В перекрестье времен

На этот скорбный ор прибежала мА, которая испугалась еще больше Робы. Она в панике стала перебирать различные бутылочки и баночки и, наконец, сунула ему какой-то стеклянный пузырек. "Перекись водорода" – прочел он на этикетке. Затем мА набузовала почти полный тазик горячей воды и вылила туда содержимое пузырька. Минут пятнадцать голова Робы отмокала в этой смеси, а когда он глянул в зеркало вновь, то ужаснулся еще больше. Зеркальная гладь бесстрастно отражала мальчишку со встрепанными волосами всех цветов радуги. Только теперь он понял истинное значение слова "серо-буро-малиновый", применявшееся при определении самого несуразного цвета.

Ей-богу, Ипполит Матвеевич Воробьянинов, по прозвищу Киса из его любимой кинокомедии "Двенадцать стульев" выглядел гораздо краше после своей покраски волос контрабандным одесским зельем. И суетившаяся рядом мА, судя по выражению ее лица, также струхнула не на шутку. Она вновь кинулась разбираться со своими многочисленными флаконами и бутылочками, но далее ничего подходящего не нашла. Да, Роба больше бы и не позволил экспериментировать со своей прической, ведь следующая попытка могла принести еще более неприглядный результат. Хотя, куда уж хуже…

Тогда мА предложила ему побрить голову. Стать лысым? Ну, уж нет! Череп у Робы и так имел не совсем правильную классическую форму, подобную породистым римским императорам. А если его еще и оголить? Сам Фантомас окажется, по сравнению с ним, писаным красавцем. В отчаянии мА заметалась по дому, а затем стала звонить по телефону своему парикмахеру. Роба уныло торчал перед зеркалом, все более и более страшась своей новой внешности. Он не слышал, что сказал мА парикмахер, однако она быстро оделась и выбежала из дома, наказав ему дожидаться ее прихода.

А время шло. Уже через сорок минут должен был начаться первый урок. Роба больше не мог смотреть на себя в зеркало и начал бездумно слоняться по комнатам. Ну, не совсем, правда, бездумно. Он размышлял, какими обидными репликами наградят его одноклассники и знакомые при виде столь отвратительной внешности. Наконец-то он заработает какую-нибудь оскорбительную кличку. Роба стал даже перебирать в уме варианты своего будущего псевдо. Перебрав всех самых несимпатичных мультяшных и киношных персонажей, он перешел к литературным героям. Кощей, Скалозуб, Собакевич, Ирод, Швандя, Иуда, Квазимодо…

В это время вернулась запыхавшаяся мА. В ее руке покоился небольшой сверток, содержимым которого оказался женский парик. Узрев пышные длинные волосы блондинки, Роба пришел в настоящее отчаяние и наотрез отказался надевать на свою голову, как он выразился, девчоночью шевелюру. Однако мА схватила ножницы и лихо прошлась блондиночьему парику, превратив его во вполне сносную короткую стрижку, смахивающую своей конфигурацией на обычную робину прическу. Правда, цвет ее был несколько иной и напоминал искусственный, но это все же было лучше того безобразия, которое в настоящий момент громоздилось на голове Робы. И мА смотрела на свою работу с нескрываемой гордостью. А еще в ее взгляде читалась готовность немедленно принести в жертву всю вселенную ради благополучия собственного ребёнка.

Позавтракать Роба не успел, мА сунула ему в портфель какую-то ссобойку, и он понесся на занятия. Причем, в буквальном смысле понесся, включив третью скорость пластинки и став невидимым. На улице, уже с утра, стояла нешуточная жара и из-под парика сразу же появились предательские капли пота. Следовало поэтому ожидать, что жестоко обкорнанная дамская прическа может сползти со взмокших робиных натуральных волос.

Он опоздал на двенадцать минут, а первым уроком оказалась ненавистная Робе химия. Сути этого предмета он понять никак не мог, хотя и старался. Пространственно-логическое мышление, которому обучил его дед, здесь не помогало. Мир абстрактных химических формул, вступающих в хаотические реакции элементов, так и не распахнул перед ним свои дверцы. Все эти валентности, катализы, суспензии и полимеризации Роба просто вызубривал, не задумываясь над их смыслом.

Вредная химица – так они называли чрезмерно чопорную, похожую на высушенную зубастую щуку, учительницу химии. Ее любимым выражением было: каждый из вас имеет свои недостатки, но некоторые умудряются прихватить еще и чужие.

Она не терпела опозданий на свои уроки и незнания своего любимого предмета. И по этому случаю сразу же потянула опоздавшего к доске, из природной вредоносности, подсунув весьма сложную задачу.

Роба старательно написал условия задачи на доске, состоявшие из какой-то длиннющей формулы химической реакции и надолго задумался, выуживая из мозговых запасников куцые зазубренные знания. Увы, для решения этой задачки их катастрофически не хватало. Оставалось тривиальнейшим образом подсмотреть ответ и повторить его на доске.

Отвернувшись к доске, чтобы не было видно его манипуляций, Роба вновь незаметно включил третью скорость заветной пластинки, лежащей, как обычно, в боковом карманчике рубашки. Оказавшись в, ставшей уже привычной для него, зоне невидимости, он схватил со стола потрепанный задачник и стал лихорадочно листать его, разыскивая искомую задачу. Ага, вот она где, под номером восемьдесят седьмым. А вот и ответ, приведенный в конце задачника под тем же номером.

Роба прилежно его переписал, вернул химицину книжку на стол и стал у доски, перейдя в обычное состояние.

– Ответ правильный, – удивленно произнесла учительница, вероятно, безмерно удивленная неожиданным успехом своего не самого лучшего ученика, – но это всего лишь ответ, а где же само решение?

Самого решения Роба, как не крути, добыть нигде не мог и поэтому следовало как-то выкручиваться.

– Оно в голове, – пояснил он, постукивая костяшками пальцев под своим ухом, – я решил задачу устно.

– В голове? Кстати, что у тебя с головой? – химица недоуменно уставилась на необыкновенную робину прическу.

Класс немедленно загудел, как потревоженный пчелиный улей, выдвигая различные варианты от "записался в панки" до "по ошибке попал в дамский салон".

– Понимаете…, – начал Роба, которому пришлось на ходу изыскивать приемлемые версии изменения своей скудной шевелюры, – я проходил…, да, проходил мимо стройки и на меня сверху свалился…, да, свалился огромный кусок штукатурки…

Класс возбужденно зажужжал, переваривая столь экстравагантную новость.

– И сейчас у меня страшно болит голова, – жалким голосом пожаловался Роба, пытающийся одним махом увести присутствующих и от способа решения задачи и от форс-мажорных обстоятельств, благодаря которым претерпела столь существенные изменения бледно-желтоватая растительность на его голове.

– Просто ужасно болит, – повторил он, прикладывая ладони к своим ушам, так как опасался потревожить положение парика, который грозил свалиться.

– Тогда тебе нужно срочно в медпункт! – не на шутку обеспокоилась учительница.

– Да-да! – Роба был страшно рад этому спасительному предложению, – я сейчас же туда схожу.

Роба знал, что ложь это палка о двух концах и, в конце концов, она ударит по самому лжецу. Но в данный конкретный момент она была благом для его спасения.

И под гул голосов одноклассников, пережевывающих проблему падения куска штукатурки: – а, ведь могло и убить насмерть…, по-видимому, получил сотрясение мозга…, от этих строек всего можно ожидать…, да, врет он, наверное, если бы кусок свалился – только мокрое место осталось бы…, наш увертливый лжец быстро покинул опасную территорию.