Вторая гробница

– И что же? – сердито возразила Эвелин. – Говард – очаровательный человек, и в душе он моложе большинства юношей благородного происхождения, многие из которых вообще появляются на свет стариками.

Лицо лорда помрачнело, в его позе появилось нечто угрожающее.

– А лорд Бешам? – спросил он. – Ты же знаешь, что вы с ним помолвлены!

– Он, конечно, милый мужчина, но я люблю только Говарда. – Я достаточно взрослая, чтобы самой определиться в жизни, о можете мне сказать, почему это вас так волнует?

– Я сомневаюсь, дитя мое. Я сомневаюсь, понимаешь ли ты вообще, в какое положение поставишь себя, связавшись с этим археологом-неудачником. Ты еще слишком молода, чтобы понимать, что такое любовь. То, что тебе сейчас кажется настоящей любовью, – всего лишь мимолетная страсть, временное увлечение, которое быстро появилось и быстро исчезнет. Тебе нужно выбросить Картера из головы как можно скорее.

– Я никогда этого не сделаю! – упрямо возразила Эвелин.

Лорд Карнарвон встал и заходил по залу взад и вперед, заложив руки за спину. Наконец он произнес:

– Хорошо, тогда я аннулирую чек на три тысячи фунтов, который я выписал мистеру Картеру для последнего сезона раскопок. Пусть он увидит, чего стоит на самом деле.

Эвелин побледнела. Можно было прочитать по ее лицу, о чем она сейчас подумала.

– Ты предложил Говарду деньги, чтобы он отказался от меня? – запинаясь, произнесла она.

Карнарвон ответил, не останавливаясь:

– Он взял деньги. Собственно, мы уже договорились о том, что прекратим наше сотрудничество. Но потом мы сошлись на этих условиях.

– Я в это не верю, – тихо произнесла Эвелин. Она едва не плакала.

– Это последний шанс для Картера, – снова заговорил лорд. – Ни один человек в здравом уме не даст этому археологу и пенни для его раскопок. Картер в течение пятнадцати лет живет и работает за мой счет, и каждый год он обещает, что в следующий сезон раскопок непременно сделает величайшее открытие. До сегодняшнего дня все было впустую. Мне кажется, мистер Картер, как бы это помягче выразиться, больше не владеет собой. Он видит духов, разговаривает с древними богами. И это неудивительно после тридцати лет отшельнической жизни в пустыне. Нет, Дитя мое, ты должна забыть этого археолога…

Значит, случай с Картером и послужил причиной нашего внезапного отъезда из Луксора, – печально заметила Эвелин.

Я надеюсь, что все это уже в прошлом. – Карнарвон подошел к дочери и положил руку ей на плечо. – Эва, ты молодая, привлекательная девушка, гордость твоего отца. Я желаю тебе лишь самого лучшего. Поэтому нам нужно объявить всем о вашей помолвке с лордом Бешамом. Будь хорошей девочкой и не позорь своего отца.

Леди Альмина усердно закивала. Она не увидела блеска в глазах Эвелин.

В последующие дни и недели Эвелин все больше отдалялась от родителей. Она не сердилась на них, она лишь хотела побыть в одиночестве и подумать. Что же так привлекало ее в Картере? Необычность этого человека или таинственность, которая его окружала?

Эвелин думала о своей нарастающей ненависти к отцу, о том, какой же путь ей все-таки выбрать. Девушка была уже достаточно взрослой, чтобы понимать: из-за своего упрямства она могла принять неправильное решение.

Необдуманно, в порыве легкомыслия она бросилась на шею Говарду, и он ответил ей таким же избытком чувств. Для них все случилось как нечто само собой разумеющееся, будто неожиданно произошло чудо.

Если еще в день ссоры с отцом она не сомневалась, что жить не может без Говарда Картера, и обдумывала фантастический план тайного бегства в Египет, то через несколько недель наступило прозрение и понимание того, что это мимолетное приключение не может стать основой для длительных отношений.

