Страница 6 из 10
– Па-ра-ха-ди, слу-у-шай, – зарокотали в проходе. – Па-ра-ха-ди, да-а?
Усатого Айболита вежливо сдвигали в сторону два лица кавказской национальности.
– Дэ-э-вачки! – ласково в растяжку пропела кепка. – Ди-ся-а-атое мэсто здэс?
Вторая кепка уточнила:
– И дэ-вэ-на-адцатое?
Петрова поправила:
– Девятнадцатое?
– Нэ дэ-вит-на-адцатое, а дэ-вэ-на-адцатое.
– Двенадцатое? – уточнила Люся. – Двенадцатое здесь.
– А, слу-у-шай, ха-ра-шо. Дэ-э-вачки с нами ие-дут, – весело сообщила большая кепка той, что поменьше.
– Дэ-э-вачки, – разулыбался младший кавказский брат. – Ха-ра-шо будим иехать, вэ-село.
– Арех лю-у-убишь, да-а? Курага лю-у-у-биишь?
– Спасибо, мы не голодны, – вежливо ответила Петрова.
– Слу-у-шай, йя нэ тэ-бя спра-а-шиваю. Ия ийо спра-а-шиваю, – гортанно расставила все по местам большая кепка.
– Меня? – зарделась Валентина.
– Тэ-бя, дэ-э-вушка. Как тэ-бя заву-ут?
– Валя, – пискнула Люсина подруга и как-то подбоченилась. План мести реализовывался сам собой. Петрова была повержена: ни тела в ней, ни румянца, еще и очки на носу.
– Ачки сними, а-а? – вступила в беседу кепка, что поменьше.
– Я? – уточнила Петрова.
– Ну не я же, – хихикнула дородная предательница.
– Нэ ана. Ты.
– Зачем? – строго переспросила Люся.
– Па-смат-реть.
– Нечего на меня смотреть, – насупилась Петрова.
– И на нее нечего, – неожиданно вступила в разговор непонятно откуда выросшая в проходе проводница.
От звука ее голоса большая кепка, склонившаяся над Валей, вздрогнула:
– Вай, Галичка, иэ-та ты?
– Я, Зоник, я, дорогой.
Зоник под синевой небритости заметно побледнел и подобострастно зарокотал:
– Арех возьми дэ-тям. Курага возьми.
– Давай, Зоник. Клади тут свой арех, свой курага, – передразнила кавказца Галичка.
– Зачем тут, а? – не снижал обороты Зоник. – К тэ-бе пайдем. Пайдем, да-а?
Проводница горячего парня ответом не удостоила. Пошла хозяйкой по вагону, призывая новых пассажиров приготовить билеты и деньги за белье. Ее голос после горного клекота показался Петровой песней. Наступила Люсина очередь победоносно смотреть на подругу и мысленно хлопать в ладоши.
Зоник заметно нервничал, даже кепку снял. Гортанно обращаясь к залезшему на свое место спутнику, стучал ладонью по дерматиновой полке и кивал в сторону прохода. Спутник слушал внимательно, но взгляд его был прикован к распахнувшемуся халату Валентины. Та отвернулась, делая вид, что ее нисколько не интересует происходящее, и обернулась к Петровой, только когда Зоник выскочил из купе и, натянув кепку, отправился в сторону бойкого говора проводницы.
Люся подняла голову и спросила:
– Вы с ней знакомы?
– Ани знако-о-омы. Иэ-та иво жэнщина.
– Жена? – переспросила уже Валентина.
– Нэт, жэнщина. Ты хочешь быть мая жэнщина?
Валя набралась мужества и отрезала:
– Не хочу.
Петрова закатила глаза и вздохнула. Ей стало страшно оставаться в этом купе на ночь.
– Валь, – прошептала она, нагнувшись к подруге. – Ты не боишься?
– Чего?
– Не чего, а кого?
– Ну, кого?
– Ну, его.
– Люсь, кого? – непонимающе зашипела Валентина.
– Ну его, этого, – встречно зашипела Петрова и мотнула головой в сторону верхней полки.
– Вообще-то, побаиваюсь, – призналась Валечка.
– И что делать?
– Давай того мужика позовем.
– Какого еще мужика? – Люсе явно не понравилось предложение подруги. – Ветеринара, что ли?
– Нэ на-ада вэ-тэ-рэ-нара, – неожиданно заклекотал сверху горец. – Адни да-эдим.
Девочки переглянулись.
– Вы не поняли, этот мужчина едет с нами, – отчаянно начала врать Люся.
– И йа с ва-ами, – гоготнул собеседник.
