Страница 85 из 102
Как я узнаю об этом?
Звоните по телефону, не называя себя. Я узнаю вас по голосу и, если они вернутся, отвечу: «Ваш заказ исполнен». В противном случае поговорим о том о сем и повесим трубку. Если случится что–нибудь непредвиденное, я сама позвоню вам,— сказала официантка.
Понятно. А теперь прошу подать мне мою обычную порцию яичницы и чашечку черного кофе без сахара.
Субботний день прошел для Рунге в полной неизвестности. В воскресенье Магда предложила ему сходить в церковь, но он не согласился.
— Что–то нездоровится мне,— сказал он — Я полежу немножко, а если разболится голова, попробую выйти на свежий воздух.
Фрау Крамер ушла с детьми к обедне, а Рунге остался дома в ожидании новостей. Хотя с момента бегства заключенных из Маутхаузена прошло более суток, по радио все еще продолжали передавать предупреждения об опасности. Несколько раз сообщили о коротких, но кровопролитных схватках беглецов с преследующими их регулярными войсками и отрядами самообороны.
«Значит, где–то совсем близко происходят настоящие бои,— подумал Альфред.— Встречать Турханова должны были участники боевой группы из «Голубого Дуная». Может быть, в силу непредвиденных обстоятельств они втянулись в эти события и ждут теперь помощи. Не попытаться ли мне связаться с Соколовым?»
На всякий случай он позвонил в ресторан по телефону. Знакомой официантки на месте не оказалось. Сказали, что она работает во второй смене. Он хотел было связаться с Фанни, но в доме Вагнеров к телефону никто не подошел. Наконец сидеть сложа руки стало совсем невмоготу. «Выйду на улицу, потолкаюсь среди людей. Может быть, встречу кого–нибудь из знакомых и узнаю что–нибудь новое»,— решил он ,и начал одеваться. Как раз в это время появилась Фанни. Вид ее прямо поразил Альфреда: глаза были печальные, заплаканные, лицо,— бледное, исхудалое, губы дрожали, словно девушка вот–вот разрыдается.
Что с вами, Фанни? — удивленно воскликнул Альфред.— На вас лица нет. Случилось что–нибудь или, может, вы заболели?
Он убит. Его нет больше в живых.
С этими словами девушка повалилась на диван, уткнулась в подушку, расшитую серебром, и, судорожно вздрагивая всем телом, громко разрыдалась.
Имя Турханова не было произнесено, но Рунге без этого догадался, о ком шла речь. С трудом успокоив девушку, он начал расспрашивать ее о последних событиях. Она передала рассказ Иммермана о том, как им был найден труп Турханова, как его отправили в крематорий, как он выпросил на память его куртку.
Но, может быть, он ошибся,— возразил Рунге не потому, что сам не верил в такую возможность, а для то–то, чтобы у девушки осталась хоть какая–нибудь надежда.
Если даже он ошибся, если даже Турханову удалось бежать вместе с другими хефтлингами, все равно нет никакой надежды на его спасение. Рудольф дал мне возможность познакомиться со всеми донесениями, поступающими в гестапо по этому делу. Весь район Маутхаузена оцеплен войсками. Обстреливая из автоматов каждое подозрительное место, они прочесывают поле за полем, лес за лесом, овраг за оврагом, тщательно обыскивают все дома, осматривают каждый чердак, каждый подвал, каждый колодец, специально приготовленными железными кольями насквозь протыкают все стога сена и соломы. Охотятся не только на живых беглецов, но с помощью специально обученных собак разыскивают даже трупы, занесенные снегом. Беглецы, как правило, живыми не сдаются, но и тех, которые попадают в руки преследователей, после установления личности расстреливают на месте. За сутки уже убито около четырехсот человек. К поимке беглецов привлечены не только войска, полиция, отряды местной самообороны и все взрослое население ближайших городов и деревень, но и дети — школьники старших классов и члены организации «Гитлерюгенд». Гаулейтер распорядился поиски живых и мертвых продолжать до тех пор, пока не будет обнаружен и убит последний беглец, а чтобы убедиться в том, что он последний, пообещал лично пересчитать все трупы. Поэтому их пока не хоронят и не сжигают в печах крематория, а тщательно пересчитывают, записывают их номера и штабелем складывают на определенном месте. Как видите, у бежавших из лагеря нет никаких шансов на спасение.
