Чероки

Как и всем нам, Риперту приходилось видеть в кино людей, которые дерутся, получают сокрушительные удары, падают, но тотчас встают, чтобы нанести другие сокрушительные удары другим людям, которые падают в свой черед и тоже поднимаются на ноги, и так без конца. Риперт считал все это чистым надувательством: любого из таких ударов, даже самого легкого, хватило бы, чтобы отправить на тот свет кого угодно. Однако и ему удалось встать на ноги, повернуться, найти глазами дверь бара и неуверенно двинуться к ней, с уклоном вперед на сорок пять градусов. Однако не успел он переступить порог, как великан догнал его и мощным пинком послал на противоположный тротуар улицы Северного полюса, где он врезался лбом в бровку бордюра и мгновенно вырубился.

В сознание его привел другой толчок, когда машина полицейской скорой помощи слишком резко тормознула у дверей госпиталя Биша. Риперт приподнялся на носилках, с испуганной гримасой ощупал руки, ноги и грудь, сел и потребовал, чтобы его выпустили. Но трое мужчин в голубых халатах, нагнувшись к нему, сурово посоветовали держать свои требования при себе. Два часа спустя, пройдя полное рентгеновское обследование, Риперт с перевязанной головой распахнул дверь кабинета Бенедетти, где Шав и Бок докладывали шефу результаты своих изысканий, соответственно, в Архивах и в Музеуме. Увидев Риперта и его бинты, они испуганно заохали; он поведал им о своем приключении и описал своего обидчика — эдакий шкаф в обвислой шляпчонке на макушке и в светящихся носках.

Бок и Бенедетти скривились и начали задумчиво почесывать против шерсти кто затылок, кто щеку, стараясь припомнить, кто из их знакомых мог бы соответствовать такому описанию. Тем временем Жорж, стоя у книжного шкафа и склонив набок голову, расшифровывал названия на корешках книг.

— Нет, убей бог, не знаю такого типа, — сказал наконец Бок. — Разве что Брукмейер? Брукмейер вроде подходит…

— Брукмейер сейчас в Клерво[13], — ответил Бенедетти. — Я-то как раз подумал насчет Олафа.

— А что, верно! — обрадовался Бок. — Олаф и есть!

— Какой там еще Олаф! — выкрикнул Риперт. — Мне ли не знать Олафа! Да я бы его сразу разглядел. И он никогда в жизни так со мной не обошелся бы. А если б и посмел, я бы ему морду в кровь разбил, этому Олафу.

— Ну ладно, ладно, не волнуйся, Риперт, — успокаивающе сказал Бенедетти. — Все в порядке, это, конечно, не он.

— Тоже мне, придумали — Олаф, черт его забери! — бушевал Риперт.

— Да-да, ты прав, Риперт, — продожал шеф. — Забудем это, хорошо? Мы с тобой согласны, это не Олаф.

— А как она выглядела, его шляпчонка? — спросил вдруг Жорж Шав.

Все взглянули на него: Риперт злобно, Бок подозрительно, Бенедетти задумчиво.

— Шляпчонка у того типа, — повторил Жорж, — на что она была похожа?

— Ну такая обвислая, — неохотно ответил Риперт. — Маленькая и обвислая.

— Это понятно, — сказал Жорж, — но на какой предмет она была похожа? Что напоминала?

— Да не знаю я, — проворчал Риперт. — Может, медузу, может, дохлую рыбу. Почем мне знать!

— Он с тобой разговаривал, этот тип? Сказал хоть что-нибудь?

— Да практически ничего, — подумав, ответил Риперт. — А если и сказал, то я не успел понять.

— Тогда это Кроконьян, — объявил Жорж.

— Что-что? — переспросил Бенедетти.

— Кроконьян, — повторил Жорж. — Я с ним знаком.

Шеф устремил на Жоржа внимательный, вопрошающий, почти горестный взгляд. Риперт и Бок на заднем плане обменялись презрительными гримасами.

— Ну-с, и как же, по-вашему, можно приступиться к этой… особи, к этому… индивиду? — медленно вопросил Бенедетти, разглядывая свои ногти. — С какой стороны к нему подойти?

— Это я беру на себя, — сказал Жорж.

— Прекрасно, — ответил шеф. — Может, займетесь этим делом завтра же? Наверно, вам лучше сходить к нему вместе с Рипертом.

Но тот с трагическим видом указал на свою повязку.

