Страница 17 из 39
– Вы не женаты? – спросила Лидочка.
– Был женат, – ответил Андрей Львович. – Неудачно. Не сошлись мировоззрениями.
– Да, – сказала Лидочка, – это сложнее, чем не сойтись характерами.
Андрей Львович в очередной раз не понял ее, к тому же он, оказывается, не знал, что женщинам помогают надевать пальто или шубу. Может быть, в этом и заключалось несходство его с женой мировоззрений.
Когда они спустились вниз, было около девяти – невероятно раннее время, если забыть, что вчера она поднялась в шесть. Первой в дверь лейтенант Лидочку не пропустил – но она уже начала привыкать к свойствам его характера. Лейтенант даже задержал ее, выглянув наружу первым и посмотрев по сторонам, как положено делать полицейским из американского боевика. Не увидав никакой мафии, он пошел вперед, правда, придержав дверь для Лидочки. На улице было холодно, как вчера, сразу обожгло щеки.
– Крестный отец спит? – спросила Лидочка.
– А черт его знает, – ответил лейтенант. И Лидочка поняла, что на этот раз ответ лейтенанта следует понимать буквально. По какой-то, еще неясной для Лидочки причине лейтенант Шустов полагал, что ей может грозить опасность. А он вовсе не был похож на человека, который ни свет ни заря приходит за девицей от офицерского безделья…
– А что нового о Петренко? – спросила Лидочка.
– Ему повезло. Пуля пронзила мышцы. Выкарабкается.
– Не нам судить, – сказала Лидочка и смутилась – почему она должна учить морали лейтенантов?
– Судить будет суд, – согласился лейтенант.
Они вышли на площадь Тишинского рынка и направились вдоль сквера. Рынок лишь недавно открылся, но первые белорусские торговцы, что привозят утренними поездами сардельки и сметану, уже располагались на тротуаре.
Лейтенант крутил головой, словно искал злоумышленников, Лидочке он сказал о белорусских торговцах:
– Ну что будешь делать? Они нам своей грязью весь район погубили.
– Вы бы отвели им место, наняли бы уборщиков…
– Ничего не помогает – не хотят за собой убирать. Рынок.
Последнее слово прозвучало ругательно. Свобода торговли, хотя и приносит прибыль, для милиции – источник беспокойства.
В отделении было мало народу. У дверей стоял «газик» с решетками на окнах, туда сажали каких-то сонных оборванцев. В коридоре было пусто и пахло дымом хороших сигарет. Андрей Львович провел Лидочку к себе в комнату, разделся сам и повесил ее пуховик на вешалку в углу комнаты. Она села за стол, лицом к окну. Перед глазами была Васильевская улица. Надо будет сегодня позвонить этой Алене. Жаль, что она не взяла с собой сумку, в которую положила записку с телефоном, а то можно было бы зайти к ней прямо из милиции. Ее дом где-то рядом.
– Я вас пригласил, – заявил лейтенант безличным голосом чиновника, не имеющего ничего общего с галантным ее приятелем, который провожал ее от дома до отделения, – чтобы снять с вас показания относительно перестрелки, имевшей место по Средне-Тишинскому переулку вчера утром.
– Но вы же все знаете.
– Лидия Кирилловна, – сказал лейтенант, – вчера мы разговаривали. А сегодня мне к следователю идти, показывать, что сделано.
– А разве вы не следователь? Я думала, что вы как комиссар Мегрэ.
– Давайте без шуток, – осадил ее лейтенант. – У нас не Франция. У нас следствие ведет прокуратура.
– А вы?
– Мы ей помогаем, – сказал лейтенант, и Лидочка поняла, что его не устраивает такой порядок вещей, он предпочел бы французские порядки.
– Значит, вы как служебная собака, – рискованно произнесла Лидочка. Но лейтенант почему-то не обиделся, а понял ее правильно.
– Вот именно, – сказал он. – Мы прибегаем, берем след, догоняем, хватаем, получаем пулю в живот, а Чухлов разбирает бумажки и проявляет неудовольствие. Все верно.
– Чухлов – это следователь?
– Следователь прокуратуры, – уточнил Шустов. – Мы с вами поговорим, а он прочтет.
– Так, может, ему лучше сразу поговорить со мной?
– Если он сочтет нужным, то он вас вызовет. А может, не вызовет. У него тридцать дел, только и успевает закрывать.
Они помолчали. Этим Лидочка выражала сочувствие своему знакомому милиционеру. Но оказалось, зря.