– Если вы будете к нам приставать, я буду вынуждена обратиться к начальнику поезда, – пригрозила Петрова.
– За-а-чем к начальнику? К тэбэ нэ буду.
– А к ней? – Люся кивнула головой в сторону Вали.
– А к нэй не магу. Ана мэня нэ хочет, – с горечью изрек кавказец и отвернулся лицом к стене. – И я го-ордый.
– Во всяком случае, я вас предупредила, – решила завершить пропедевтику Петрова.
– Нэ бойся, дэ-вачка. Спокойно спи, да-а?
Люсе вдруг стало неловко. Стало как-то жалко этого человека, оставшегося без поддержки Зоника, без симпатии Вали, без доверия с ее, Петровой, стороны. И как только ей стало его жалко, Люся тут же почувствовала себя в безопасности. Страх отступил, и она заснула. Утром ждала Одесса. Новая жизнь.
Проснулась Петрова от резкого толчка. В окно купе тянуло утренней свежестью, стало зябко. Люся потянула сбитую в ногах простыню на себя, укрылась, но сна уже не было ни в одном глазу. Рядом посвистывала раскрывшаяся Валечка, бесстыдно обнажив белые бедра, наверху, свернувшись калачиком, хрипло выдувал воздух отвергнутый.
Петрова вытащила из-под подушки очки, водрузила их на нос и села. Сквозь окно в купе проникал тусклый свет. Поезд стоял среди равнины, по травам которой стелился клочкообразный молочный туман. Похоже, встреча с Одессой откладывалась на неопределенное время. Люся взглянула на часы и заулыбалась: с циферблата ей подмигивали крошечные стрелочки. Ровно пять.
Почувствовав позыв в туалет, она встала, сдернула с крючка серое вафельное полотенце и вышла в проход, залитый все тем же молочным светом. Вагон спал изо всей своей человеческой силы: храпел сложными руладами, художественно свистел разными коленцами, постанывал и что-то бормотал.
Дверь в купе проводницы была открыта – так, видимо, хозяйка вагона боролась с изнуряющей духотой. Петрова увидела Зоника, уронившего свою плешивую местами голову на впечатляющую грудь подруги. Инстинктивно Люся посмотрела туда, где по определению должна была находиться ее собственная грудь, и, не найдя, вернулась к созерцанию. Голубая майка выгодно подчеркивала смуглость и рельефность тела, сплошь покрытого черными волосами. Зоник был в семейных трусах.
Люся смутилась, отвела взгляд от худых волосатых ног и уловила едва заметное шевеление. Сквозь полуприкрытые веки на нее смотрела проводница.
– Ты чего? – почти беззвучно прошептала она. Петрова поняла вопрос больше по движению губ, чем на слух.
– В ту-а-лет, – четко проговорила Люся.
– Ключ возьми, – проводница скосила глаза на металлический столик.
– Можно?
Женщина утомленно кивнула. Петрова зашла в купе и крайне осторожно, чтобы не звякнул, взяла ключ.
– Спасибо. Куда положить?
– Оставь пока у себя, – выдавила проводница. – Дверь не закрывай.
Послушная Люся двинулась к выходу.
– Не эту дверь, – вслед прошептала подруга Зоника. – В туалете. А эту – закрой.
Петрова была не просто послушной, но и сообразительной. Медленно, чтобы не греметь, она задвинула дверь в купе проводников и прочитала в металлической рамке: «Галина Семеновна Суконь».
Позже Галина Семеновна Суконь металась в полной железнодорожной амуниции по вагону и будила разоспавшихся пассажиров зычными командами:
– Падъ-ем! Встаем! Одесса через два часа. Через час закрою туалеты. Вста-аем! Падъ-ем! Белье сдаем!
В туалет уже выстроилась очередь, в воздухе плавала белая взвесь, выбиваемая пассажирами из наволочек и подушек: пух, мелкие перышки, вековая пыль. Петрова выглянула в коридор и похвалила себя за сообразительность.
– Валь, вставай.
– Слы-ышу.
– Плохо слышишь, красавица, – выросла, как из-под земли, проводница. – За-кро-ю туалет, что будешь делать?
– Здрасте, – втянула голову Люся.
– Здрасте, – бодро поприветствовала ее «жэнщына Зоника» и подмигнула, словно сообщнице. – Ключ дай, – уже на полтона ниже обратилась она.
Петрова отогнула край салфетки, лежавшей на столе, и извлекла из-под нее ключ.
– Спасибо, – тихо пискнула Люся и протянула проводнице утреннюю улику.
– Тебе спасибо, – благодарно ответила та и отправилась в противоположный конец вагона.