К тому же – очевидно, не случайно – именно в эти одинокие дни к ним часто приезжал молодой лорд Бешам, чтобы пригласить Эвелин на прогулку по окрестностям Ньюбери. Сэр Брогрейв Кемпбелл Бешам, так звучало его полное имя, был автомобилистом. У него был пневмоавтомобиль «роллс-ройс», двухместная машина, которая даже на полном ходу издавала лишь тихое шипение (сзади на ней был установлен баллон с горячим воздухом, с помощью которого она двигалась). Этот автомобиль очень веселил Эвелин.

Лорд Бешам обладал необходимыми манерами и прилагал все усилия, чтобы завоевать сердце дочери Карнарвона. Он привлекательно выглядел, у него были красивые руки. К тому же молодой лорд был богат, а его отец состоял в правлении «Ллойд» [16] и был представителем от либералов в палате общин, но для Эвелин все это не играло решающей роли, хотя жизнь в браке с Бешамом обещала быть безбедной.

Так случилось, что спустя шесть недель после возвращения в Англию Эвелин написала на розовой бумаге письмо, которое начиналось словами: «Говард, мой любимый!» – но она так и не закончила его, в слезах разорвав на клочки и выбросив в окно третьего этажа в замке Хайклер. Обрывки бумаги смешались с опавшими осенними листьями, как последний привет лета.

Три недели спустя в замке Хайклер было сделано следующее заявление: Джордж Эдвард Стэнхоуп Молино Герберт, V граф Карнарвон, и его жена леди Альмина объявляют о помолвке своей дочери леди Эвелин Герберт с сэром Брогрейвом Кемпбеллом Бешамом, сыном сэра Эдварда Бешама и его супруги леди Бетти Кемпбелл Бешам.

В тот же день были разосланы три сотни извещений о помолвке, на одном из них значилось: «Мистеру Говарду Картеру, Луксор, до востребования».

В день помолвки над замком Хайклер разыгралась невиданной силы гроза. Небо было затянуто темно-серыми, почти черными тучами. Дождь лил как из ведра, угрожая всемирным потопом. Прислуга с трудом убрала в безопасное место столы, стулья и драгоценную посуду, которая была расставлена для празднования в замковом парке.

На праздник в замок Хайклер явились леди и лорды, все, у кого было имя и высокое положение. Большой зал был по-праздничному освещен. На дамах были длинные яркие платья, на мужчинах – визитки, соответствующие поводу. В воздухе висел дурманящий запах букетов, которые присылали с поздравительными карточками. Что касается музыкального сопровождения торжества, то леди Эвелин настояла на том, чтобы вместо запланированного сэром Брогрейвом струнного квинте га играл оркестр саксофонистов из восьми человек. Эвелин облачилась в длинное облегающее платье из белой органзы с декольте, расшитое блестками и собранное на уровне колен, как театральный занавес. Оно вполне отвечало стилю музыки. На голове у невесты красовалась лента с павлиньим пером над левым виском.

Никто бы не сказал, что у леди Эвелин был радостный вид, но всеобщее приподнятое настроение не могли испортить ни формальный обмен приветствиями, ни разговоры о плохих временах. В глаза бросалась лишь бурная радость лорда Карнарвона, который сильно сдал с тех пор, как стал страдать от подагры и артроза, но помолвка дочери была верхом его желаний.

Весело, как в молодые годы, лорд Карнарвон произнес речь. В ней он недвусмысленно намекнул на тяжкий жребий отцовства и пошутил по поводу невысокого роста Эвелин, несмотря на который его дочь, как и Наполеон, обладала своенравным характером.

Когда Эвелин открывала телеграммы, принесенные посыльным в коробке, она наткнулась на конверт, который не был адресован ни ей, ни сэру Брогрейву и был отправлен из Египта. Получателем значился лорд Карнарвон…

– Папа! Это для тебя! – воскликнула Эвелин и помахала конвертом над головой.

Карнарвон отвлекся от разговора и подошел к дочери.

– Теперь ты счастлива, дитя мое? – спросил он и взял конверт.

Эвелин не ответила. Вместо этого она спросила:

– Что-нибудь важное, папа?

Лорд Карнарвон скорчил гримасу.

– Кажется, да, – бросил он и взглянул куда-то мимо Эвелин. Потом он протянул телеграмму дочери, которая все еще вопросительно смотрела на него.

16

Ллойд – общество морского страхования и судоходства.