– И это хорошо, – признался Шустов. – А то бы меня вообще делами завалило. Я же за день два-три раза выезжаю, в городе беспредел. Когда мне все расследовать?
– Значит, он не успевает, и вы не успеваете, – поняла Лидочка.
– Но записать все нужно, – закончил разговор лейтенант. – Вы оказались одной из двух свидетельниц.
– А кто вторая? – Лидочке вдруг стало обидно, что она потеряла монополию из-за того, что какая-то бабуся с шестого этажа выглянула на шум.
– Как кто? Забыли, что ли? Лариса, ваша соседка, – она же тащила его.
– Я думала, что она – потерпевшая.
– А в чем она потерпевшая? Что пальто кровью испачкала?
– Ее могли убить.
– Но ведь не убили.
– Вы жестокий человек, лейтенант.
– Жизнь заставляет… Не улыбайтесь, я даже не шучу. Вы бы насмотрелись на то, что я вижу, – вообще бы в человечестве разочаровались. А я терплю. Жена бывшая меня просто умоляла – Андрюша, уйди из розыска, будем хорошо жить, устроишься, как человек. Чудачка. Я же авантюрист.
– Значит, вами управляет не совесть?
– А вы детективы читали? Наши, совковые?
– И не деньги?
– Теперь за американские принялись. Давайте перейдем к делу. Меня в любой момент могут отозвать. Чует мое сердце, надвигается бешеный день. Итак, начнем с начала: ваше имя, отчество?
– Берестова Лидия Кирилловна.
– Год рождения?
– Тысяча девятьсот пятьдесят девятый.
– Вот бы никогда не подумал.
– А что вы подумали?
– По крайней мере, на десять лет моложе.
– Нет, к сожалению, я гожусь вам в тети.
– Очень любопытно. Только я вас тетей называть не буду.
– Я этого и боялась.
– Проживаете по адресу…
– У вас указано.
– Что можете сообщить по поводу событий, имевших место возле вашего подъезда вчера, в семь часов утра? Почему вы так рано поднялись?
– Я провожала мужа в командировку.
– Куда?
– Это имеет отношение к делу?
– Возможно.
– Он улетал в Каир, на конференцию по коптскому искусству.
– Он что, этим искусством занимается?
Лидочка уловила в вопросе снисходительность настоящего мужчины, который занимается настоящим делом, к недомерку-искусствоведу.
– В частности, он разбирается и в этом. Иначе зачем бы египетскому правительству его приглашать?
– Не знаю, – отрезал лейтенант.
Было очевидно, что на месте египетского правительства он загнал бы Лидочкиного мужа на полуостров Таймыр.
– Расскажите, что вы видели.
– Было тихо, – почему-то Лидочка вспомнила сначала, как было тихо. – И вдруг я услышала, что к дому подъезжает машина. Я решила, что Андрей что-то забыл, понимаете?
– Конечно, понимаю. Самое обидное, – согласился следователь. – Я как-то билет дома оставил. На самолет. Подхожу к стойке для багажа, чтобы отметиться, и вспоминаю, что билет лежит на столе. Дома лежит, понимаете?
– Понимаю, – сказала Лида.
Перед окном проехал троллейбус. Люди поднимались, готовясь выйти на последней остановке. Шустов записывал. Из-за этого возникла пауза.
– Пора вам переходить на диктофоны, – сказала Лида.
– Пленки не подпишешь, – возразил Шустов. Он поставил жирную точку и произнес: – Продолжим наш разговор. Следовательно, вы подошли к окну. Кстати, ваш муж уехал на служебной машине?
– Нет, на такси, – сказала Лидочка. – Я подошла к окну и увидела другую машину, белую «Тойоту». В ней было двое. Один толстолицый в большом длинном пальто, вернее всего, верблюжьего цвета.
– Почему вернее всего?
– Потому что рассвет только начинался, и отличить верблюжий цвет от светло-голубого нелегко.
– Но именно верблюжий, а не серый? Почему? – вскричал Андрей Львович.
И в то же мгновение Лидочка заглянула на много лет назад и поняла, почему он стал именно сыщиком и не мог стать никем иным. Он любил дознаваться. Он уже в первом классе допрашивал своих сверстников: а где ты был, а куда ты пойдешь… от него несчастная жена ушла, потому что он ее замучил допросами. Нет, даже не сами допросы были так сладки Андрею Львовичу, как возможность поймать человека, загнать в угол, заставить его смешаться, сбиться с толку, соврать, а потом вывести на чистую воду.