Страница 70 из 108
ОДНАКО фактор малых стран был всё же второстепенным. Тем более что в недалёком будущем можно было ожидать появления совершенно новых и очень мощных факторов — на повестку дня в ведущих странах мира выходила атомная проблема.
Глава 14. Камера Вильсона для Лаврентия Берии, нейтроны для профессора Харитона и катера для Роммеля
За окнами сталинской дачи золотились первые жёлтые пряди в августовской зелени лип, когда у Сталина и Берии состоялся долгий и непростой разговор. Сталин не стал ходить вокруг да около, а, выслушав доклад Берии о положении в Совнаркоме и в Наркомате внутренних дел, сразу сказал:
— Лаврентий, мы сейчас раздумываем: или заменить тебя на посту наркома, или…
— За что, товарищ Сталин? — запальчиво перебил его Берия. Он от неожиданности даже не сдержался и не дослушал.
— Не за что, а почему…
— Ну, почему?
— Ты не дал мне договорить… Я же сказал «или»… Можно и не заменять, но возникает необходимость поручить тебе одно важное дело. И не знаю — хватит ли у тебя сил и времени ещё и на наркомат.
Берия покрутил головой, пожал плечами, подумал.
— Что же, товарищ Сталин, всё зависит от того, какое это дело…
— А такое, что мы, во-первых, усилим тебя для него по линии ЦК и переведем тебя из кандидатов в члены Политбюро.
Берия не мог скрыть заполнившей его радости и гордости… Первый заместитель Председателя Совнаркома и член Политбюро — это было много. А Берия любил власть, будучи блестящим управленцем, умеющим властвовать жёстко, но компетентно.
Сталин чувства Берии понял и предостерегающе сказал:
— Лаврентий!
И слегка погрозил пальцем.
— Понял, товарищ Сталин.
— Это мы посмотрим… Так вот… Тебе говорит что-нибудь фамилия Харитон?
— Харитон? Так-так… Вспоминаю, был такой литератор… Кадет, до революции редактировал их орган — «Речь»… В двадцать втором году его выслали.
— Да, есть и такой… Но я имею в виду другого — профессора Юлия Харитона.
— Однофамилец?
— Нет, сын… Отец давно перебрался в Ригу, а сын — у нас… Физик.
— Не знаю…
— А придётся, наверное, узнать…
— Что, яблоко от яблони недалеко упало?
— Нет, тут всё в порядке… Сын — человек вполне надёжный. Он нас именно как физик интересует.
— Я, товарищ Сталин, немного в строительстве смыслю, а в физике… — Берия откровенно махнул рукой и засмеялся.
— Ну, мы все в ней смыслим не больше твоего. А с другой стороны, русской физике большевики за два десятка лет помогли так, как цари за два века не помогли.
Сталин прошёлся по кабинету, сел, затянулся трубкой, хлопнул ладонью по столу и показал Берии на стул:
— Садись! Вот что, Лаврентий, есть такая штука — внутриатомная энергия. — Сталин вдруг сам себя перебил: — Нет, всё-таки каким был Ильич умницей! Смотри…
Он протянул Берии новенькую книгу, на обложке которой стояло: «В. И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм» — и внизу: «Соцэкгиз. 1939 г.»:
— Смотри… Предисловие написал академик Вавилов…
Сталин открыл книгу и прочитал:
«Атом, ещё так недавно казавшийся физику в лучшем случае полезной „рабочей гипотезой“, в результате изучения броуновского движения, рассеяния света, поверхностнокапиллярных явлений, при наблюдениях в камере Вильсона и прочем, стал столь же очевидно существующим предметом, как Солнце».
Прочтя это, Сталин сделал паузу, поднял палец и пошёл дальше:
«Уловив самый атом, физик сумел за три десятилетия глубоко проникнуть в его недра… Таким образом, диалектический ленинский прогноз о неисчерпаемости атома и электрона вполне подтвердился развитием физики…»
Берия слушал внимательно, но с явным недоумением. Сталин же, закрыв книгу, посмотрел на него и сказал:
— Вот что пишет Вавилов… А имеет он в виду слова Ильича о том, что электрон неисчерпаем так же, как и атом, что природа бесконечна… И написал это Владимир Ильич тридцать лет назад, в тысяча девятьсот девятом году.
