Вторая гробница

Говард Картер жадно смотрел на золото, но он не меньше наслаждался восхищением гостей.

Внезапное волнение охватило присутствующих. Что было за этой золотой стеной?

Картер сделал лорду приглашающий жест следовать за ним внутрь. дотом он пролез в отверстие в стене. В свете электрической лампы Говард понял: золотая стена, которую они видели наружи, – это боковая часть гигантского ящика, украшенная иероглифами и искусными рельефами. На ней можно было разглядеть людей и богов. Золотой мир, в котором разыгрывались сцены жизни на земле и на небе.

Между ящиком и стеной подземной камеры было не больше двух футов, как раз столько, чтобы мог протиснуться человек обычного телосложения. Подталкиваемый непонятной силой и любопытством, Говард пошел вправо по узкому проходу, надеясь, что он обойдет ящик и вернется к исходной точке с другой стороны. Лорд сдался и потерял мужество, не успев пройти и нескольких шагов, а Картер продолжал идти вперед, освещая лампой потолок и пол поочередно. Он продвигался мимо божественных созданий – полулюдей, полузверей с распростертыми руками и глазами, инкрустированными голубой эмалью, – а также таинственными символами.

Когда Картер добрался до поперечной стороны ящика, ему показалось, что ход стал еще уже. Сомневаясь, не зашел ли он слишком далеко, Говард замер, подумав о том, что, возможно, ему лучше вернуться, но потом рванулся, протиснулся через последнее узкое место, обогнул угол ящика и остановился перед золотой двустворчатой дверью, которая была заперта на обычный засов.

Здесь, в поперечной части ящика, было достаточно места, чтобы Картер смог открыть золотые двери, Он без проблем отодвинул засов. Осторожно и даже с опаской (ведь он не знал, что его ожидает внутри) Говард приоткрыл двери. Они распахнулись с тихим шорохом – никакого скрипа или треска, – лишь слышно было, как дерево касается дерева.

Конечно, Картер задумывался над тем, что может ожидать его за этими двустворчатыми дверьми. Но на то, что ему довелось увидеть за второй дверью, он рассчитывал меньше всего. Он открыл ее так же осторожно, как и первую, и тут снова перед ним оказались две другие двери, ведущие внутрь следующего ящика Четыре двери от четырех ящиков закрывали путь к каменному саркофагу, в котором должна была лежать мумия фараона.

Картер восторженно возвратился в переднюю камеру гробницы, где в волнительном" ожидании за ним наблюдали тридцать пар глаз. В беспомощном жесте он поднял руки кверху, будто хотел сказать: «Я просто не могу этого описать». Никто из присутствующих не отважился задать ему вопрос.

Некоторое время Картер стоял, прислонившись к стене и задумчиво уставившись в пол, затем он поднял взгляд на гостей и произнес:

– Он там, фараон Тутанхамон.

В одно мгновение напряжение спало. Гости наконец расслабились; они кричали от радости, ликовали и аплодировали, некоторые бросились наружу, чтобы сообщить о сенсации. Новость, словно пожар, распространилась от Долины царей до Луксора и дальше по всему миру: Говард Картер обнаружил фараона Тутанхамона в его гробнице!

Еще никто не знал, как выглядит таинственный фараон. Но даже новости о том, что Картер нашел неповрежденный саркофаг царя, оказалось достаточно, чтобы назвать его величайшим археологом всех времен и знаменитейшим человеком в мире. От Нью-Йорка до Лос-Анджелеса, от Токио до Лондона во всех известных газетах мира передовицы были посвящены Картеру и его открытию. Увидеть его, поговорить с ним или даже пообедать считалось сенсацией, но такая возможность предоставлялась только избранным, потому что Говард старался не показываться на глаза публике. И чем меньше он появлялся на людях, тем истеричнее была реакция общества. Король Луксора не мог и шага ступить из своего номера в отеле «Уинтер пэлэс», чтобы за ним не бежала ликующая толпа народа. Сотни приезжих осаждали отель, чтобы хоть краем глаза увидеть знаменитого археолога, так что у Картера уже вошло в привычку покидать «Уинтер пэлэс» через боковой вход в прачечной.

