Любимая

— Пью портвейн, — сонным голосом ответила его кузина. — Мне говорили, что он придает силы.

— Ну и как, вы убедились? — спросил граф, ставя поднос на туалетный столик.

Уже совсем стемнело, и он зажег свечи в канделябрах.

— Не знаю, как насчет сил, но я чувствую себя немного пьяной.

Сильвестр вздохнул. Еще немного, и она скоро будет не в состоянии его выслушать, а утром, вероятно, будет такой же упрямой и грубой, как всегда.

— Ложитесь в постель, — приказал он.

— Еще рано ложиться.

Тео встала, пытаясь сохранить равновесие. Затем удовлетворенно кивнула.

— Видите, у меня довольно крепкая голова…

Крепкая или нет, но его кузина была не вполне трезвой. Чем скорее еда перекочует в ее желудок, тем лучше.

— Лучше съесть ужин в постели, — сказал граф. И с этими словами он схватил Тео в охапку, откинул одеяло и запихнул под него кузину. Графа удивила легкость, с какой ему удалось это проделать, что ясно говорило о слабости теперешнего состояния Тео. Он сложил подушки одну на другую и прислонил ее к ним.

— А теперь, кузина, ешьте свой ужин.

Тео заморгала, соображая, стоит ли бунтовать и будет ли это полезно, вдохнула аппетитные ароматы с подноса и решила, что не стоит.

— Вам лучше воздержаться от кларета, — посоветовал Сильвестр.

— Нет! — Тео схватила его за руку, готовую убрать рюмку. — Я не могу есть без вина… и, кроме того, это мое любимое.

— Думаю, что так, — согласился Сильвестр. Тео исследовала содержимое подноса. Грибной суп, холодная цыплячья грудка, пирог со сливочным кремом.

— Вы за обедом ели другое. Я чувствовала запах молочного поросенка.

— Но вы предпочли не появляться за обеденным столом, — спокойно напомнил граф. — На вашем месте я был бы благодарен и за это.

Он придвинул стул к кровати и снова оседлал его, сложив руки на спинке.

Тео придумывала едкий ответ, но, не найдя такового, зачерпнула ложкой суп.

Портвейн оказал смягчающее действие, отметил граф, наполняя свою рюмку, которую Тео оставила на полу. Он решил подождать, пока она поест, и только потом приступить к намеченному разговору. Поэтому он спокойно потягивал портвейн и наблюдал за ней.

Под влиянием обильного обеда признаки бури быстро ослабевали. Нос Тео перестал блестеть, в мягком мерцании свечей волосы ее восстановили свой обычный блеск, а лицо утратило бледность и приобрело розовато-золотистый цвет. Ее руки и шея оставались открытыми, а кожа, казалось, светилась сама по себе. Взгляд графа перешел на ее грудь, на кружевную оборку, которая подчеркивала глубокую расселину меж грудей.

Эти ощущения отнюдь не способствовали осаде, которую он собирался предпринять. Граф быстро проговорил:

— Можете ли вы, кузина, объяснить, что заставляет вас ненавидеть меня?

Вопрос застал Тео врасплох, и она чуть не подавилась кусочком цыпленка. Граф хлопнул ее по спине и продолжал:

— Моя внешность? Но я не могу ничего с ней поделать. Мои манеры? Они продиктованы вами, кузина, и если вы хотите, чтобы они изменились, вам следует изменить ваше собственное поведение. Что же еще?

Тео сделала еще один глоток. Путаница в голове улеглась, и ее мысли снова стали ясными, хотя она и чувствовала усталость. Граф ожидал ответа на свой вопрос, на который, как Тео обнаружила, было очень трудно ответить.

Несомненно, причиной была не его внешность… Граф был самым привлекательным мужчиной, с которым ей приходилось встречаться… не исключая Эдварда, которого она любила многие годы. А если вспомнить ощущение его тела, вкус его поцелуев, запах кожи…

Нет, лучше не вспоминать!

Конечно, поведение его достойно порицания, но и ей самой можно было предъявить те же обвинения. Честность заставляет ее признать свою вину. С матерью и сестрами он вел себя совсем иначе, и это доказывает, что именно к ней относилась его резкость.

— Медлите с ответом, кузина! — сказал Сильвестр с иронической ноткой в голосе. У Тео порозовели щеки.

