. выждет, пока тот не появится, и зазовет разносчика. Ребятишки, играющие на дворе, сбегались к Д. И., а он предлагал каждому из них взять по яблоку, а торговца просил сосчитать. Уплатив, он скажет: «И наверно кто-нибудь два взял», и при этом добродушно засмеется».

Но деловая энергия его не надламывалась. По-прежнему первым приходил он в Палату и уходил последним. Под его упорным и методичным вниманием проводили в жизнь поставленные задачи. Закончено было кропотливое, отнявшее много времени дело возобновления прототипов, созданы необходимые лаборатории: кроме весовой, термометрической и для изучения единиц длины — электрическая, фотометрическая, водомерная, газомерительная и другие. Создана была и астрономическая для хранения точного времени. Заботами Дмитрия Ивановича в 1901 г. был построен во дворе Палаты жилой дом. Нижний этаж его занимала механическая мастерская, помещение для большого компаратора. В восточном углу здания была выстроена астрономическая башня, а через все этажи по предложению Дмитрия Ивановича установлена железная труба диаметром в один метр и длиной 40 метров. Труба предназначалась для опытов над колебаниями длинных маятников в 36 м, 21 м и 17 м, с грузами от одного до трех пудов.

К 1903 г. появилась работа Дмитрия Ивановича «Попытка химического понимания мирового эфира». В ней он высказывает предположение, что эфир — особый химический элемент с весьма малым атомным весом, относящийся к нулевой группе периодической системы. Эта нулевая группа, не имевшая места в первом варианте менделеевской таблицы периодической системы элементов, появилась после сделанного в 1894 г. английским химиком лордом Рейлеем открытия газа аргона. Кроме аргона в нее вошли неон, криптон и ксенон. Нулевая группа была лишним подтверждением периодического закона.

Однако публикование своих работ, многочисленные цифровые подсчеты к ним и все, что требовало острого зрения, становилось трудней и трудней. Глаза Дмитрия Ивановича стали ослабевать. Следующую работу, задуманную не по линии продления исследований, а как свод жизненного опыта, книгу «Заветные мысли» Дмитрий Иванович уже диктует своему секретарю.

«Заветные мысли» — это и итог исканий мировоззрения, и сводка усилий, направленных к уразумению судеб родной страны и всего человечества, и завещание: этическое, философское, политическое. Голос наставника и патриарха, к которому привык Дмитрий Иванович на кафедре и в своей семье, слышится в этой книге. Но голос этот обращен ко всей России. В предисловии он объясняет побуждения, заставившие взяться за написание этого труда:

«Всегда мне нравился и верным казался чисто русский совет Тютчева:

Но когда кончается седьмой десяток, когда мечтательность молодости и казавшаяся определенною решимость зрелых годов переварились в котле жизненного опыта, когда слышишь кругом или только нерешительный шепот, или открытый призыв к мистическому личному успокоению, от которого будят лишь гибельные потрясения и когда в сознании выступает неизбежная необходимость и полная естественность прошлых и предстоящих постепенных, но решительных перемен, — тогда стараешься забыть, что:

«Мысль изреченная есть ложь»,

тогда накипевшее рвется наружу, боишься согрешить замалчиванием и требуется писать «Заветные мысли». Успею ли и сумею ли только их выразить? Однако педагогический опыт не позволяет мне излагать их, так сказать, с конца, то есть с выводов практического свойства и запрещает теоретически их оголять, то есть лишать искусственной одежды действительностию, под которой скрыты тело и кости с силою и духом тех образов и форм, которые видны моему угасающему взгляду. А потому мне необходимо приходится сперва разобрать немало частных вопросов, при разборе бы я избежал этого на вид окольного пути, голые выводы могли бы показаться мечтательными, оторванными от истории и от того, чем в действительности занята, на мой взгляд, глубина современной русской мысли, а этого более всего прочего мне хотелось бы избегнуть. Притом, излагая сперва лишь частности, подобные вопросам, относящимся к сельскому хозяйству, народонаселению, внешней торговле, фабричной промышленности, университетам и т. п., я надеюсь постепенно и мало-помалу передать совокупность взаимных связей своих «Заветных мыслей», так сказать, в самостоятельных этюдах и эскизах, списанных или «с натуры» или под ее живым впечатлением».

Д. И. Менделеев. Берлинская фотография 1905 г.

Действительно, в «Заветных мыслях» Дмитрий Иванович постарался коснуться всех интересующих его сторон «натуры». Начав с вопроса о народонаселения, он последовательно переходит к внешней торговле, к фабрично-заводской промышленности и еще раз, повторив здесь высказанные в других своих работах мысли, снова находит единственный выход для России в развитии промышленности.

В 1903 г. катаракт на глазу Дмитрия Ивановича настолько созрел, что можно было решиться на операцию. Иностранные врачи, за нее не брались, подозревая не катаракт, а «темную воду», но петербургский профессор Костенич это отрицал и сам предложил операцию. Операция, при которой волновались все, начиная с оперируемого, кончая ассистентам профессора — так нервен был Дмитрий Иванович, — сошла блестяще. Зрение было восстановлено, Дмитрий Иванович, получил возможность работать так же полноценно, как прежде, насколько хватало сил. Впрочем, годы, возраст не поддавались лечению. Дмитрий Иванович заметно слабел.

22

Сообщено О. Д. Трироговой.