Страница 143 из 145
— Если так все пошло, не даст он нам житья. Уедем давай, Степа.
— Только сначала поедим.
Но поесть Степану Матвеевичу опять не пришлось. Ворвался Бекташ, заметался по комнате.
— Зина!
— Нет ее. Тыкву можешь забрать, — сказал Шалдаев.
— За что? — стонал Бекташ. — Мы же договорились, что до уборочной… Варвара Ивановна, вы же знаете.
— Ничего я теперь не знаю, — отвернулась Варвара Ивановна.
— Да нет… Я же машину ей куплю, чтоб ездила… И она хочет… Да любит она меня, Степан Матвеевич!
— Есть будешь? — спросил Шалдаев.
— Чего? — не понял Бекташ.
— Да вот… дадут мне что-нибудь, наконец! — повысил голос Степан Матвеевич, и Варвара Ивановна побежала на кухню.
— Степан Матвеевич, помогите! — умолял Бекташ.
— Ты, парень, голову не теряй. Нет так нет — не судьба, значит.
— Из-за Назара все! Из-за дурацкой его безнарядки! Я же знаю, он никто был… Вот он был… — постучал кулаком по столу Бекташ. — А тут стал интересным, новые слова стал говорить. Повторяет чужое, как попугай.
— Еще и делает. Не заметил?
Шалдаев достал из серванта графинчик с настойкой.
— Давай выпьем для аппетита. А то у меня с утра его нет.
— А вон еще гости идут, — кивнула Варвара Ивановна на распахнутую дверь.
Вошла Зина, воинственно настроенная и возбужденная, и за ней тихо и робко ступал Назар.
— Здравствуйте, — отвесил Назар общий поклон, приложив руку к сердцу.
— Здравствуй, — кивнул Степан Матвеевич и предложил садиться за стол. — Прошу.
— И ты здесь, — заметила Бекташа Зина. — А я тебе отправила подарок.
— Зина, мне надо с тобой поговорить.
— Нам больше не о чем говорить. Уходи!
Зина резко отвернулась от Бекташа и пошла к столу. Обиженно глядя на отца и мать, объявила:
— Вы хотели скорей выдать меня замуж…
— Чего придумала, — махнула рукой Варвара Ивановна.
— Дальше! — приказал Шалдаев.
— Он тоже хочет скорей жениться на мне, — Зина взглянула на смущенно топтавшегося Назара. — Я согласна.
— Мы в пятницу распишемся, — сказал Назар. — И комсомольскую свадьбу…
— У-убью! — заревел Бекташ и, метнувшись к столу, подхватил за торчащую кочерыжку тыкву, вознес ее над головой, но тыква упала, расколовшись. Бекташ выскочил из комнаты.
Зина и Назар молчали. Варвара Ивановна с трудом пришла в себя и подумала: что же дальше-то делать? С новой родней о свадьбе сговариваться?
— Что ж ты молчишь, отец? — толкнула она мужа в спину, и он повернулся к ней, проговорил, ломая лепешки:
— Ло-ма-ю… Все ешьте!
9
Директор нервничал. Утром проехал по бригадам — что-то мало людей на полях. Хлопок очищен от сорняков лишь у обочин дорог, а вглубь зайдешь — сплошные заросли. Неужели каждого надо уговаривать, чтоб сделали положенное, размышлял он. Да, видно, придется и уличать, и ругаться, и требовать. Появилось это чувство раздражения после того, как он заглянул на карты девятнадцатой бригады, походил по ним, чистым, без единой травинки в рядках, тайно повосхищался. И людей ведь в девятнадцатой бригаде в три раза меньше. В три! Это влекло за собой необходимость многое пересматривать, переделывать, менять, на что не было ни времени, ни средств, ни чего-то еще, пока непонятного, но, наверное, существенного.
К обеду добрался до своего кабинета, свалился в кресло и не успел отдышаться, как раздался телефонный звонок. Звонил секретарь райкома Рузметов. Раздраженным, как показалось Турсунову, тоном он сказал, что район взял повышенные социалистические обязательства по выполнению продовольственной программы, что для выращивания овощей и фруктов выделяются земли, прежде засевавшиеся хлопком, при условии, что план сдачи хлопка не снижается.
— Вы понимаете задачу дня? — рокотал в ухо Турсунову сердитый голос.
— Понимаю, конечно, — ответил Турсунов, вытирая со лба пот.