Рунге внутренне согласился с ней, но ради нее самой продолжал возражать, приводя примеры, когда людям удавалось найти выход из самого безнадежного положения.
Не утешайте меня, я сюда приехала не за этим,—перебила его Фанни.— Вы знаете, я хотела спасти живого Турханова, но мне не удалось. Теперь я хочу спасти его доброе имя.
Как спасти? — не понял Рунге.— Разве что–то угрожает его доброму имени?
В гестапо собрано на него много компрометирующих материалов. Там есть доносы завистников, платных осведомителей, протоколы допросов разных сомнительных лиц. Все они в той или иной степени кладут пятно позора на светлый образ Турханова. В свое время мне пришлось переводить эти документы на немецкий язык. Я спросила тогда у Рудольфа, верит ли он сам этой галиматье. Он засмеялся и ответил: «Я–то не верю, но те, которые будут копаться в наших архивах после войны, могут поверить. Так мстим мы своим врагам после их смерти за то, что при жизни отказались сдаться и сотрудничать с нами». Словам шефа тогда я не придала особого значения, так как была уверена в возможности спасения Турханова. А теперь, когда он погиб, пора позаботиться о его добром имени,— решительно заявила Фанни.
И что же вы намерены сделать для этого?
Хочу поехать в Советский Союз и рассказать там правду о Турханове.
За последнее время Рунге привык к смелым высказываниям Фанни и всегда спокойно и серьезно выслушивал их, но ее намерение поехать в Советский Союз так поразило его воображение, что он только развел руками.
Фанни, милая девочка моя! — с улыбкой воскликнул он наконец.— Вы, наверно, забыли о войне? Во–первых, кто вас выпустит из Германии? – Во–вторых, кто поверит вам — немке по происхождению и сотруднице гестапо по профессии, если даже удастся прибыть в СССР? Вы об этом подумали?
Не беспокойтесь, все обдумано. Познакомьте меня с теми людьми, которые хотели освободить Тарханова. Я им расскажу все, и они переправят меня в Советский Союз.
Каким же это образом? — спросил Альфред.
Таким же, каким они должны были переправить Турханова через линию фронта.
Рунге задумался. До сих пор все его мысли и дела были направлены на выполнение боевой задачи, поставленной перед десантом по освобождению Турханова из неволи. «Теперь, когда Турханова нет в живых,— думал он,— наша боевая задача тоже должна измениться. Пока не поздно, поеду–ка я к Соколову, представлю ему Фанни и попутно выясню, что мне делать в дальнейшем».
— Хорошо, я повезу вас к своим товарищам,— согласился он.— Документы у вас с собой?
_— Да,— утвердительно кивнула головой Фанни.— * Кроме документов с собой я взяла кое–что из одежды и обуви. Надеюсь, ваши товарищи не отправят меня назад...
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
До ресторана «Молодой петушок» они доехали на «мерседесе», а оттуда, по выражению Цезаря, пришлось ехать гужевым транспортом. На базу десантников добрались к одиннадцати часам. Проводник привел их в штабной блиндаж, где Соколов, сидя за самодельным столиком, что–то отмечал на топографической карте.
Прошу прощения,— начал Рунге после взаимных приветствий,— в нарушение установленным правилам– пришлось явиться без вызова. Сами понимаете, последние события...
Да, да, понимаю,— перебил его командир.— Но, прежде чем перейти к делу, может быть, вы нас представите друг другу.
Виноват, товарищ, командир. Фанни Вагнер, капитан Соколов,— представил их Рунге.
Рад с вами познакомиться,— сказал Соколов, пожимая руку девушки.— Однако, должен признаться, событие это для нас явилось полной неожиданностью.
Простите, пожалуйста, возможно, я поспешила явиться к вам, но уверяю вас, после гибели Турханова я больше не могла оставаться дома.
Соколов с недоумением посмотрел сначала на Фанни, потом на Альфреда и, поняв, в чем дело, вдруг изменился в лице. Но истинный смысл происходящего ускользнул от внимания Рунге и он ни с того ни с сего вдруг смутился, начал оправдываться: