Страница 36 из 76
В небольшом садике во дворе старого питерского дома, прежде чем пойти по адресу, который дал Ботвин, Сергей выслушал поучения бывалого Мартынюка: осмотрись, не спеши соглашаться, прикинь с прибросом, напомни про высоту и дефицитные материалы, а главное — не торопись с разговором об оплате, заранее ни-ни, прогоришь, как швед, лучше в конце шандарахнуть, никуда не денутся, рассчитаются как миленькие. Сергей согласно кивал, слушая Мартынюка одним ухом, хотя в душе и понимал, что тут говорит опыт работника, более двадцати лет ходившего по людям.
Как и договорились, Мартынюк остался ждать во дворе, на лавочке, а Сергей отправился с запиской Ботвина к профессору Кислицыну А. Л.
Квартира оказалась действительно огромной: из четырёх больших комнат, старинная, с высокими потолками, с мраморным камином, с широким коридором, кладовочками, нишами. Не квартира — хоромы! Кухня просторная, метров пятнадцать, не меньше.
Да и хозяева не лыком шиты. Мать — старуха, открывшая дверь, хрупенькая, рыженькая, в брючном костюмчике и в переднике — была подобранная, ходкая, глаза живые, внимательные, зубы белые, сигарета в откинутой руке — и старухой-то не назовёшь. "Христина Афанасьевна", — представилась, прочитав записку Ботвина, и руку пожала крепко. Парень, сын её, назвавшийся Александром, был с важным надутым лицом, явно не простой инженер, наверняка начальник — из молодых да ранний.
Мальчуган лет шести-семи, большеголовый, кучерявый, в очках, выбежавший в прихожую, подал Сергею руку и сказал с уморительной серьёзностью: "Павел Кислицын. Будем знакомы".
А в большом кабинете с потолком резного дерева вдруг вылез из-за баррикады книг, лежавших на столе, низенький седой старикан в сером свитере, тоже в очках и с трубкой во рту. "Андрей Леонидович", — назвался и, сердито пыхтя, выпятив живот, уполз за книги, как крот в свою нору. "Закончу мысль — выйду", — проворчал он.
Кабинет, как и сам хозяин, показался Сергею диковинным. Мало того, что потолок тёмный, деревянный и книг уйма, так ещё посередине два старинных кожаных дивана спинками друг к другу, как два бегемота, только коричневые, возле каждого на полу по медвежьей шкуре. Вспомнилась и широкая латунная пластина на входной двери: "А. Л. КИСЛИЦЫН" — чернью.
Намётанным глазом окинул он изрядно выцветшие обои, тусклую, потрескавшуюся краску дверей, стёртый, потемневший паркет, серые, облупившиеся стены кухни.
"Работёнки тут — ого-го", — с каким-то весёлым изумлением, даже со страхом подумал Сергей. Одних книг натаскаешься — на всю жизнь хватит, и учиться не надо. Вот у кого можно будет попросить "Роль труда", наверняка есть, отметил он себе на память. Тогда и в библиотеку не надо — экономия времени.
Он ходил из комнаты в комнату и всё никак не мог соединить себя с этой квартирой, с этой немыслимой на первый взгляд работой. Не мог представить, как это он, Сергей Метёлкин, будет всё это скрести, чистить, белить, красить, покрывать лаком или позолотой. Такой сумасшедшей работы не бывало во всей его жизни, это уж точно.
В самой маленькой, относительно других, комнате, расположенной в глубине квартиры, какой-то особенно запущенной и пустой, Христина Афанасьевна показала на плитки, мешки с цементом и песком.
— Саша говорит, что хватит, я, право, не знаю. Вы как считаете, хватит?
Сергей не удержался, подошёл к мешкам, потрогал песок — крупноват, глянул на плитку — харьковская. Что сказать: хватит или нет? Он же не вычислительная машина — те и то ошибаются, а тут такая пропасть работы.
— Видно будет. Должно хватить, — сказал он и, поморщившись, спросил: — А чего комната такая?
— Пустая? Это вы имеете в виду?
— Да, и как бы нежилая вроде.
— Здесь, знаете, жила мать Андрея Леонидовича, очень больная. Последний год, можно сказать, и не вставала. Из-за её тяжкого состояния мы и не могли ремонтировать квартиру. — Христина Афанасьевна стряхнула пепел себе в ладошку, обвела дымящейся сигаретой комнату. — Я понимаю, квартира запущена, не год и не два — с шестьдесят восьмого без ремонта, без такого, основательного. Так складывались обстоятельства… — Она тревожно, выжидающе посмотрела на Сергея и добавила: — Свекровь была категорически против плитки, вообще против излишеств. Сложный была человек. Месяц назад скончалась. Вещи, мебель, деньги кое-какие оставила нянечке, которая за ней ухаживала. Мы всё и отдали.
Сергей понимающе покивал, дескать, да, жизнь есть жизнь, когда-то начинается, когда-то и кончается. Христина Афанасьевна помолчала в грустной задумчивости и, оживляясь, сказала:
— Теперь здесь будет Саша. Нам ведь нужно два кабинета. Андрею Леонидовичу и Саше — он кандидат, делает докторскую. Одну минуточку. — Она порылась в карманах передника, не нашла то, что искала, и, поманив за собой Сергея, пошла в кабинет.
Настороженно поглядывая на баррикаду, за которой скрывался профессор, она приложила палец к губам и показала Сергею на потолок:
— Это резной дуб, красить надо особым лаком. Ага, вот! — Она взяла с дивана клочок бумаги и подала Сергею. — Марка лака. Нигде не можем найти. Говорят, редкий лак. Может, вы найдёте?
Из-за книг на столе раздалось глухое недовольное покашливание.
— Вы мне мешаете! — высоким раздражённым голосом сказал Андрей Леонидович. — Вы мне мешаете, повторяю!
Христина Афанасьевна, виновато пригнувшись, прикусив язык, озорно подмигнула Сергею и быстро-быстро убралась из кабинета. В коридоре Сергей развернул бумажку — да, действительно, лак особый, тёмно-вишнёвый, в магазине его, конечно, не достанешь.
— Будем искать, — сказал он.
Закончив осмотр, они вернулись на кухню. Сергея разбирало любопытство, хотелось спросить про то, про сё, но, помня наказ Мартынюка, он сдерживал себя, не торопился, считая, что работа уже в кармане.
Да, заказ будь здоров! Четыре комнаты, прихожая, кухня, не говоря о мелочовке, — есть где развернуться. Но и подвигать тоже есть что. И вот что любопытно, вот о чём хотелось бы узнать в первую очередь: вроде бы не из простых, такие важные люди, а ремонтируются частным образом, как какие-нибудь Ивановы, Сидоровы, Петровы, — почему? И он не удержался, спросил:
— А в контору насчёт ремонта не обращались?
— Ну как же, обращались. Через три месяца, не раньше. А мы ждать не можем. Комната будет пустовать, а дети — мучаться?
— Ясно. А где хозяин служит, там что, нельзя?
— Андрей Леонидович в основном дома работает. Он вообще был против ремонта, это для него нож острый.
Я настояла. Шутка сказать, с шестьдесят восьмого без ремонта. Так что, как видите, мы как все: никаких у нас связей, никаких знакомств. Вот на вас одна надежда. Выручайте.
— Выручим, выручим, — пообещал Сергей.
Он всё поглядывал по сторонам, трогал косяки, ковырял ногтем краску, оценивал про себя предстоящую работу. С разговором об оплате не торопился, а то, действительно, брякнешь с потолка, потом кусай локти, ни рубля не добавят, будут парить мозги, знаем мы их! Сколько Мартынюк порассказывал про такие случаи…
В кухню вышел Александр, одетый по-рабочему, в старый лыжный костюм. Костюм был явно тесноват, и Александр казался в нём раскормленным переростком, сбежавшим с урока физкультуры. Христина Афанасьевна критически оглядела его и насмешливо хмыкнула. Он подмигнул Сергею, сказал:
— Ну, я готов. Жду указаний.
Сергей только развёл руками: дескать, ничего ещё не решено, никаких указаний нет.
— Ну как, берётесь? — спросила Христина Афанасьевна.
Сергей помедлил, пожал плечами, чтобы не думали, будто ремонт этот нужен ему больше, чем самим хозяевам. Пусть-ка попросят хорошенько, а он ещё подумает, браться или нет.
— Тяжёлое дело, — вздохнув, сказал он. — Квартира сильно запущенная.
— Да мы и не скрываем, запущена, — согласилась Христина Афанасьевна.
— Одному тут делать нечего — этакие хоромы. Угробишься тут один, никакие лекарства не помогут. — Хозяева ждали решения, томить их дальше было опасно. — Напарник мой в отпуске, — присочинил он. — Попробую жену уговорить. Она у меня маляр, штукатур, отделочница — мастер высшего разряда.