Убийство по-римски

— У вас есть веревка, отец?

— Конечно, у нас есть веревки для раскопок. Вы не собираетесь?

— Если вы мне поможете, я спущусь вниз.

— Доминик, принеси веревку.

— И шахтерскую лампу и комбинезон, — продолжил брат Доминик, глядя на безукоризненный наряд Аллейна. — У нас все это есть. Я принесу, отец.

— Давай.

— Здесь быть нехорошо, — сказал отец Денис, когда брат Доминик удалился. — Давайте пока отойдем.

Они вошли в митрейон. Отец Денис включил освещение, предназначенное для туристов. Алтарь засиял. В дальнем углу освещенный снизу бог уставился пустыми глазницами в никуда. Они опустились на одну из каменных скамей, где во втором веке, бледные от напряжения, сидели посвященные в отблеске алтарных огней.

Аллейн подумал, не спросить ли, что отец Денис думает о культуре Митры, но, когда он взглянул на него, увидел, что тот погружен в себя. Руки его были сложены, губы шевелились.

Аллейн подождал с минуту и потом, услышав в храме шлепанье возвращающихся сандалий, быстро вышел в дверь позади бога. Это был проход, через который он с Ван дер Вегелями покинул митрейон. Здесь было так темно, что баронесса тогда вскрикнула.

Два поворота направо привели его к колодцу — там уже стоял брат Доминик с веревками, старомодной шахтерской лампой, рабочим комбинезоном и странным шерстяным колпаком.

— Большое спасибо вам, брат Доминик, — сказал Аллейн.

— Попробуйте это надеть.

Аллейн попробовал. Брат Доминик всячески помогал. Он закрепил шахтерскую лампу на голове, умело обхватил концом веревки грудь Аллейна и протянул ее под мышками.

Аллейн переложил крошечный фотоаппарат из чемоданчика в карман комбинезона. Оглядевшись, брат Доминик попросил Аллейна помочь ему положить крышку на саркофаг. Она была массивная, но такому сильному человеку, как брат Доминик, это не стоило большого труда. Предварительно свободным концом веревки он обхватил крышку крест-накрест, как делают моряки, чтобы удержать тяжелый груз.

— Мы могли бы удержать вас вдвоем, — сказал он, — но так будет лучше. Где отец?

— В митрейоне. Кажется, молится.

— Это он всегда.

— Вот и он.

Отец Денис вернулся с несколько обеспокоенным видом.

— Надеюсь, все это правильно сделано, — сказал он. — Ты уверен, что она выдержит, Доминик?

— Да, отец.

— Мистер Аллейн, позвольте мне… повязать платком…

Он нервно походил вокруг Аллейна и, наконец, закрыл ему рот и нос большим полотняным носовым платком.

Оба доминиканца засучили рукава, поплевали на ладони и взялись за веревку — брат Доминик на аллейновой стороне саркофага, а отец Денис на дальней, ближе к повороту.

— Великолепно, — сказал Аллейн. — Надеюсь, я не доставлю вам неприятностей. Я спускаюсь.

— С Богом, — деловито откликнулись они.

Он еще раз осмотрел колодец. Железные костыли спускались с довольно правильными промежутками по обе стороны одного из углов. Сам колодец был шесть футов на три. Аллейн нырнул под перила, встал на угол спиной к колодцу, опустился на колени, повис на руках, сползая вниз, и попытался нащупать опору правой ногой.

— Спокойней, спокойней, — сказали оба доминиканца.

Он посмотрел на сандалию на ноге брата Доминика, на его рясу, на его тонкогубое ирландское лицо.

— Я вас держу, — сказал брат Доминик и слегка потянул за веревку, чтобы подтвердить свои слова.

Правая нога Аллейна нашла костыль и оперлась на него. Он попробовал его, мало-помалу перемещая на него свой вес. Послышался скрип, костыль слегка подался под ногой, но остался на месте.

— Как будто держит, — сказал он сквозь платок отца Дениса.

