Страница 41 из 66
Как раз между Рамлой и городом Лидда находилось то место, куда поначалу двинулся Ричард. Саладин, верный своей тактике выжженной земли, поспешил истребить все. Сам он избрал для себя путь, почти параллельный маршруту Ричарда, и находился у крепости, которая носила тогда имя Торон Рыцарей, а теперь называется Латрун (там и поныне возвышается монастырь траппистов). Войско разместилось лагерем в руинах Рамлы и устроилось более или менее сносно, когда начались осенние дожди — ливни, мучившие воинов почти шесть недель подряд. Волей-неволей пришлось задержаться, так что этап этот занял время с 15 ноября до 8 декабря 1191 года, причем войско находилось «в великом стеснении и неудобстве», уточняет Амбруаз. Да и внезапные нападения противника были не редкостью. Однажды, например, граф Роберт Лестерский с горсткой бойцов едва отбился от врага, обладавшего значительным численным превосходством, и вряд ли спасся бы, не появись Андре де Шовиньи со своим отрядом. В это самое время в Иерусалиме Малик эль-Адиль спешил с починкой городских укреплений; он увеличил стены, окаймлявшие гору Сион, и позаботился о припасах, без которых нельзя было выдержать осаду.
Непогода по-прежнему мешала армии двинуться в путь. Ричарду пришлось заняться обустройством войска на месте. Он занял Латрун и близлежащее местечко Бейт-Нуба, которое у крестоносцев называлось Бетенобль — «Благородный зверь», и устроил здесь лагерь, где предполагалось отпраздновать Рождество. Отсюда было рукой подать до водораздела между равниной и подножием холмов Иудеи, и каждая возвышенность, любой пригорок грозили стать западней, потому что за ними могли прятаться враги, способные устроить засаду и превратить скромную высоту в кровавую баню.
«Погоды стояли холодные и пасмурные, — писал Амбруаз. — Из-за великих дождей и великих бурь мы потеряли многих из наших животных. Дождь и град побивали нас и переворачивали наши шатры. Мы потеряли там до Рождества много лошадей. Пропали еще и сухари, которые испортились, потому что их заливала вода. Соленая свинина из-за бурь обветрилась и стала загнивать. Кольчуги покрылись ржавчиной, так что снимать и надевать их удавалось с немалым трудом».
Но Иерусалим был совсем близко, и всех переполнял восторг от мысли, что скоро они увидят Святой Град.
«Как бы ни страдали люди от дурного питания, но сердца их радовались и веселились по причине надежды дойти до Пресвятой Усыпальницы. Они столь жаждали Иерусалима, что готовы были жизни свои положить в его осаде. Лагерь пополнялся народом, прибывавшим в великой радости и вожделевшим великих дел. Те, которые заболевали в Яффе или где-то еще, укладывались на носилки и доставлялись в лагерь в великом множестве, из душевной решимости и доверчивости… Грохотали кольчуги, а люди воздевали головы горе и говорили: „Боже, помоги нам, Владычица святая Дева Мария, помоги нам, да поклонимся мы вам и да возблагодарим вас в виду Пресвятаго Гроба Господня“. Повсюду только обнимались и радовались, и все говорили: „Боже, наконец-то мы на верном пути, и это Милость Твоя руководит нами“»[45].
Но уже в нескольких льё[46] от лагеря бросалось в глаза неистовое рвение, с которым мусульмане отстраивали крепостные стены Святого Града, готовясь к предстоящей осаде. Рассказывали, что султан эль-Адиль сам возил камни на своем седле, помогая рабочим, укреплявшим крепостные валы. В свою очередь, Саладин собирал в Египте войско, чтобы вновь вторгнуться в Палестину.