Отношения Карнарвона и Говарда стали еще более напряженными. Если вначале Артуру Мертону еще удавалось как-то привлечь внимание к персоне лорда, то теперь его слава быстро померкла, потому что иностранные газеты, которые перепечатывали статьи из «Тайме», не уделяли Карнарвону большого внимания и ставили на первый план Говарда Картера.

Через несколько дней после величайшего триумфа Говарда в Луксор приехала его сестра Эмми, свояк Джон и племянница Филлис. Единственным местом, где можно было спокойно поговорить, оказался гостиничный номер Картера.

Джон еще ни разу так радушно не приветствовал Говарда. Он тут же сообщил, как гордится тем, что у него есть шурин, такой знаменитый человек.

Племянница Картера Филлис отличалась привлекательностью. Она была стройной, высокой, с правильными чертами лица. Девушка сознавала, что красива, и подчеркивала свою соблазнительную внешность короткой модной стрижкой и экстравагантной одеждой. К тому же девушке было двадцать лет – подходящий для замужества возраст. Однако, несмотря на то что Филлис обладала такими достоинствами, она, к удивлению окружающих, достаточно холодно вела себя с поклонниками. Ее главной страстью было движение за права женщин, а идолом для нее стала Эммелин Панкхёрст. Филлис скорее против своей воли поехала вместе с родителями в Луксор и теперь целыми днями брюзжала, обсуждая отношения в египетском обществе и выказывая недовольство по поводу грязи, вредной пищи и невыносимой жары.

– Ну, так что же? – требовательно спросила она. – Когда мне наконец разрешат взглянуть на древнего фараона?

– Замолчи! – перебила Эмми свою упрямую дочь и, повернувшись к Говарду, добавила: – Ты должен ее простить, этот ребенок сейчас в таком дурацком возрасте…

– Я не желаю, чтобы меня и дальше называли ребенком! – возмущенно возразила Филлис. – Что обо мне подумает дядя Говард!

– Что ж, отвечу на твой вопрос, – вернулся к разговору Говард. – Просто выгляни в окно, Филлис!

Девушка, упрямо поджав губы, подошла к окну. Когда она отодвинула занавеску и выглянула на улицу, перед отелем раздались радостные крики. На нее были направлены фотоаппараты. Народ хором скандировал:

– Картер, Картер, Картер!

Филлис испуганно отпрянула назад.

– Вот видишь, – заметил Говард, – это – цена известности Я здесь живу пятнадцать лет, и за это время никто не поинтересовался моей работой, никто не написал о ней и строчки в газете. И вдруг все переменилось. Меня преследует моя собственная слава. Я бы охотно проводил вас в Долину царей и показал гробницу Тутанхамона со всеми его сокровищами, но любая попытка обречена на провал. На подъезде к гробнице начались бы хаос и драка только за то, чтобы взглянуть на вход в нее или прикоснуться к знаменитому археологу Картеру! – При этих словах Говард поморщился, как веселый школьник.

– Но это же просто фантастика! – восторженно воскликнула Филлис. – Дядя Говард – звезда, как Рудольфо Валентино, о котором пишут в газетах, за которым увиваются стаи девушек, преследуя его на улицах и в порыве страсти срывая с него одежду.

Картер рассмеялся, что можно было увидеть нечасто, и сказал:

– Упаси меня бог от таких почитателей. В любом случае я могу сказать, что мне везет: я все еще попадаю в свой гостиничный номер одетым.

Но Филлис не отставала.

– Ты, должно быть, уже раздавал автографы, дядя Говард?

– Там! – Картер указал на стопки писем, громоздившиеся на его письменном столе у окна. – Все пожелания исходят в основном от женщин. А некоторые письма заставляют меня краснеть!

– Расскажи, дядя Говард! Что пишут эти дамы? – взволнованно спросила Филлис.

Но прежде чем Картер успел ответить, отец Филлис сказал:

– Молодой даме стоит вести Себя немного сдержаннее. Не утомляй дядю своими нескромными вопросами.

– Оставь, Джон, может быть, Филлис и спрашивала из нескромного любопытства, но я не делаю тайны из этих писем! Я совершенно незнаком с этими женщинами, а они меня знают только из газет. Это же странно, когда женщины интересуются каким-то совершенно незнакомым Картером. И для них неважно, молодой он или старый, бедный или богатый. Сегодня, когда меня чествуют как короля Луксора, женщины предлагают мне себя, не щадя своей чести. Слава делает человека желанным.