Не поле перейти

- Случилось то, что должно было случиться. И в моем конверте с деньгами оказалась эта бумага. Отличного качества бумага, глянцевая, атласная, с гербом фирмы. Можно было не разворачивать ее, но я развернул. Я увидел каллиграфически выведенные слова, отпечатанные типографским способом, как на визитных карточках: "Фирма благодарит вас за работу. Фирма больше в ваших услугах не нуждается". И чтобы никаких сомнений не осталось, кому это адресовано, сверху от руки было написано: "Уважаемый господин Борб1"

Он потянул из чашечки гущу. Я хотел заказать еще кофе, но Борб решительно отказался. Молча жевал кофейные крупинки. Видно, думал все о том же.

- Я ждал этого, ждал каждый раз, когда брал в руки конверт. Каждый раз останавливалось сердце, перед тем как вскрыть его. Так продолжалось полтора года. Все-таки восемнадцать месяцев они меня держали. И, когда получил наконец эту благодарность, подумал: "Да, они правы, я уже не когу работать так, как в первые месяцы".

Полтора года, пока я ждал увольнения, понемногу копил на черный день. Да, кое-что у меня оставалось, ведь к тому времени жена ушла от меня, а детей бог не дал. Я не обижаюсь на жену, она меня любила и всегда бв1ла верна мне. Знаю, что у нее самол разрывалось сердце. Но что ей оставалось делать, если я столько лет был безработным? Правда, мне потом говорили, что всю жизнь она меня обманывала, но я в это нэ варю...

Поедемте, - неожиданно поднялся он.

Чем кончилась его история, я узнал лишь на обратном пути. Чтобы не прерывать рассказ, приведу его здесь.

Ненадолго хватило Борбу его сбережений. Потеряв надежду найти работу, он стал бродяжничать. И однажды на улице в Дюссельдорфе лицом к лицу столкнулся с Брегбергом. Узнав о бедственном положении Борба, тот сказал:

- Твоя инженерная карьера, как ты понимаешь, рухнула из-за твоей коммунистической пропаганды.

В свое время я спас тебе жизнь. Но если я увижу, что совершил ошибку, я сумею ее исправить.

Борб понял, о чем идет речь. И угроза не показалась ему страшной, потому что это - явное недоразумение.

Он вовсе не собирается заниматься пропагандой. Он будет работать день и ночь молча. Только бы спокойно жить и не ждать каждую неделю этих конвертов.

Так Борб стал служащим отеля фрау Хильды Марии Шредер. Вскоре, однако, понял, что угроза над ним висит. У Брегберга время от времени собирались какието штатские с военной выправкой. Не желая ни во что вмешиваться, он старался их не замечать. Однажды Брегберг сказал:

- Послушай, Борб, сегодня у меня будут друзья.

Если кто-нибудь узнает об этом, я исправлю свою ошибку. Ты меня понимаешь, надеюсь?

Борб понял. Взволнованно сказал:

- Само собой разумеется, господин Брегберг, я никому ничего не говорю, это не мое дело, и я ничего не знаю. Но, господин Брегберг, узнать ведь могут и помимо меня.

- Вот-вот, об этом я и думаю. Будь начеку. Следи, чтобы никакая сволочь не совала сюда рыла.

С тех пор Борб потерял покой. Он стал соучастником какого-то дела, о котором не имел понятия. А Брегберг все прибавлял ему работы. Велел внимательно следить, как бы не появился у отеля какой-то однорукий. Каждый раз, выходя из дому, спрашивал: "Ну что, не появлялся однорукий?" Он явно боялся этого человека. Видимо, опасался, как бы тот не узнал, что Брегберг находится здесь.

И вообще Борбу было трудно. Он жалел фрау Шредер, над которой садистски издевался Брегберг. Недавно, поздно вечером, когда жизнь в доме затихла, к ней подошла Сильвия и, растягивая слова, скромно потупив глаза, сказала:

- Фрау Шредер, господин Брегберг просил передать, чтобы вы не запирали двери, он вернется часа через два. У него некоторые дела ко мне, Он будет у меня - Я стоял у входа, - рассказывал Борб, - и не слышал этого разговора. Я только услышал, что фрау Шредер плачет.

Все это остро переживал Борб, как и издевательства Сильвии над девочками, особенно над Эрикой. Сильвия не могла простить ей, что она хорошенькая. И тяжко приходилось девчонке, если при Сильвг/;ч ей делали комплимент.

Эрика не могла противиться Сильвии. Положение девушки было почти безвыходное Ее отец - плотник.

