Страница 13 из 19
– Зайдите, – сказала я.
– Нет-нет, я на минуточку! – Она принялась отбиваться, словно атмосфера моей квартиры могла ее задушить.
– Слушаю вас.
– Я пришла с вами попрощаться. Мы с мужем уезжаем отсюда.
– Вот как?
– Мы уже договорились с покупателем нашей квартиры. Он переедет через год – он сейчас за границей. А мы уезжаем отсюда завтра. Эта, нынешняя квартира больше не удовлетворяет нашим потребностям. Видите ли, она слишком мала, вдобавок – шумный район и неподобающая положению моего мужа обстановка. Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Нет.
– Ну как же… Эти обстоятельства с арестом вашего мужа…
– А вы тут при чем?
– Вы меня неправильно поняли… У моего мужа очень тяжелая, напряженная работа, ему необходимы безопасность и покой.
– Зачем вы ко мне явились?
– Я только хотела попрощаться.
– Вы это сделали, теперь можете идти.
– Ну вот, вы на меня рассердились. Но вы должны понять, что действительно неприятно жить рядом с человеком, который обвиняется в таком отвратительном преступлении. Мы с мужем были просто возмущены всей отталкивающей жестокостью…
– Убирайтесь!
– Хм, вы обиделись, но моего мужа почему-то никто не арестовывал! Следует же смотреть правде в глаза! Но, впрочем, я пришла, чтобы просто сказать вам: будет лучше, если вы съедете с этой квартиры!
– Почему же?
– Мы хотим получить приличные деньги за свою жилплощадь, а это будет весьма проблематично при таком соседстве! Правда, мы еще не рассказали нашему покупателю, с кем рядом он собирается жить, но очень скоро вся эта история появится в газетах! И когда он узнает, то может снизить цену! Потому что ни один нормальный человек не захочет жить рядом с семейкой убийцы-маньяка.
Я старалась держать себя хладнокровно. Что-то внутри подсказывало: если я дам ей по морде, ничего хорошего из этого не выйдет.
– Вы все сказали?
– Нет, не все! Своим присутствием здесь вы снижаете цены на недвижимость в этом доме!
Я распахнула дверь настежь и сказала:
– Вон!
Она вышла, презрительно фыркнув:
– Вы такая же, как ваш супруг!
Я захлопнула с громким стуком дверь, потом прислонилась к стенному шкафу. Ноги отказывались держать меня. И горькие, долго сдерживаемые слезы покатились по щекам.
Собираясь в мрачное здание прокуратуры, я поняла, что все случившееся со мной – полный бред! Так не бывает! Андрея отпустят, ведь ясно же – это ошибка. И вечером, дома, мы вместе будем смеяться над этим. Потому, что все закончится хорошо – не иначе. День был жаркий, солнечные лучи, словно в зеркалах, отражались в стеклах домов и прыгали по мостовым маленькими светлыми зайчиками. Я чувствовала в себе уверенность, словно твердо знала: через час Андрея отпустят. И он вернется. И я приготовлю что-то необычное на ужин. И все обязательно будет хорошо.
Девушка из приемной (я говорила с ней утром) печатала на машинке.
– Я могу войти? – спросила ее.
– Идите. Вас ждут.
Ждут? Я вошла в кабинет прокурора. Первым, кого я увидела, был следователь, он сидел возле одного конца стола Т-образной формы. Вторым был человек, при взгляде на которого я подумала: что с такой внешностью он делает здесь? Ему было лет тридцать (вместе со следователем они смотрелись как отец с сыном), и он был красавцем! Это был потрясающе сложенный блондин примерно двухметрового роста. Безукоризненный темный костюм, сшитый по последней моде в Париже. Модный галстук пастельной расцветки. Супершикарная стрижка. Лицо манекенщика, повадки – тоже. Массивная челюсть, что-то грубоватое в разрезе глаз, в скулах. Жестокий узкий рот. Накачанные мускулы явно выступали из-под парижского пиджака. Все портили только глаза. Глаза у него были слегка навыкате, прозрачно-голубые, большие, в них сквозило что-то рачье или бычье, что-то до удивительности тупое. Наверное, примерно такой взгляд был у барана из пословицы про новые ворота. Когда я разглядела это, очарование пропало, словно его совсем не было. Я отношусь к тем женщинам, для которых во внешности мужчины главное – глаза. Впрочем, ему все-таки с успехом подошла бы роль манекенщика или кинозвезды, но никак не прокурора.