Почему же осада не началась? Как знать, быть может, еще раз проявились колебания и замешательства, столь свойственные королю Ричарду, у которого, как известно, приступы неукротимого неистовства непременно чередовались с проявлениями осторожности и нерешительности («Да-и-Нет»!). Благо что в поводах недостатка не бывало, да и многие из баронов, его окружавших, колебались и выказывали нерешительность — и не только те, которых называли «пуленами», то есть «жеребятами» (это прозвище давали рыцарям, которые родились на Святой земле и не очень-то желали подвергаться опасностям), но и славившиеся своей храбростью госпитальеры и храмовники. Было очевидно, что подходящий момент, скорее всего, упущен и что марш в горах Иудеи может оборвать любая неожиданность, а на берегу и на широкой равнине, того и гляди, развернутся полки новой армии Саладина, так что создавшееся положение выглядело не слишком надежным. Амбруаз добавляет еще один довод, к которому стоит прислушаться: «Они (то есть „пулены“) говорили, что даже если и удастся взять город, то все равно предприятие это окажется слишком рискованным, если город тотчас же не получит постоянного населения, ибо все крестоносцы, сколько бы их ни было, до сих пор всегда, совершив свое паломничество, возвращались в свои страны, а значит, и на этот раз, как только они рассеются, эта страна будет потеряна вновь». Эти люди, кровно связанные со здешней землей, знали из собственного опыта, что будет непросто выдержать затруднения наподобие тех, что столетием ранее обрушились на Готфрида Бульонского. Да и что значит «выдержать», если страна систематически опустошается по повелению Саладина? Если даже предположить, что какие-то крестоносцы согласятся продлить свое пребывание в месте паломничества и даже поселятся тут, как это часто бывало раньше, то разрушения, которые уже налицо, отвратят многих от желания осесть на Святой земле, а те, что все-таки решатся, вынуждены будут начинать жизнь на новом месте среди развалин.
Однако мыслимо ли после такой бури восторгов, поднявшихся в христианском войске, начать отступление? Вспомним уже излагавшийся выше эпизод с герцогом Бургундским Югом III, который якобы предпочел предать Ричарда, лишь бы тому не достались все плоды возможной победы.
Как бы то ни было, но армия получила приказ о всеобщем отступлении.
А вот строки, относящиеся к январю 1192 года:
«Многие французы, преисполнившись досады, блуждали из стороны в сторону, от одного берега к другому, одни двинулись в Яффу и пробыли там какое-то время, иные вернулись в Акру, где жизнь не была слишком дорогой. Некоторые же отправились в Тир, чтобы быть поближе к маркизу Монферратскому, который пригласил многих из них. Были и такие, которые, из досады и презрения, двинулись прямо в Казаль Равнин, вместе с герцогом Бургундским, и остались там на восемь дней. Король Ричард вместе с оставшимися в войске, весьма огорченными, и со своим племянником графом Генрихом Шампанским и его близкими направился в Ибелин; но, преодолев столь скверную дорогу, они нашли настолько скверные жилища, что расположение духа у них было весьма скверным».
Тем временем Ричард вновь начал переговоры с Маликом эль-Адилем. Он уже неоднократно встречался с этим принцем и завязал с ним сердечные отношения, несмотря на то, что они противостояли друг другу как враги. Арабский летописец Ибн ал-Асир описывает одну из встреч, состоявшуюся ранее, 8 ноября 1191 года:
«Эль-Адиль привез с собой кушанья, лакомства, напитки, предметы искусства и все иное из того, что пригодно для преподнесения в дар одному государю другим государем. Король Англии встретил его в своем шатре самым почетным образом, после чего проводил к себе и велел подавать ему те из блюд, которые считаются у этого народа особенно приятными и желанными. Эль-Адиль откушал этих блюд, а король со своими спутниками ел кушанья, предложенные эль-Адилем. Их беседа затянулась далеко за полдень, а расстались они, заверяя один другого в совершенной дружбе и искренней привязанности».
45
René Grousset, t. VI, p. 180.
46
Льл — мера длины, около 4 км.
47
13 января 1192 г.