Рыцарь ночного образа

— А… Хорошо, — сумел вставить Гевиннер.

В этот момент они уже двигались к зданию аэропорта, и Вайолет продолжала поддерживать этот странный односторонний разговор:

— Как полет, ничего? Я узнала тебя сразу же, как только ты появился на трапе самолета, не потому, что ты похож на своего брата, Брейдена, ты ни капельки не похож, но потому что ты выглядишь точно так, как я себе представляла, клянусь, я так и представляла, а ты так и выглядишь!

— И как ты себе меня представляла? — спросил Гевиннер с живейшим интересом к тому, что она ответит. В нем чувствовался некоторый налет нарциссизма, и он всегда относился с большой долей любопытства к людям, незнакомым с его внешностью.

— Ну как же, я знаю, что в семье тебя называли Принц, и сейчас так называют, и если кто-нибудь когда-нибудь выглядел как принц из волшебной сказки, так это ты, Господь да благословит тебя, конечно, ты!

А потом, безо всякой паузы, она выкрикнула:

— О Господи, они снова играют «Babe’s Stomp»!

— Что играют? — спросил Гевиннер.

— Стомп, а Бейб — это дочка президента, ты же знаешь!

— Нет, не знаю, — сказал Гевиннер.

— Ну как же, сначала был «Babe’s Нор», а теперь «Babe’s Stomp», и я хочу, чтобы ты знал — я терпеть не могла этот хоп, но по сравнению со стомпом этот хоп просто прелесть, клянусь, без дураков!

Вайолет говорила о музыке ритм-бэнда, которая гремела из громкоговорителя, установленного на крыше здания аэропорта. От этого аэропорт был похож на большую дискотеку, и несколько входящих в него пассажиров и встречающих двигались дергающимся, подскакивающим шагом.

Гевиннер попытался перекричать грохот музыки.

— Что за воздух? — крикнул он. — Какой-то запах очень странный.

— Ах, воздух, — крикнула Вайолет, — это просто дым от Проекта.

— Что такое Проект? — крикнул ей в ответ Гевиннер.

Можно было уже не кричать, потому что «Babe’s Stomp» прекратился так же внезапно, как и начался. Вопрос, выкрикнутый Гевиннером, привлек ненужное внимание во внезапно повисшей относительной тишине.

Уголком рта Вайолет сказала:

— Об этом пока ни слова.

А потом она воскликнула:

— Уильям, Уильям!

Невозмутимый мужчина в униформе, наверное, служивший семье, вынырнул из толпы, чтобы забрать у Гевиннера квитанции на получение багажа.

— А теперь, — сказала Вайолет, — мы пойдем и подождем в машине, познакомимся, если ты, конечно, не хочешь пропустить по маленькой в баре. Если честно — надеюсь, что хочешь. Мне самой адски хочется залить себе за воротник стингер[39]. Стоит мне немного пробежаться, и меня сразу начинает мучить жажда. Поэтому, Принц, вперед — по этой лестнице, в зал под крышей. Ты знаешь, мы все так разволновались, что ты возвращаешься домой после всех твоих путешествий. Давай сядем к стойке, так будет быстрее. Так где ты был в последнее время?

— В стране Полуночного Солнца, — сказал Гевиннер, уже зная по дикому, но тусклому выражению ее глаз, что она не обратит никакого внимания на его ответ, который он только что выдумал. А на самом деле путешествовал он по Манхэттену, где его спутник и наставник, доктор Гривз, пал жертвой передозировки «лекарства», которое он принимал для расширения своих ощущений. Лекарство не только расширило ощущения доктора Гривза, но и привело их в некоторый беспорядок, так что добрый седой философ и доктор гуманитарных наук сошел прямо с крыши пятиэтажного кирпичного дома в районе Тертл-Бей на Манхэттене, как будто отвечал на зов из внешнего пространства — а может, и не как будто…

В коктейль-баре аэропорта Гевиннер заказал кампари с содовой, но не получил, поскольку бармен не знал, что это такое. Вайолет проявила более напористый характер, приказав бармену подать им обоим по стингеру. Свой она проглотила так быстро, словно тушила пожар в желудке, а потом сказала Гевиннеру:

— Ну, Принц, ты отпил от своего стингера меньше, чем выпила бы птичка! Но ничего, я тебе помогу. — И она залпом проглотила и стингер Гевиннера. — То, что доктор прописал, — сказала она, — а я всегда выполняю приказы докторов. А теперь бежим к машине, пока семейные ищейки не заподозрили, что мы сюда заходили.