Он рассматривал меня с таким же пристальным вниманием. Когда взаимное разглядывание стало невыносимым, я сказала:
– Вы прокурор?
– Да. Садитесь.
Я присела напротив следователя.
– Меня зовут Татьяна Каюнова.
– Я знаю.
– По какому праву был арестован мой муж?
– По юридическому, – ответил прокурор.
– Вы думаете, с вами кто-то стал бы нянчиться, если б вы не являлись бывшей телезвездой? – вступил в разговор следователь. «Бывшей» – слово резануло меня ножом по сердцу.
– Это правда, – я вновь услышала голос прокурора, – для вас сделано исключение. Поэтому вы и находитесь сейчас здесь. – У него был женский голос, который очень ему не шел. – Вашему мужу будет предъявлено обвинение в трех предумышленных убийствах по статье 102-й Уголовного кодекса Российской федерации. Впрочем, вам ничего не скажут юридические тонкости. Очень много они сказали бы вашему адвокату, если бы вы привели его с собой.
– Моему адвокату?
– Вернее, адвокату вашего мужа. Надеюсь, вы знаете, что ему полагается по закону защитник? Вы достаточно состоятельны, чтобы оплатить все расходы. Или вы хотите, чтобы у вашего мужа был бесплатный государственный защитник?
– Нет, я найду адвоката.
– Прекрасно. Итак, мы отвлеклись. Ваш муж виновен в трех убийствах.
– Насколько я знаю, вину доказывает суд.
– Мера наказания по данной статье – смертная казнь.
Из моих рук выпала сумочка и с глухим стуком упала на пол.
– Вы хотите сказать, что суд может вынести смертный приговор…
– Да, и я надеюсь, что вынесет. Я убежден в виновности Каюнова. И на суде я буду требовать смертной казни. Вы меня поняли?
Я подняла с пола сумку, одновременно скрыв выражение лица. Тем временем прокурор открыл ящик стола и достал прозрачный целлофановый пакет.
– Вам знакома эта вещь?
В прозрачном пакетике была записная книжка Андрея.
– Да, безусловно.
– Что же это?
– Записная книжка моего мужа. Я сама ее подарила ему.
– Блокнот был найден на месте первого убийства. На нем отпечатки пальцев вашего мужа.
– Но это же естественно! Андрей выбежал на улицу, увидел собравшуюся толпу и милицию и в суматохе выронил блокнот.
– Вы не поняли! Блокнот был найден в подвале возле трупа. В самом подвале.
– Это все равно ни о чем не говорит! Его могли туда подбросить!
– Вы узнаете почерк?
Прокурор вынул блокнот из пакетика и раскрыл его на середине. На чистом листке была надпись, сделанная карандашом и, очевидно, в большой спешке:
«Дима Морозов. 26 июля, 11 часов. Прекратить эту историю!» Почерк принадлежал Андрею.
– Вы узнаете почерк?
– Нет.
– А как насчет статьи о даче ложных свидетельских показаний?
– Это официальный допрос?
– Считайте, что так. Кому принадлежит почерк?
– Не знаю.
– Вы его несомненно узнали. Это почерк Каюнова. Есть заключение экспертизы. Вы уже поняли, что Каюнов виновен в этой смерти? Мы сделали ошибку, не арестовав его сразу. И вот в результате еще два трупа. Два детских трупа! Скоро будут известны результаты психиатрической экспертизы. Ваш муж давно был в связи с Димой Морозовым. Он чем-то запугал ребенка. Существуют показания матери Морозова о том, что ребенок жаловался на «плохого человека», который его преследовал. Преследовал в сексуальном плане. Мать не обратила внимания.
– Разве упоминалось имя Андрея?
– Косвенно. В конце концов мальчик начал угрожать, что расскажет всем правду. Для вашего мужа огласка была хуже смерти. Тут он и решил расправиться с Димой. Он назначил ему встречу утром 26 июля в своей галерее, расположенной за два дома от места убийства. Но в галерею мальчик не входил. Скорей всего убийца дожидался ребенка на улице и под каким-то предлогом сумел заманить в подвал. Свидетельские показания всех, кто находился в галерее в то утро, подтверждают: Каюнов вышел утром и вернулся только в половине двенадцатого.