Страница 34 из 46
Зачем динамика?
Ведь любое движение — это изменение состояния.
А Бог совершенен.
А зачем тогда изменять состояние совершенства?
Ведь любое движение несет за собой либо изменение к лучшему — это созидание, а совершенное не нуждается в улучшении, — либо оно несет в себе изменения к худшему, то есть разрушение. Так неужели совершенное может быть разрушено и Высший Разум и Высшая Воля будут к этому безучастны?
Вообще, Кант с его императивами всегда был гораздо ближе Сашиному сердцу, чем Гегель с его диалектикой.
Но ведь Гегель философски предугадал энергетические переходы электронов с уровня на уровень… Как это ему удалось? Чистой усидчивостью?
Или прозрением?
После обеда в общей столовой, состоявшего из большого куска жирной баранины, вареных овощей, риса и минеральной воды, Саша прошел к себе, сел за компьютер и уснул.
С ним случалось такое.
Это была нормальная реакция организма на то нервное напряжение, которое он перенес, контролируя свое состояние на полиграфе.
Саша заснул.
И ему приснилось, что он Шекспир.
И что он пишет пьесу…
Саша-Шекспир задумался.
Я сплю?
Но не проснуться ли мне, как это сделал Гамлет там, на корабле, на пути в Англию?
Саша-Шекспир снова задумался…
Я сплю?
Но не прозрение ли это?
Не совет ли мне с небес?
Как там дальше?
Саша-Шекспир задумался.
Ребенка?
Шекспир написал «ребенка»?
У меня с Катей должен был родиться ребенок.
Это подсказка?
Как у Говорухина в его фильме «Место встречи изменить нельзя», где Шарапову наклеивают фотографию его невесты на той двери, за которой он сможет спрятаться от бандитов…
Так в чем разгадка?
И тут Саша-Шекспир проснулся.
Проснулся с уверенностью, что вместо порученного ему Заир-пашой трактата о парадигмах мироздания он напишет пьесу.
Причем на староанглийском языке.
Глава 4
У Ходжахмета было много проблем.
Но одной из главных был ступор в работе Центра.
Порою с ужасом он начинал осознавать, что без Пакистанца он ничего теперь не сможет.
Пакистанец бы наверняка решил проблему Шанхая…
Это Шанхай поставил блок на половину разработок Центра.
Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять это.
Ведь ни в Пекин, ни в Гонконг, ни в Гуанджоу — ни в один из китайских городов телепортировать группы террористов ни разу не удалось.
Более того, китайцы заблокировали также почти всю Юго-Восточную Азию — весь регион, вместе с Японией, Кореей и Вьетнамом…
Значит, у китайцев получилось то же самое, что однажды получилось у Пакистанца.
Они построили и наладили работу своей цепи!
Теперь у Ходжахмета нет монополии на сверхоружие…
А это значит, что в любой момент его Центр может подвергнуться удару.
И более того, в любой момент может начаться война за передел зон влияния.
И тогда еще неизвестно будет — чей сын станет наследником испанского престола?
Может, это будет сын товарища Председателя Вэнь Джунлао?
Алжирец зашел без спроса, как всегда.
Алжирец считал, что он всегда нужен и всегда кстати.
— Ассалям алейкум, Ходжахмет.
— Алейкум ассалям…
Красноречиво и многозначаще помолчали.
— Может, кофе? — предложил Ходжахмет.
Алжирец кивнул.
Он по-турецки присел на ковер и теперь молчал, перебирая четки. Молчал, чтобы пауза сильнее сконцентрировалась.
Ходжахмет щелкнул пальцами, и из-за отдернувшейся занавески появилась служанка в шелковых шароварах и коричневой кожаной безрукавке, открывавшей красивые округлые плечи и живот стройной молодой женщины.
— Подай нам хорошего крепкого кофе, — по-русски приказал Ходжахмет.
Женщина тихо удалилась.
— Ты держишь русскую прислугу, — по-арабски сказал Алжирец.
— Ты меня упрекаешь? — вскинув брови, спросил Ходжахмет.
— Как я могу тебя упрекать? — приложив руку к груди, улыбнулся Алжирец. — Но моя обязанность — беречь тебя, мой господин.
— Беречь нужно не здесь, — добродушно сказал Ходжахмет, — здесь я сам разберусь.
Потом он вдруг сощурил один глаз и спросил:
— Тебе очень нравится эта моя русская служанка, разве не так?
Алжирец не ответил.
Он достал из нагрудного кармана своей неизменной американской куртки коробку с табаком и гильзами для голландских самокруток, до которых был очень охоч.
Ходжахмет много знал про Алжирца.
Знал, например, что эту куртку морпеха с фамилией Дэвидсон на груди Алжирец снял с убитого им майора — командира морских котиков… Теперь носил эту куртку на счастье, как индейцы носили на поясе скальпы убитых ими бледнолицых.