Глядя из окна машины по дороге домой, если это можно назвать домом, Гевиннер по-прежнему не находил ничего, что он когда-то знал в этом городке, который теперь сильно разросся и стал именоваться городом. Густой парк, где росли ивы, превратился в забетонированную площадку, полную обезьян, по ошибке принимаемых за детей — по меньшей мере, такое впечатление возникло у Гевиннера.

Больше для себя, чем для Вайолет, он заметил:

— Я помню, что это место напоминало декорации романтического балета — по озеру плавали лебеди, на берегах были видны журавли, цапли, фламинго, даже павлин с несколькими павами, а теперь — ни ив, ни лебедей, ни озера для лебедей.

— А потому нечего и разводить вокруг этого мрачную философию, — сказала Вайолет.

— Я ничего не развожу, я просто вспоминаю и сравниваю, — ответил Гевиннер.

Он бросил на Вайолет короткий взгляд, думая о том, где она получила образование — если оно у нее было.

— Думаю, ты не совсем понимаешь, — сказала Вайолет, сжимая его руку, как бы успокаивая, — но все эти перемены — из-за Проекта.

— Так что же это такое? — снова спросил Гевиннер.

— Принц, ты несерьезен!

— Правда, я никогда не слышал о Проекте.

— А теперь услышал, — сказала Вайолет, — и понюхал, более того, и увидел. Вон там! И там! Посмотри!

Лимузин проезжал сейчас мимо здания, напоминавшего тюрьму для самых опасных преступников. Его территория была окружена высоким металлическим забором, на котором через небольшие промежутки было написано: «Опасно, высокое напряжение!», а за забором территорию патрулировали люди в униформе и с собаками. Собаки, казалось, хотели бежать быстрее люден и с недоумением оглядывались на них, натягивая свои поводки. Потом собаки снова устремляли свой взгляд вперед с таким выражением, которое можно описать только как самое свирепое. Головы людей и собак одновременно поворачивались справа налево и слева направо, как будто и тех, и других тренировали в одной и той же школе и выпустили из нее одинаково обученными искусству патрулирования, и нельзя было сказать — да и кому? — кто из них смотрел свирепее — охранники-люди или охранники-собаки.

— Как, здесь же был бизнес моего отца, Завод Батареи Красного Дьявола, — сказал, а точнее, почти прокричал, Гевиннер.

— Да, правда, здорово? — сказала Вайолет с легким присвистом. — Твой отец, Господь да благословит его, превратил свой Завод Батареи Красного Дьявола в Проект, и я хочу, чтобы ты знал, что твой брат, Брейден Пирс, большой начальник здесь, то есть не просто большой, а самый-самый большой!

— И что этот Проект делает или выпускает? — спросил Гевиннер.

— Ну я просто тащусь от тебя, Принц, — закричала Вайолет. — Только подумать, ты и вправду не знаешь, зачем нужен этот Проект! Он нужен, чтобы разработать такую штуку, которая способна снести их всех с лица земли, ко всем чертям и навсегда!

— Кого их?

— Их — это их, кого еще! Ты серьезно, Принц, или просто меня разыгрываешь?

Он услышал легкий скрип и увидел, что она достала из сумочки маленькую записную книжку и что-то в ней царапала. Она вырвала страницу и вжала ее ему в руку.

В записке стояло: «Смени тему, машина прослушивается».

Гевиннер едва успел прочитать эту странную записку, как она вырвала ее, скомкала, бросила себе в рот, растерли между зубами, проглотила, поперхнулась, кашлянула, нажала кнопку включения радио, прочистила глотку и проглотила еще раз, на этот раз успешно.

Немедленно после этой серии автоматических действий, только возбудивших его любопытство, ежа начала щебетать снова.

— Принц! Гевиннер! Видел бы ты довольные выражения их лиц — мамы и Брейдена — когда они услышали, что ты возвращаешься домой, и так внезапно! Это надо было видеть, скажу я тебе! Ну вот мы и приехали. Узнаешь?

Машина свернула на дорожку к серому каменному зданию, напоминавшему — скорее намеренно, чем случайно — старинный сарацинский замок, перенесенный в современность.