Вторая гробница

Говард, убитый горем из-за письма Карнарвона, побрел в Долину царей. А куда еще ему было идти? Он не мог понять, стоит ли ему вообще принимать новое предложение лорда, не лучше ли отослать чек обратно со словами: «Спасибо, я не беру денежных компенсаций».

Картер не заметил, как за ним по пятам тихо идет Бастет, но когда он увидел кошку, было уже слишком поздно отправлять ее обратно. Не обращая ни на что внимания, она шла рядом с Говардом, пока он не достиг развилки, где сходились пять протоптанных тропинок, и сел на камень, Бастет присела рядом.

Страсть к Эвелин, похожая на внезапную летнюю грозу, охватила его с такой силой, что Говард не мог трезво мыслить.

Он вообще не думал о том, что был намного старше Девушки что он, выходец из низов, в сравнении с ней нищий. Любовь не учитывает ни возраста, ни социального положения. И все же недворянское прошлое настигло Говарда.

Картер растерянно уставился на пески. Единственное, что у него оставалось, – это гордость. Именно поэтому он надумал отправить обратно щедро оставленный ему Карнарвоном чек, сопроводив его подходящим ответом.

Едва Говард принял решение, едва он перестал думать о том, что должен найти забытого фараона, как заметил Бастет, которая в нескольких метрах от него гребла песок, как это делают кошки после того, как сходили по своим делам. Не обращая внимания на оклики Картера, Бастет передними и задними лапами вырыла в песке настоящую яму, и тогда наконец он был вынужден подойти и посмотреть.

– Ты случайно не забытого фараона ищешь? – весело воскликнул Говард, надеясь спугнуть большую белую кошку. Но она, ничуть не смущаясь, продолжала рыть, пока Картер обеими руками не вытащил ее из ямы. Тут его взгляд упал на что-то блестящее, и Говард увидел вырытый кошкой предмет. Согнутая пластинка! Очень тонкая, размером со спичечный коробок, она блестела так, словно была из золота, но больше всего Картера заинтересовали надписи на ней.

Он взял пластинку и со всей осторожностью попытался выпрямить ее, как вдруг обнаружил три неприметных иероглифа один над другим: солнечный диск, скарабей и полукруг с тремя поперечными линиями. То было царское имя.

– Небхепрура, – задумчиво произнес Картер, – тронное имя забытого фараона…

Словно одержимый, Говард голыми руками начал копать яму.

– Небхепрура, – повторял он снова и снова. – Повелите перерождений – Ра.

Дыхание археолога становилось все тяжелее, пальцы нестерпимо болели, но он быстро вырыл яму почти в руку глубиной.

– Небхепрура!

Был ли это знак богов? Запыхавшись, Говард снова взял в руки пластинку. Тысячелетние царапины на смятой пластине сделали расшифровку остальных иероглифов невозможной. Но один знак Говард все же увидел – печать города мертвых. Жрецы в Долине царей ставили ее, когда хоронили фараона!

Говард почувствовал, как бесшумный вихрь подхватил его, перевернул в воздухе и снова опустил на землю. В тот же миг пришло осознание, что он, Говард Картер из Сваффхема, совсем рядом с забытым фараоном.

Говард не мог сказать, как долго он рыл яму голыми руками. Наконец к нему вернулся рассудок.

«Ты сошел с ума, – сказал он сам себе, – ты совершенно спятил». Глубоко вдохнув, он огляделся по сторонам в поисках кошки.

– Бастет? – неуверенно позвал он. – Бастет, ты где?

Ведь не могла же кошка просто раствориться в воздухе! Но сколько он ни звал Бастет, она не вернулась. Похоже, ее и след простыл.

Домой к Говарду она тоже не пришла, хотя он оставил дверь на ночь открытой. Бастет исчезла. С тех пор Говард больше никогда ее не видел.

На следующий день Говард выбросил из головы решение отказаться от чека, переданного ему лордом, нанял восемьдесят рабочих и начал вести раскопки в том месте, которое указала ему большая белая кошка.

Глава 26

После своего возвращения в Англию лорд Карнарвон и его дочь Эвелин долгое время избегали встречаться друг с другом в замке Хайклер. Это не требовало больших усилий: замок был таким большим, что никто, даже сам лорд Карнарвон и прислуга, не могли точно сказать, сколько комнат в замке.

