Страница 71 из 108
В Первой мировой войне Второй рейх пал, однако научный его потенциал не исчез. И в двадцатые годы немецкий еврей Макс Борн основал в немецком Геттингене большую школу теоретической физики с удивительно интернациональным коллективом учеников: Ферми, Дирак, Оппенгеймер, фон Нейман, Теллер, Вигнер, Вайскопф, Розенфельд и другие… Почти все они были евреями, в том числе и обладатель аристократической приставки «фон» Нейман (его отец — удачливый будапештский банкир просто купил титул Нейман фон Маргитт, что в Австро-Венгрии было для богатых евреев стандартной практикой).
С группой Борна были связаны работавшие в Германии евреи-физики Эйнштейн и Сциллард-Спитц, евреи-математики Винер, Курант… Пришло время — и всех их собрали в Америке, чтобы делать «Абсолютную Бомбу» для Золотой Элиты.
Когда стало ясно, что дело может «выгореть», к игре подключился 46-летний выходец из местечковой России, финансист Александр Сакс. Личный друг и неофициальный советник президента Рузвельта, Сакс ввел его в курс событий, а «для истории» была выдумана история с «письмом Эйнштейна» к Рузвельту, где первый якобы обращал внимание второго на важность работ по урану.
Собственно, интерес к урану тогда возникал в развитом мире повсеместно — в СССР первый документ по этой проблеме, выводящий её в разряд государственных, появился в июне 1940 года. Правда, у нас упор был сделан на мирный, энергетический аспект.
А в Америке…
В Америке 15 июня 1940 года, на следующий день после падения Парижа, Рузвельт подписал приказ о создании комиссии для изучения возможности использования атомной энергии в военных целях. Гитлер тут стал лишь удобным предлогом, а суть была в другом: силы Мирового Зла рвались к обладанию фундаментальными силами Мироздания во имя закрепления своей власти над миром.
НЕ ОБОШЛА стороной атомная эпопея и Англию, где издавна было тоже немало выдающихся физиков. Именно в Кавендишской лаборатории Резерфорда в Кембридже Чедвик в 1932 году и открыл эти самые чертовы нейтроны… Усиленные физиками-космополитами из континентальной Европы (Пайерлс — из Швейцарии, Фриш — из Дании, Ротблат — из Польши и т. д.), бритты также начали активный зондаж идеи «абсолютного оружия». И вскоре стало понятно — даже для первых исследований нужны немалые государственные средства. В Америке официальные власти просвещал Сакс. В Англии же это было поручено автору принципа «коврового бомбометания» — профессору Линдеману. Сакс был личным другом и советником Рузвельта, а Линдеман — Черчилля. Сэр Уинстон открыто называл его поверенным своих мыслей.
Фредерик Линдеман и втолковал английскому премьеру, что работать над атомной проблемой надо. И в апреле 1940 года в Англии был образован свой «атомный» комитет, скрывшийся под бессмысленной аббревиатурой «MOD». Возглавил его сын знаменитого физика Дж. Томсона (лорда Кельвина) — Дж. П. Томсон. Проект получил бессмысленное опять-таки название «Tube alloys» («Сплавы для труб»).
В июле 41-го года Черчиллю был представлен отчет МОД, где говорилось:
«Даже если война закончится раньше, чем будут изготовлены атомные бомбы, эти труды не будут затрачены напрасно».
Вооружённый такими выводами и ободрённый ими, Черчилль и отправился на Ньюфаундлендскую встречу с Рузвельтом… Имея в кармане виды на «абсолютное оружие», англосаксы могли спокойно закладывать в мышеловку для народов приманку «Атлантической хартии».
Англосаксы спешили — отказ фюрера от «Барбароссы» сразу создал им много проблем — даже текущих. А что уж было говорить о дальних стратегических расчетах? Терять время было уже нельзя. Однако наука — не строевой плац, а физики — не рекруты-новобранцы. Они поспешали, но — медленно. Практические пути для реализации теоретических идей отыскивались не так просто.