Больше он не глядел вверх. Его руки, одна за другой, отпустили край колодца и затем по очереди обхватывали костыли. Один из них зашатался, покачнулся и вылез из своего многовекового гнезда. Он остался в руке, и Аллейн его выпустил. Казалось, он бесконечно долго летит до воды. Теперь Аллейн держался на одной руке и ногах, подстрахованный веревкой. Он продолжил нисхождение. Лицо его почти касалось образованного стенами угла, и надо было двигаться очень осторожно, чтобы не разбить шахтерскую лампу. Она отбрасывала круг света, делавший ясным и четким изъязвленную поверхность камня. Оттенки цвета, неровности и полоски лишайника уходили вверх по мере того, как он сам с предосторожностями опускался.

Место над колодцем казалось уже отдаленным, а голоса доминиканцев бесплотными. Его мир теперь был наполнен шумом бегущей воды. Он бы чувствовал ее запах, подумал он, если бы не другой запах, усиливающийся и смертоносный. Как глубоко он спустился? Почему он не спросил брата Доминика, сколько футов в колодце? Тридцать? Больше? Не будут ли железные костыли совсем изъедены ржавчиной в более влажном воздухе?

Костыль под левой ногой сорвался. Он прокричал предупреждение, и голос его отразился эхом и смешался с ответом брата Доминика. Правая нога соскользнула вниз. Он удержался на руках и на веревке.

— Спускайте! — крикнул он, выпустил костыли, повис и стал небольшими рывками двигаться вниз, отталкиваясь ладонями от обеих стен. Все вокруг него заполнял шум потока.

Неожиданностью был внезапный холод в ступнях. Их повело в сторону. В тот же миг он увидел и схватил руками два костыля на уровне плеч.

— Держите так! Держите так! Я на месте.

Он опустился еще на дюйм прежде, чем веревка вновь приподняла его. Он отбивался ногами от утягивавшего их потока. Пятки ударились обо что-то твердое и основательное. Он поводил ногами, поднял их из воды и через миг с удивлением убедился, что стоит на врезающихся в стопы перекладинах.

Решетка.

Обломки решетки, как сказали монахи.

Поверхность потока, вероятно, была почти вровень с основанием колодца и примерно на дюйм ниже выходившей из стены решетки. Не покидая угла, Аллейн ухитрился повернуться к нему спиной. Его лампа теперь освещала две противоположные стены. Он прислонился к углу, собрался с силами и крикнул:

— Отпустите немного.

— Отпустили, — ответил бесплотный голос.

Он подался вперед, насколько позволяла веревка, прокричал «Держите!» и нагнул голову так, что лампа теперь осветила быстро текущую черную воду, остатки решетки, на которой он стоял, и его насквозь промокшие ноги, упирающиеся в обломки редких каменных перекладин.

А между его ногами — третья нога, застрявшая в разрушенной решетке, нога в черном кожаном башмаке.

Обратный путь на поверхность показался ему настоящим кошмаром. Суперинтенданты уголовного розыска, хотя они и много выше среднего по физическому развитию и обладают всесторонней и тщательной подготовкой, не имеют обыкновения полукарабкаться-полуболтаться на веревке в колодце. Ладони Аллейна горели, руки и ноги поразбивались о камень стен, а однажды он получил такой удар по затылку, что его немедленно замутило и из глаз посыпались искры. Иногда он цеплялся за уцелевшие железные костыли. Иногда он шел по стене, пока монахи тянули веревку. «В детективных фильмах такие вещи проделывают красивее», — думал он.

Когда он наконец добрался до верха, все трое, тяжело дыша, уселись на пол — страннее группы людей не придумаешь, пришло ему в голову.

— Вы были великолепны, — сказал он. — Большое спасибо.

— А, пустяки, — выдохнул отец Денис. — Мы что, не привыкли к таким делам при раскопках? Это вы достойны похвалы.

Их объединяло то чувство братства и удовлетворения, которое возникает в результате тяжелых физических усилий.

— Что ж, — сказал Аллейн. — Боюсь, отец, вам все же придется звонить в квестуру. Разыскиваемый человек там, внизу, и он мертв.

— Этот Мейлер? — перекрестившись, спросил отец Денис. — Господи, помилуй его душу.

— Аминь, — откликнулся отец Доминик.

— А как это могло получиться, мистер Аллейн?

— Насколько могу себе представить, он, вероятно, упал головой вниз и прямо в поток, не задев сломанную решетку, которая, кстати, отходит от стены всего на несколько дюймов. Течение загнало его под решетку, но одна нога застряла в торчащих обломках. И вот он там под водой.