Единственной трапезой, за которой собиралась вся семья, был ужин, проходивший в ранний вечерний час в огромном зале, где стоял большой темный стол и по стенам были развешаны фамильные портреты. Разговоров почти не вели из-за жутковатой атмосферы зала. Длинный стол, стоящий в середине комнаты, был рассчитан на двадцать персон, поэтому, когда Эвелин ужинала только со своими родителями, она чувствовала себя несколько потерянной. А теперь это чувство усиливалось еще и молчанием.

Внезапный отъезд из Луксора, для которого его светлость нашел сомнительные причины, заявив, что ему якобы нужно срочно посоветоваться с доктором и назначить лечение, укрепили Эвелин в догадке, что ее отец мог что-то вызнать про их любовную связь с Говардом. Она переживала, что отец начнет подыскивать ей жениха соответствующего статуса.

Возможно, такие отношения между дочерью и лордом продолжались бы еще несколько дней или даже недель, если бы не вмешалась леди Альмина, которая, оставаясь в неведении, больше всех переживала, поскольку чувствовала что-то неладное.

– Может, мне кто-нибудь объяснит, – произнесла леди Альмина во время перемены блюд, где-то между дичью и десертом (как раз был открыт сезон охоты), – что происходит?

Леди с укоризной взглянула на Эвелин, а та вопросительно посмотрела на Карнарвона. Тогда лорд повернулся к леди Альмине и сказал:

– Любовь моя, самое время напомнить нашей дочери, что она – леди и родилась в семье лорда, а не в семье безродного фермера.

Леди Альмина наморщила лоб.

– В нашей семье никогда не сомневались в этом Ты не мог бы объяснить, к чему ты клонишь?

Карнарвон отложил в сторону салфетку и подождал, пока дворецкий и горничная не уйдут. Потом он наклонился к своей жене, которая сидела справа от него, за длинной стороной стола, и произнес:

– Твоя дочь опустилась до того, что завела тайный роман с одним из наших служащих.

Тут Эвелин вскочила, собираясь выбежать из зала.

– Ты останешься! – в ярости вскричал лорд и ударил ладонью по столу, так что свечки, служившие признаком хорошего тона, вздрогнули, а пламя их замерцало. Девушка, которой отец ни в чем не отказывал, не могла вспомнить, чтобы он когда-нибудь так строго с ней обходился.

Леди Альмина остолбенела. Шокированная сообщением Карнарвона, она спросила, обернувшись к Эве:

– Отец говорит правду? Отвечай!

Эвелин молчала. Ее обидела спесь отца. А Карнарвон, несомненно, хотел именно этого.

Выйдя из себя, леди Альмина, раскрасневшись, заявила:

– Я хочу знать, кто осмелился приблизиться к тебе! – Затем она повернулась к мужу и добавила: – Надеюсь, ты сразу же уволил этого проходимца!

Лорд Карнарвон смотрел перед собой. Ему, очевидно, было трудно ответить на вопрос жены. Наконец он с самодовольной улыбкой сказал:

– Нет, я не сделал этого. Но, если ты узнаешь, кто этот негодяй, ты меня поймешь.

– И кто это? Не нужно меня щадить.

Лорд ободряюще взглянул на Эвелин: может, она сама соизволит ответить на этот вопрос? Но дочь лишь молча смотрела в пол.

– Это наш дорогой мистер Картер! – произнес Карнарвон и в его голосе явственно прозвучали насмешливые нотки.

Леди Альмина недоверчиво взглянула на супруга.

– Картер? Наш Картер? Но это невозможно!

– Я тоже так думал. Однако я собственными глазами видел как эти двое… ну, ты сама уже все знаешь.

Взволнованная услышанным, леди Альмина повернулась к дочери:

– Эва, ну скажи же, что это неправда!

Эвелин покачала головой.

– Это правда, мама. Я люблю Говарда!

Лорд Карнарвон и леди Альмина в ужасе переглянулись. Ничто их не могло шокировать в этот момент больше, чем признание дочери.

– Ты вообще понимаешь, что говоришь, дитя мое? – подчеркнуто спокойным тоном спросил лорд. – Этот мужчина мог быть твоим отцом, я уже молчу о его происхождении!