Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 19

В вестибюле прокуратуры был другой дежурный. Я спросила, могу ли видеть прокурора, и мне ответили, что могу записаться на прием во второй половине дня. В приемной сидела молоденькая девчонка.

– Что вы хотели? – осведомилась она.

– Запишите меня сегодня на прием к прокурору! – потребовала я.

– Через месяц. Раньше нельзя, все занято.

Я вынула купюру в двадцать долларов и положила перед девицей на стол. Она спрятала деньги в сумочку, окинула мою фигуру презрительным взглядом, потом открыла ящик стола, вытащила листок с гербовой печатью в углу.

– Фамилия?

– Татьяна Каюнова.

– Сегодня в три. Не опаздывайте.

Я вышла из приемной. Мягкий ковер заглушил шаги, и у поворота я лицом к лицу столкнулась со следователем.

– Вы здесь? – удивился он.

– Очень хорошо, что я вас встретила! Я хочу с вами поговорить и узнать, за что арестовали моего мужа.

– Я собирался вызвать вас повесткой.

– Но я не собираюсь сидеть и ждать сложа руки, пока вы незаконно держите моего мужа в тюрьме!

– Вы зря разговариваете таким тоном. Все совершенно законно. Каюнова арестовали за убийство. Вернее, за три убийства.

– У вас есть доказательства? Может, свидетели?

– Вы что, его адвокат?

– Я – его жена! Андрей невиновен!

– Неужели вы не разглядели за столько лет, что живете с психом?

– Не смейте его оскорблять! Мой муж не псих, ион не совершал никаких убийств!

– Оставьте этот тон! У меня нет времени с вами разговаривать, я спешу. Меня ждет слишком много дел.

– Что, специальность – допросы с пристрастием?

– Будь моя воля, я б вашего мужа повесил на центральной площади на виду у всех!

– Вы ответите за эти слова!

– Да бросьте! ЭТО ЕЩЕ самое мягкое, на что он может рассчитывать! Ладно, мы с вами побеседуем, но позже!

– Имейте в виду – никаких показаний я давать не собираюсь!

– Вообще-то я хотел вас вызвать официальной повесткой. Но раз уж вы здесь, то запишитесь на прием к прокурору.

– Я уже записалась. Сегодня, в три часа дня.

– Вот как? Действуете быстро! Я буду там, и мы побеседуем. А пока извините.

– Я могу увидеть мужа? Где он содержится?

– Никаких свиданий! Исключено!

Он резко повернулся и ушел прочь. Я поспешила покинуть здание прокуратуры.

Шла по улицам, знакомым и близким столько лет, и почему-то все они казались мне чужими. Словно неудачно собранная декорация из плохой сказки для взрослых. Когда я проходила мимо одного проспекта (любимого места наших с Андреем прогулок), к горлу подступил горький ком. Я не плакала ни разу после ареста Андрея. Не было слез.

Позже я бродила по комнатам, подбирая с пола разбросанные вещи, и горечь подступала к горлу. Андрей любил своих учеников. Лично я никогда не вспоминала о школе. Годы, проведенные в ней, до сих пор кажутся мне вырванными из жизни. Я столько лет стремилась отогнать от себя прочь лица одноклассников и учителей. Пыталась думать об этом, в памяти моей возникало лишь что-то липкое, по особенному темное и тягучее. Однажды я совершенно случайно проезжала мимо школы, где работал Андрей. Я оставила машину напротив ворот, вошла вовнутрь. Пожилая благообразная учительница показала мне нужный класс. Я очень хотела знать, какое занятие нашел себе мой муж-идиот. Мой муж всегда был идиотом. Дверь в класс была приоткрыта, и я заглянула внутрь. В окружении кучи детей Андрей восседал на столе и что-то увлеченно рассказывал этим обращенным к нему детским мордочкам, жадно ловящим каждое слово. Дети не сидели за партами. Они собрались вокруг него – кто на столах, кто на подоконниках, и впитывали в себя каждое слово. Мордочки горели восторгом. Не знаю, что он рассказывал им, но я отошла от дверей и вернулась домой. Однажды я даже взбесилась, когда Андрей полчаса обсуждал по телефону со своим восьмилетним учеником мультик Диснея. Я посчитала такое неслыханным, но… но даже с близкими друзьями, даже со мной Андрей никогда не разговаривал так. Я чувствовала, что, общаясь с ними, мой муж счастлив. Осенью он вывозил свой класс за город в лес – рисовать деревья – и возвращался часов в десять вечера с охапкой желтых листьев и озорным блеском в глазах. Андрей никогда не рассказывал о своих учениках. Редкое исключение составлял разве что Дима. В самом начале, когда он только сообщил мне новость и я открытым текстом объяснила, что он больной, придурок и идиот, Андрей рассмеялся и ответил:

– Зато мне нравится! Дети – светлые, с ними легко, они говорят, что думают, без утайки, без лжи. И если привязываются к тебе, то от всего сердца. Впрочем, как и ты к ним.