— Ни в малейшей степени, — заявила она, убирая поднос с колен. — Просто вы — Джилбрайт, и этим все сказано. Граф вздохнул.

— Эта история больше не имеет значения, Тео. Меня тоже воспитывали в духе неприятия по отношению к Белмонтам, но ведь это просто ребячество!

Тео поджала губы.

— Я так не думаю.

Сделав над собой огромное усилие, Сильвестр принялся загибать пальцы:

— Я не ответствен за старую ссору, как не ответствен за то, что я Джилбрайт, потому что не выбирал родителей. Я не ответствен за смерть вашего отца и, наконец, не ответствен за условия завещания.

Все было совершенно справедливо. Но некий упрямый демон в душе Тео не хотел

уступать.

— Возможно, все это и так, но я не смогу полюбить вас, — проговорила она, подавляя тот слабый голосок, который говорил ей, что она не может быть уверенной в этом, не дав ему ни малейшего шанса.

— Понимаю. — Казалось, он был подавлен. — Что ж, говорить больше не о чем.

Он положил подбородок на сложенные руки, и глаза его вновь стали холодными, какими Тео и привыкла их видеть.

— Но еще одно слово. С этого момента вы не будете больше заниматься делами имения. — Граф проигнорировал ее судорожный вздох и продолжал тем же бесстрастным тоном: — Я дам указания Бомонту, чтобы он отныне не обращался к вам за советами. А если он не справится, я его уволю. Он встал, и в маленькой детской комнате сразу стало тесно. — Вы также не должны более вмешиваться в дела арендаторов, кузина. Они служат одному хозяину — графу Стоунриджу — и должны понимать, что вы им больше не хозяйка. Если вы попытаетесь обойти эти условия, я запрещу вам появляться в имении. Это ясно?

Тео получила ощутимый удар. Она ненавидела этого человека, потому что он имел право так поступать. Она надеялась, что сможет вести дела, находясь в новом доме, а граф будет лишь номинальным хозяином имения.

Она покачала головой и облизнула пересохшие губы.

— Вы не сможете… вы ничего не знаете об этих людях и о земле.

— Я научусь, кузина. А поскольку вы отказали мне в помощи, придется сделать это без вас. — Он повернулся и пошел к двери. — Желаю вам доброй ночи.

Тео осталась сидеть в опустевшей комнате. Она слышала, как закрылась дверь, потом его удаляющиеся шаги. Она добилась своего: граф оставил ее в покос…

Они переедут в ближайшее же время, и между двумя домами не будет ничего, кроме поверхностных контактов. И конечно, никакого приданого, потому что между ними нет прямых родственных связей. Тем более что Эмили уже устроена, а Кларри все ждет своего принца. Но если таковой и сыщется, то вряд ли обратит внимание на такую мелочь, как приданое. Рози еще слишком мала, чтобы интересоваться этими вопросами. Что же до нее самой…

И вновь на ее глаза навернулись слезы. Она не хочет мужа, но хочет Стоунридж! Если она согласится помочь графу ознакомиться с делами имения, может быть, он отменит свой запрет?

Нет, она не уступит шантажу!

Тео откинула простыни, выбралась из постели и поставила пустой поднос на туалетный столик. Перед тем как надеть ночную рубашку, она рассеянно прибрала комнату.

Тео лежала в темноте с открытыми глазами и вслушивалась в знакомые поскрипывания и покряхтывания старого дома, который тоже устраивался на ночь. Уже двенадцать лет Тео знала, что не имеет на него прав. Но одно дело — знать, а другое — столкнуться с этим, да еще при таких обстоятельствах.

Несмотря на усталость, Тео долго не могла уснуть. Она ворочалась до тех пор, пока простыни не закрутились вокруг ее разгоряченного тела, а подушка не стала казаться раскаленным камнем. Она отбросила простыни и попыталась лежать спокойно в надежде, что прохладный ночной ветерок, влетавший через открытое окно, поможет ей расслабиться.

А внизу, у открытого окна библиотеки, стоял и смотрел на омытую лунным светом лужайку граф Стоунридж. Он был доведен до белого каления упрямой, своевольной, избалованной девицей с дурными манерами, которая отказывалась отрешиться от предрассудков и понять наконец, что полезно для нее… и для всех.