Все знали: на плотника Керна можно положиться. У него маленькая мастерская, и он прилично зарабатывал. Не настолько хорошо, чтобы накопить солидную сумму, но кое-что оставалось И вот года три назад он строил свинарник. Ему помогал сын заказчика. Этот растяпа не удержал бревно, и оно ударило Керна в грудь С тех пор ему трудно работать. И чем дальше, тем хуже. Последние полгода уже ничего не может делать.

В социальном отношении Керн находился в одной группе с владельцами заводов, фабрик, банков, универсальных магазинов По закону пенсия им не положена как лицам, ведущим самостоятельный род деятельности. Керн тоже вел самостоятельный род деятельности, поэтому пенсия не положена и ему. Правда, из восьми миллионов человек, входящих в эту группу и не имеющих права на пенсию, подавляющее большинство таких, как Керн, мастеровых, лоточников, торгующих сосисками или другой мелочью. Но Керну от этого не легче.

Среди его заказчиков были и довольно влиятельные лица. Они всегда оставались довольны его работой.

Они-то и пообещали устроить ему пенсию. Правда, пенсия по старости ему будет положена ровно через двадиать лет, когда стукнет шестьдесят пять. А пока он надеется на пенсию по инвалидности. Это сто двенадцать марок. Все-таки подспорье. Ведь только за квартиру надо платить четыреста шестьдесят. Конечно, он бы не стал такие деньги платить, но при этой квартире длинный коридор, где он работает. А зачем ему теперь мастерская? В конце концов послушал жену, и они переехали. Две маленькие комнатки, как коробочки, зато - двести восемьдесят. Для них даже это дорого, но что поделаешь. С тех пор как в шестьдесят четвертом году были отменены ограничения на квартирную плату, домовладельцы совсем посходили с ума.

И вот при таком положении в семье может ли капризничать Эрика? Борб понимает, надо смириться, но ему жаль Эрику.

Все это он рассказывал на обратном пути из Дюссельдорфа. А почти весь день мы провели у Вольфганга. Он на три года старше Генриха, тучнее, солиднее, и тем не менее похожи они друг на друга, как близнецы. Похожи не только лица. Манера говорить, голос, жесты - все одинаково. Только Вольфганг немного увереннее держится. Может быть, потому, что не так изломан жизнью.

Их отец был врач. Судя по всему, один из тех бескорыстных и честных людей, которые трезво оценивали обстановку в стране, но были не способны к борьбе.

И он просто сам, в силу своих возможностей, помогал людям жить. Сыновьям сумел дать образование и не сумел оставить наследство. Это был человек, интересовавшийся далеко не только своей профессией. Гордился, как он выразился, "техническим гением" немцев и поражался "исторической тупостью и авантюризмом" их политиков. Видимо, много от отца перешло к Вольфгангу.

После первых же вежливых фраз, вроде: "Генрих мне много говорил о вас, рад познакомиться", - он выложил свое кредо. Во-первых, не будь Гитлера, проклятой войны и поражения, еще неизвестно, кто первым оказался бы в космосе. И, во-вторых, он отнюдь не является сторонником коммунистического режима.

Однако под многими его суждениями, думаю, подписался бы любой коммунист. Видимо, этим словом так запугивают население, что порою, не понимая смысла, люди страшатся его. И кое-кто думает: уж если появится советский человек, тут же с ходу приступит к коммунистической пропаганде.

"МОЙ ДРУГ КОЛЛЕКЦИОНИРУЕТ ЗОЛОТЫЕ ЧАСЫ"

К слову, мне хочется здесь отметить одно обстоятельство. Мне кажется, и у нас не все правильно оценивают западных немцев. Мы часто пишем о реваншистских настроениях в Западной Германии, имея в виду определенные круги. В массе же западные немцы удивительно тепло и дружелюбно относятся к советским людям. В подтверждение я не могу привести какихлибо глобальных примеров. У меня их просто нет. У меня есть мелкие факты, но их много. Ну вот, например, такие В вагоне-ресторане я обедал в обществе трех незнакомых мне и друг другу немцев. Разговор шел в пределах: "Будьте любезны, соль". К концу обеда один из них закурил. Я сказал, что, если ему это безразлично, хотел бы поменяться с ним спичками, объяснив, что мой товарищ коллекционирует спичечные этикетки, которые, оказывается, о многом говорят не меньше, чем почтовые марки. В его альбомах уже, наверное, весь мир. А вот таких, по-моему, нет.