Страница 60 из 66
Олли выходит на террасу. Небрежно отрывает цветок от растения в горшке и вставляет его себе в ширинку.
Звучит голос Лестера: «Не сегодня, Арти. Я весь завален работой, должен целиком посвятить себя… э… ночному… э… труду. Как твои экзамены по?.. Три единицы? Ты шутишь! Нервы подвели. Наверное. Хорошо, мне надо посмотреть расписание моих встреч».
— Ты где, ты где, ты… — раздается голос Лестера в комнате, а потом на террасе.
— Гуляю по твоей террасе.
— У тебя бывают позывы к самоубийству?
— С чего ты взял?
— Взял что? Ах, да. Потому что у меня бывают. У меня есть определенные предположения на этот счет. Послушай. Неподражаемая Дитрих, неподражаемая, как небо… Давай вернемся в комнату. Даже летом на террасе я дрожу от холода.
Они возвращаются в комнату. Лестер проводит рукой по спине Олли. Рука останавливается на ягодицах.
— М-м-м. Совершенно классическая callipygean. Тебя учили в Айдахо, что это означает? Это означает узкие бедра с высокими, выдающимися ягодицами.
— Лест, ты вышел за рамки. Знаешь, что это означает?
— Да. Извини. А жаль! — опускает руку Лестер.
— Сколько ты платишь в месяц за эту квартиру?
— Ничего, это кооператив.
Пластинка Дитрих кончается.
— Что ты сказал?
— Кооперативная квартира.
— Кооперативная — с кем?
— Поставить еще неподражаемую Дитрих?
Идет к стереопроигрывателю и переворачивает пластинку.
— Ты летаешь, как голубь. Почему бы тебе не опуститься?
— Опуститься?
— Я имею в виду, присесть. Нам надо посидеть и поговорить о деле. Мы о нем еще не говорки.
— О деле я говорил с Черри.
— Дело надо обсуждать по-новой, так как теперь я видел твою квартирку.
— Да, но дело — это дело.
Лестер нервно проводит рукой по парику, и тот падает на пол.
— У тебя упали волосы.
— Я не лысый.
— Как и куриное яйцо.
— У меня на голове была небольшая экзема, и мне рекомендовали носить этот паричок до излечения. Дело уже идет на поправку.
— Моя цена — сто, Лест.
— Черри сказал — пятьдесят.
— Черри не видел твоей роскошной двухэтажной квартиры.
— Послушай ее, неподражаемую Дитрих.
— Ничего не имею против Дитрих. Ты хочешь меня за мою цену? Или мне уйти?
— Черри будет недоволен. Он не любит, когда мальчики лезут в его дела.
— Позиция Черри меня мало интересует.
— Мне и в голову не приходило платить сто долларов за —…
— Не надо брать это в голову, надо просто платить.
— Могу я поинтересоваться, что у тебя за особые дарования, которые должны оплачиваться по такой цене?
— Моя особенность — в моей искалеченности.
— У тебя —…
— Одна рука. У меня только одна рука, Лест.
— К счастью для тебя, я могу позволить себе удовлетворить твои требования.
— Лест, у меня одна рука.
— Дорогой мальчик, ты это уже говорил. Я вижу. Я разве не говорил это?
— Язык не отвалится, если повторить.
— Я одинокий человек.
— У меня одна рука. У меня всего одна рука, Лест.
— Постарайся забыть об этом, Олли. Я ведь не думаю о своих волосах.
— До меня не сразу дошло, что клиентам нравятся увечья. Если они выше пояса.
— Ты очень красив.
— Когда я иду по улице и смотрю на витрины, то если я и сомневаюсь, сколько у меня рук, витрина возвращает меня к действительности. Я никогда не забываю этого. Лест, когда я буду уходить, положи сто долларов туда, где я смогу взять их, например, в мое пальто.
— А ты не уйдешь до —…
— Нет. Только не до. Конечно, после.
— Мне кажется, ты не сможешь. Можешь положить их в свой карман сейчас.
— Спасибо. Увидишь, не сбегу. Но время в городах летит быстрее всего. Такое впечатление, что часы принимают декседрин и бензидрин. Скорость!
— Мне в голову только что пришла дикая идея. Оставайся со мной. Надолго.
— Лест, ты мне нравишься, но оставь эту идею.