Утро 28 июля… День… Вечер… Туман… И острая, обжигающая мозг мысль – в тот вечер, 28-го, вернувшись с неизвестной ночной отлучки, он не принес с собой того портфеля…

– Филипп Евгеньевич?

– Да. Кто говорит?

– Татьяна Каюнова.





– Хм… До меня дошли некоторые вести… Они соответствуют действительности?

Меня неприятно поразил ледяной, застывший тон.

– Вы имеете в виду арест моего мужа?

– Да. Он действительно арестован?

– Я надеюсь, что это ошибка.

– Очень странно… Завтра утром все попадет в газеты. Это вы понимаете? И там будет фигурировать ваша фамилия.

– Да.

– По-человечески мне вас жаль.

– Вы недовольны моей работой?

– Нет, почему же, напротив. Вы одна из самых талантливых наших сотрудников. И мне жаль, что вы попали в беду. Я могу что-то сделать для вас лично?

– Да. Я не смогу выйти в эфир сегодня.

– Почему? По какой причине?

– Я должна быть в прокуратуре, чтобы все выяснить. Я надеюсь, что это просто ошибка.

– Но завтра вы будете на работе?

– Конечно. Все выяснится…

– Вас вызвали в прокуратуру повесткой?

– Нет, я иду сама – я должна знать… Филипп Евгеньевич, я вас очень прошу – пожалуйста, не называйте в сегодняшних новостях имя моего мужа!

– К сожалению, я не понимаю, о чем вы просите.

– Потом скажете, что убийца арестован, ему будет предъявлено обвинение, но не называйте имени!

– Это невозможно! Вы бредите! Я уже вам сказал, что завтра все появится в газетах.

– Да, и вы сообщите об этом первыми в утренних новостях. Но до завтрашнего утра еще остается время. И может выясниться, что арест Андрея был просто недоразумением или ошибкой. Я вас очень прошу! Сегодня все встанет на свои места. Я же знаю, мой муж невиновен. Пожалуйста, не сообщайте его имени в сегодняшнем вечернем выпуске! Я же сотрудница вашего канала, я вас очень прошу…

– Это слишком сложно.

– Филипп Евгеньевич, а если моего мужа освободят уже сегодня? Если действительно произошло недоразумение? Сообщив имя убийцы утром, вы все равно ничего не потеряете! Я вас очень прошу, ради всего святого…

Долгое молчание. Лед в чужом голосе, калечащий мембрану. Я, наверное, на самом деле сошла с ума.

– С вечерними новостями выйдет Алла. То, о чем вы просите, сделать очень сложно.

– Филипп Евгеньевич!

– Ну ладно. Я постараюсь сделать для вас это невозможное одолжение.

– Я так вам благодарна…

– Сегодня вечером имя вашего мужа в эфире не прозвучит. Я вам это обещаю. Но завтра…

Когда я повесила телефонную трубку и дрожащими руками вытерла со лба пот, я сомневалась в том, что наступит завтра.

Когда позвонили в дверь, я складывала в ящик разбросанные фотографии с нашей свадьбы. Внутренний голос подсказывал, что теперь мне не следовало бы никого ждать. По крайней мере к добру. Но я все-таки подошла к двери и выглянула в глазок. Это была моя соседка по лестничной клетке, жена бизнесмена, с которой мы познакомились во время ареста. Я открыла дверь.

– Здравствуйте, – она боком протиснулась в прихожую, и меня поразило странное выражение ее лица.

– Ваш муж уже дома?

– Нет.

– Как, его еще не отпустили? Мы были уверены, что это ошибка. Разве не так?

– Не знаю.

Странное выражение приняло более яркий оттенок. Я охарактеризовала бы его как злорадство здорового человека, входящего в тифозный барак.