— Вот ваши обязательства на столе, читаю: совхоз «Прогресс» планирует тридцать четыре центнера. Ваши соседи планируют по сорок пять и выше. Район планирует больше, чем вы. Почему?
— Саид Рузметович, так ведь у нас…
— Что у вас? Потоп был? Или мороз ударил в июле? Может, воду у вас отобрали? Послушай-ка, дорогой, ты совсем работать не хочешь? Решение партии тебя не касается?
— Касается. Сам голосовал. И работать хочу.
— А если хочешь работать, если сам голосовал, то почему не работаешь как надо, не ищешь резервы? Где Муратова, пригласи-ка ее…
Турсунов положил на стол трубку, чтобы пойти за Муратовой, но в этот момент в кабинет заглянул Назар.
— Муратову позови! — приказал директор и, промокнув платком щеки и шею, опять поднял телефонную трубку. — Алло! Сейчас придет она, Саид Рузметович. Только вы напрасно так… жестко, — сказал Турсунов. — Я понимаю, что надо выполнять продовольственную программу, и мы примем все меры, но сразу прыгнуть с тридцати на сорок немыслимо.
— Почему постепенно не наращивали? — загремел опять в трубке голос Рузметова. — Почему резервов не ищете, не внедряете новое?
— Есть объективные причины…
Пришла Муратова, и Турсунов с облегчением передал ей трубку, с напряжением слушая их разговор. Он был кратким. Односложно ответив на несколько вопросов, Муратова заверила его, что директор у них в боевой форме, с утра до ночи мотается по бригадам, потом отвечала односложно: да — нет, да — нет. А когда попрощавшись, опустила трубку, села за приставной столик, задумчиво и испытующе глядя на Турсунова.
— Чего он хочет? — спросил Турсунов, прошел к подоконнику, где стоял чайник, вылил в пиалушку остатки чая и залпом выпил.
— На бюро нас будут слушать, — сказала Муратова.
— Снимут?
— Не должны… А ты чего вибрируешь? Гром не грянул, а ты уже зонтик ищешь.
— Повибрируешь… — с обидой сказал Турсунов. — Район взял повышенные обязательства, а мы средней урожайности не достигли, плетемся еле-еле. Ферму построили, как дворец, а коров кормить нечем. Удои такие, что сказать стыдно. А там… — кивнул он в сторону, где был райцентр, — не поспоришь, сама знаешь. Проголосовали — все! Рузметов сказал, что я работать не хочу. Это серьезный акцент.
— Не сгущай краски.
— Не сгущаю — констатирую. На последнем активе в президиум не избрали. Думаешь, не заметили люди? Как же!
— Что делать намерен?
— Гайки закручивать! — грозно сжал Турсунов пальцы в кулак. — Утром в бригадах был — никого на полях: по базарам разъехались. Я им поезжу! Велел всех переписать и проверить приусадебные участки. Урежем у одного-двух — тогда подумают.
— Жалобы пойдут.
— Пусть жалуются! С меня план спрашивают, а не базарный подвоз. Ты тоже займись дисциплиной. Ответственность надо повысить.
— Как?
Это была их старая забота — ответственность. То, что ее надо было повышать, — понимали оба. Спорили о том, как это делать. Турсунов требовал принятия жестких мер и каждый раз показывал ей передовицы газет, призывающих повышать ответственность, а Муратова всякий раз отмечала, что ни в одной из них конкретно не было сказано, как это делать! Говорила, что ответственность — не продукт лекционной пропаганды, а конкретное проявление образа жизни, производственных отношений, и надо не строгости вводить, а налаживать отношения в коллективе.
В кабинет заглянул Назар.
— Можно?
— Подожди, — махнул рукой директор.
— А ты пригласи, — посоветовала Муратова.
Закрывшаяся за Назаром дверь вновь открылась, и в кабинет по-хозяйски гордо и величаво вошел Джахангир; легким кивком отдал дань уважения старшему по годам Турсунову и, как равный с равным, поздоровался с ним за руку.
— Вызывали, Марат Касымович? Здравствуйте, Роза Ибрагимовна, — отвесил он ей полупоклон.
— Здравствуйте, — ответила Муратова, усаживаясь основательно, чтобы переждать этот визит.
— Вызывал. У тебя почему люди болтаются по базарам? Ты чем вообще занимаешься?! Ты хочешь работать или нет?! Я ведь тебя не звал в завы, ты сам туда лез. А влез — так работай, как надо! Хлопок мне обеспечивай!