Что же до рейха, то окончательный отказ от «Барбароссы» многие его проблемы упростил. Ещё весной Роммель не раз настоятельно просил фюрера выделить дополнительное количество торпедных катеров на Средиземное море, но фюрер раз за разом отказывал — катера предполагалось использовать для блокирования морских коммуникаций между Кронштадтом и Таллином, Таллином и портами Рижского залива, Таллином и Ханко…
Теперь же стало возможным усилить Средиземное море. Туда была полностью переброшена 3-я флотилия торпедных катеров, ранее предназначенная для действий на Чёрном море.
Германские торпедные катера в пределах своего радиуса действия были серьёзной угрозой для врага — особенно в сочетании с авиацией. Имея большую скорость, два торпедных аппарата, глубинные бомбы и приборы дымопуска, зенитное вооружение и экипаж в 20–30 человек, они под командой опытных и энергичных офицеров могли нападать на вражеские конвои и защищать свои.
И это сразу сказалось на снабжении африканской группировки.
Но это было лишь начало!
В первый период войны на Средиземном море ведущую роль играл флот Италии. Итальянские суда были быстроходнее английских, а итальянские моряки отлично знали свой «домашний» морской театр. Летом 40-го года итальянцам противостояли англичане и французы. Но к июлю французы отпали, и флоту дуче стало значительно легче. Общее соотношение сил флотов было скорее в их пользу — если иметь в виду возможности флота поддержать военные усилия нации в целом. Итальянцы имели до шести линкоров, в том числе два новейших типа «Литторио» с 15-дюймовыми орудиями, тройной перевес по тяжелым крейсерам и эсминцам, перевес в легких крейсерах и подавляющий перевес в подводных лодках.
Не было у дуче авианосцев… Бритты же держали на театре до четырёх авианосцев — например, «Арк Ройял». Базировались англичане на Мальте и в Александрии.
11 ноября 1940 года почти весь английский Средиземноморский флот нанес удар по главным силам итальянского флота в военно-морской базе в Таранто. Операция оказалась удачной — линкор «Кавур» затонул, линкоры «Джулио Чезаре» и «Литторио» сели на грунт. Перевес по крупным кораблям перешел к Британии, и часть их англичане перебросили в Атлантику. По легким кораблям преимущество было у стран «оси» — как и по авиации, однако нагрузка на силы охранения конвоев в Африку ложилась чрезмерная, корабли проводили в море по 27–28 дней в месяц. Мелкий ремонт, бункеровка, совершенно недостаточный отдых, и опять в море.
Летом на Африканском театре установилось относительное затишье. Однако 19 июля 1941 года Роммель направил Гитлеру письмо, где написал:
«По моему мнению, проблему Мальты следует решить немедленно… Действия против Туниса и Бизерты совершенно необходимы для успешного развития наступления в долине Нила…»
Он прибавлял при этом:
«Необходимо иметь на Средиземном море большие силы авиации. Десятого авиакорпуса не хватает не только для контроля над Средиземным морем, но и для воздушной поддержки Африканского фронта… Необходимо, чтобы конвои в Сицилийском проливе не встречали противодействия…»
Роммель бил «в точку». При взгляде на карту Средиземноморья видно было вот что… Основные коммуникации бриттов шли от Гибралтара вдоль Марокко и Алжира до Тунисского мыса и оттуда — прямо на Мальту. После промежуточного финиша на Мальте путь конвоев шёл в Египет, на Александрию.
Коммуникации итало-германского корпуса были существенно короче — с Сицилии через Сицилииский пролив на Триполи в Ливии. Всего-то каких-то пятьсот километров… Не — километров военных, смертельно опасных. И — по морю. К тому же как раз на пути из Сицилии к Ливии стояла…
Да — стояла Мальта.
Если бы Мальту удалось взять, то путь стал бы не только безопасней, но и существенно короче — если бы и Тунис удалось сделать надежной тыловой базой. Но пока ситуация в Тунисе стабильностью не отличалась.
У немцев имелось еще одно морское коммуникационное «плечо», которое надо было прикрывать, — от Триполи вдоль ливийского берега до Тобрука. Оно было более безопасным, но и ему угрожали англичане.