— Непостоянство — требование цивилизации, по моим наблюдениям. Ляг на этот диван и позволь мне раздеть тебя, Олли.
— Даже с одной рукой я могу одеться и раздеться сам.
— Но раздеть тебя доставит мне удовольствие.
Олли сбрасывает туфли, смотрит на Лестера, затем вытягивается на диване. Лестер становится на колени рядом с ним. Раздевание Олли напоминает церковную церемонию. Когда она завершена, Лестер наклоняется, чтобы поцеловать его.
— Лест, я не такой. Я уже три года проститут, но еще ни разу не позволил мужчине поцеловать себя.
— Да, но —…
— Не принимай на свой счет.
— Могу я коснуться твоих губ пальцем?
— Да, Лест…
Играет пластинка Дитрих.
— Музыка может быть пищей любви, но в этом случае любовь не нуждается в пище. О, она просто чудо. Неподражаемая Дитрих…
Олли садится, одетый.
— Бабушка. Ты можешь в это поверить?
— Я никогда не был с ней знаком.
— Феноменально.
— Мог бы ты налить мне полстаканчика… как ты называешь его?
— Снифтер. Я поставлю бутылку тебе между ног.
— Это поможет сохранить ковер.
Пластинка Дитрих останавливается. Начинает петь исполнитель «кантри».
— Я слышал эту песню раньше.
Радио:
I took provisions with me,
Some for hunger, some for cold.
But I took nobody with me
Not a soul, no, not a soul.
Buildings seem much taller
When you’re going from a town.
You see peculiar shadows
But don’t let ‘em bring you down.
If you had a buddy with you,
I mean one that’s tried an’ true,
I can tell you ‘cause I know it,
Shadows wouldn’t be so blue.
Я припасов взял с собою,
И на холод, и на голод,
Но никого не взял с собою,
Злою ревностью уколот.
Город вырастает выше,
Если из него уходишь,
Гуще тени, острей крыши,
Не давай себя держать им!
Если рядом есть товарищ,
Верный друг, надежный парень,
Им не справиться с тобою
Уж кто-кто, а я то знаю…
— Музыка кантри. Лест, поставь снова эту чудо-бабушку, ладно?
Когда Дитрих начинает петь, сцена растворяется.
Парк позади Главной публичной библиотеки в Нью-Йорке. Сумерки. Необычно пусто для этого часа жаркого летнего дня. Деревья кажутся изнуренными, скамейки — уставшими, фонтан, задуманный для украшения, представляет из себя яму с мусором — окурками, фантиками, бумажными тарелками со следами горчицы, кетчупа и жира.
Пожилой неухоженный мужчина, одетый с жалкими потугами на аккуратность и респектабельность. Он в изумлении ходит вокруг бассейна с мусором. Внезапно он останавливается, затем снова устремляется вперед, падает на колени. Вокруг люди, но они смотрят на него, не двигаясь.
Входит Олли и помогает пожилому человеку встать.
— В чем дело, папаша?
Старик смотрит на него, не видя его и не произнося ни слова.
— Все в порядке, а?
Старик качает головой, затем легонько кивает и идет вперед.
— Куда вы, папаша? Вы уверены, что знаете, куда идете?
Старик, пошарив в кармане, достает ключ от дешевого гостиничного номера.
— А, отель Риц. Только для мужчин. Ха! Риц! Папаша, отель Риц Только Для Мужчин находится вон там, куда я показываю. Видите? Видите?
Старик снова сначала качает головой, отрицая, затем кивает, соглашаясь.
— Нет, папаша, вы не видите, пойдемте вместе, отведу вас в ваше стойло в этой чертовой конюшне. Когда мы будем на месте, папаша — я дам вам вот эти пять долларов, возьмите себе напрокат электрический вентилятор. Этого хватит, чтобы пользоваться им целую неделю. Поняли?
Старик снова сначала отрицает, потом кивает.
— Нет, не поняли. Папаша, у вас тепловой удар. Смотрите. ПЯТЬ ДОЛЛАРОВ! ВЕНТИЛЯТОР! Их дают здесь напрокат, я знаю, я жил здесь, пока не нашел работу в этом городе. Свет видите? Синие неоновые буквы на углу? РИЦ. Только для мужчин. Доллар пятьдесят. Давай, папаша, ты доберешься…