— Прошу отпуск на два дня по болезни, — произнес он голосом умирающего.

— Это неподходящий момент, Риперт, — строго сказал Бенедетти.

— Можно сходить туда прямо сейчас, — предложил Жорж. — Сразу и отделаемся.

Через десять минут шеф пригласил Жоржа занять место рядом с ним, на переднем сиденье своего «Мерседеса». Бок и Риперт, завистливо перешептываясь, сели сзади, и они отправились через весь город на улицу Северного полюса. Бенедетти припарковал машину у входа в бар, откуда на дорогу падал жиденький свет. «Ну, вперед», — сказал он.

Они осторожной вереницей проникли в бар, где снова не оказалось никого, кроме давешнего силача, который подремывал у стойки, склонив голову на локоть, заменявший ему подушку. Риперт вошел последним, безуспешно стараясь укрыться за слишком низеньким Боком. Со страху он нервным движением задел на ходу шаткий столик и еле успел его подхватить, но не поймал стоявшую на нем пепельницу, и та разбилась вдребезги на плиточном полу. Все замерли, великан выпрямился и узнал перепуганную физиономию Риперта.

— Опять явился! — грозно и вместе с тем почти любовно пробурчал он, вставая, устрашающими движениями разминая мускулы и надвигаясь на Риперта. Тот выставил перед собой столик, как щит, и спрятался за Бока. «Эй, эй, полегче!» — сказал Бок. Великан смахнул его с дороги, как смахивают пыль, и воздел свой чудовищный кулак, целясь в голову Риперта; тот съежился и вскинул скрещенные руки в ожидании близкой смерти. Но тут Жорж щелкнул языком и сказал:

— Хватит, Кроконьян. Остановитесь.

При виде Жоржа лицо великана застыло, плечи обвисли, как лопнувшие воздушные шары, зато глаза выпучились так, словно эти части тела были связаны сообщающимися сосудами. Он медленно отступил, не спуская взгляда с Жоржа, шумно дыша и с каждым шагом становясь все меньше и меньше, как будто решил достичь нормальных, человеческих размеров; наконец он ткнулся спиной в немотствующий музыкальный автомат и замер.

— Спокойно, Кроконьян, спокойно, — мягко повторял Жорж, подходя к нему. — Скажите, где дама?

Великан разъяренно замотал головой, молча вращая глазами.

— Где дама, Кроконьян? — повторил Жорж.

— Там, наверху, — простонал наконец силач.

— За мной! — приказал Жорж.

В глубине бара ветхая тряпка с изображением древа жизни прикрывала доступ к узкой лестничной клетке с грязными стенами и проваленными ступенями, которые вели на второй этаж, к двери, запертой снаружи на ключ. Жорж повернул ключ и толкнул дверь: женщина, не очень молодая, но очень накрашенная, сидела на железном стуле перед столом, заваленным дамскими журналами. Увидев их, она встала.

— Я мадам Дега, — призналась она, не дожидаясь расспросов.

— Мое почтение, мадам! — с поклоном произнес Бенедетти.

— Ну вот и вся работа, — сказал Жорж.

8

А теперь снова Фред. Он опять сидит. И смотрит, как некий краснорожий тип, свирепо выпятив челюсть, валит на стол рыжеволосую женщину и лихорадочно срывает с нее одежду, затем раздевается сам, но чуть поаккуратнее. Обнажив лиловый член, он победно потрясает им, разбрызгивая сперму, которой и обмазывает свою партнершу. Оба шумно дышат и кричат в экстазе. Дверь со скрипом отворяется, и в проеме возникает другой мужчина, уже голый. У него смуглое жирное тело, огромный желтый пенис. Он приближается к парочке и вступает в дело. Теперь краснорожий и смуглый трахают рыжую одновременно, в самых разнообразных позициях, дико завывая от наслаждения.

Дверь скрипит снова. Появляется коренастая блондинка, затянутая в сложные зеленовато-черные дессу, напоминающие сбрую, с кнутом в одной руке и искусственным членом в другой. В тот момент, когда она собирается принять участие в забавах трио, Фред встает и покидает зал, стараясь не задевать по пути зрителей, чтобы не подать ни малейшего повода к какому-нибудь прискорбному недоразумению. Наконец он выходит на свежий воздух, иными словами, на тротуар бульвара Севастополь. Его возбуждение быстро спадает, уступая место легкому унынию. Он идет по улице.

13

Название центральной тюрьмы одноименного города.