Берия пожал плечами:
— А при чём здесь профессор Харитон?
— А при том, что есть сведения, что в Англии и в Соединённых Штатах активно ведутся работы по высвобождению огромного количества внутри атомной энергии, выделяющейся при радиоактивном распаде, и на эти работы ассигнованы крупные средства…
— Такие данные поступали, но, похоже, всё это — брехня!
— Может, и нет. Наши академики Вернадский, Ферсман и Хлопин пишут о том же…
— А Харитон при чём?
— А Харитон, как сообщают те же академики, обосновал… — Сталин взял со стола лист бумаги и прочёл: — «Обосновал возможность протекания в уране цепной ядерной реакции деления…»
— Практически?
— Нет, пока — на бумаге… И вот тебе мы поручим от Политбюро с этим делом разобраться практически.
Берия поправил пенсне, почесал в затылке, шутливо заметил:
— Какие-то всё тюремные термины: камера Вильсона, цепи какие-то…
Сталин тоже засмеялся:
— Ну, вот видишь! Кому, как не тебе, нашему главному тюремщику, тут и карты в руки?
Встал, похлопал его по плечу:
— Вот так, товарищ Берия… Думаю, ты понял, что дело тебе поручается важное… Но ты уж, Лаврентий Павлович, поработай пока и в Совнаркоме на полную катушку.
Берия покивал головой, а Сталин прибавил:
— И ребят из разведки Меркулова нацель на эти внутриатомные дела… Чувствую, вещь — серьёзная.
ЭТИ чертовы нейтроны были вещью действительно серьёзной. О могучей внутриатомной энергии разговоры ходили уже в начале века — когда оружие, её использующее, описывали только романисты вроде Ильи Эренбурга. Однако практически вопрос начал развиваться после нейтронных экспериментов 1938 года немцев Гана и Штрассмана. И после того, как стало известно, что при бомбардировке атома урана нейтронами он расщепляется на два меньших атома с выделением новых нейтронов и начинается самоподдерживающаяся цепная ядерная реакция, сделать атомную бомбу, казалось бы, проблемы не составляло.
Но проблема была… Во-первых, для оружия годился лишь уран-235, а получение нужного количества этого редкого в природе изотопа стоило больших средств. Во-вторых, было неясно — стоит ли уже сейчас тратить кучу денег и силы на эту новую игру с очень неопределенным результатом?
Золотая Элита всегда и обо всем осведомлена досконально уже потому, что уже давно осознала значение точной и, главное, монопольной информации. Ротшильд с помощью почтового голубя раньше всех узнал о разгроме Наполеона при Ватерлоо и в считаные часы нажил миллионы. И даже если это — всего лишь исторический анекдот, в нем много исторической правды.
Но по части «атомных» дел было над чем задуматься даже информированной верхушке Элиты. Ведь даже знаменитый еврей Нильс Бор сомневался в возможности практической реализации идеи! Поэтому в середине тридцатых годов началась срочная работа по оценке шансов на успех. Надо было спешить! В мире вот-вот могло появиться новое могучее оружие, и единолично владеть им должна была, конечно же, Америка — штаб-квартира Золотого Интернационала.
Как ни странно, базу для будущих атомных работ обеспечили императоры Германии… Вряд ли где наука в последней четверти XIX и в начале XX века пользовалась такой мощной государственной поддержкой, как во Втором рейхе. В результате он оказался родиной многих передовых физических идей, которые выдвигали и развивали на средства германского народа великие немцы Гельмгольц, Рентген, Герц, Гейгер, Макс фон Лауэ, Планк, Гейзенберг, Зоммерфельд, австриец Шредингер…
Универсальный гений Герман Людвиг Гельмгольц с 1888 года стал директором Государственного физико-технического института в Берлине. Вильгельм Конрад Рентген получил первую в истории Нобелевскую премию 1901 года по физике (второй в 1902 году удостоились два голландских физика, тесно связанные с германской наукой, — профессор Лейденского университета и директор Гарлемского исследовательского института Лоренц и Питер Зееман)…